Яд против яда
Я уставилась в потолок. Он будто давил на меня своей белизной. Вчерашнее висело в голове тяжёлым грузом, как похмелье, только похмелье от чувств.
Телефон снова завибрировал на тумбочке, как будто издевался. Сообщения от Киры, от девчонок, даже от каких-то случайных людей. Все хотели что-то: ответа, объяснения, оправдания. А я — ничего не хотела.
Я выключила телефон и откинула его под подушку, словно пыталась похоронить вместе с ним всё, что произошло.
«Зачем мне это?» — повторила я вслух, но в комнате прозвучало так глухо, что стало страшно.
Я прижала ладони к лицу. В висках стучало, в груди — пустота. И именно в этой пустоте родился страх: а если Кира не остановится? Она всегда была такой — хищной, когда чувствовала, что теряет контроль.
Я резко села и обняла колени.
— Господи... — сорвалось у меня. — Я во что вляпалась?
Но ответа не было. Только тишина, нарушаемая моим собственным дыханием.
Мне хотелось просто исчезнуть. Раствориться. А больше всего — исчезнуть в прошлых объятиях Киры. В тех, где она казалась милой, заботливой, где её взгляд был тёплым, а руки несли спокойствие, а не боль. Не то что сейчас... сейчас вокруг только давление, холод, абьюз.
Я не понимаю, почему именно в этот момент во мне проснулось это желание — вернуться туда, где было мнимое тепло. Видимо, она оставила слишком глубокий отпечаток, который невозможно стереть.
И тут же, будто на контрасте, перед глазами вспыхнули воспоминания о Рони. О той ночи. О её смехе, о вкусe мятных сигарет на губах, о том, как мир рухнул и сложился заново в одном её прикосновении.
Я зажмурилась и вдавила лицо в подушку. Крик сорвался, глухой и рваный. Я била подушку кулаками, как будто могла вышибить из себя эту боль, избавиться от выбора, который душил меня изнутри.
Но легче не становилось. Только сильнее давило на грудь.
Я перевернулась на спину, тяжело дыша, чувствуя, как сердце всё ещё колотится в груди. Казалось, стены давят, потолок вот-вот рухнет, а воздух становится слишком вязким, чтобы его глотать.
— Всё, хватит, — выдохнула я.
Я поднялась с кровати, накинула черный худи и серые спортивные штаны и вышла. Двор был всё ещё влажным после ночного дождя, асфальт блестел под тусклыми фонарями. Я шла, не разбирая дороги — главное было уйти подальше от той комнаты, от мыслей, от Киры, от Рони... от себя самой.
И вдруг, впереди, прямо у стены с граффити, я заметила знакомый силуэт. Девушка стояла, облокотившись на кирпичную стену, и что-то печатала в телефоне. Даже если бы я видела её впервые, спутать было бы невозможно.
Виолетта.
__________________________________
Я сидела на ступеньках старого сквера, сжимая в руках пластиковый стаканчик дешёвого кофе. День был серым, люди вокруг куда-то спешили, и всё казалось чужим. Я чувствовала себя потерянной, будто вырванной из своего места.
— Эй, ты чего такая кислая? — услышала я над собой.
Я подняла взгляд — и замерла. Передо мной стояла девушка с короткими светлыми волосами, с татуировками на лице, которые сразу бросались в глаза. Но больше всего зацепила её улыбка — открытая, искренняя, такая, что будто не оставляла выбора: или ты отвечаешь, или тонешь в собственных мрачных мыслях.
— Я... — слова застряли в горле. Я понятия не имела, что ответить.
— Ну всё понятно, — она усмехнулась, садясь рядом без приглашения. — Типа «мир рухнул», да?
Я невольно хмыкнула. — С чего ты взяла?
— У меня морда такая же была, когда я вляпалась в первый серьёзный замес, — легко бросила она, вытаскивая сигарету. — Ты — Лея, правильно?
Я удивлённо повернулась к ней. — Ты откуда знаешь?
— Да слухи быстро разносятся, — пожала она плечами. — Тут о тебе уже половина тусовки говорит.
Меня это смутило, и я опустила глаза, но вдруг почувствовала, как её рука легонько коснулась моей. Не настойчиво, а будто случайно, но с каким-то простым человеческим теплом.
— Расслабься, — сказала она мягче. — Я не из тех, кто будет копаться в твоих тайнах. Просто... рада видеть.
Я подняла взгляд и впервые за долгое время почувствовала, как с души будто падает камень. В её харизме было что-то необъяснимое — не напор, не давление, а ощущение, что тебя принимают такой, какая ты есть.
— Я Виолетта, — протянула она руку с хитрой улыбкой. — И, если хочешь, сегодня ты не будешь одна.
__________________________________
Татуировки на лице сразу бросалась в глаза,их стало больше с нашей последней встречи — чёрные и красные линии на светлой коже придавали ей дерзкий, почти хищный вид. Но этот образ ломала её фирменная улыбка. Она умела светиться изнутри — и это не совпадало с её колючей внешностью, но именно в этом был весь её шарм.
— О, кого я вижу! — воскликнула она, убирая телефон в карман. Голос прозвучал легко, будто мы были старые друзья, хотя я не ожидала её встретить. — Ты выглядишь так, будто сбежала от конца света.Опять.
Сказала она и начала улыбаться.
Я застыла, не зная, что ответить.
— Ну что, угадала? — подмигнула Виолетта, подходя ближе. В её походке было что-то уверенное, но не давящее. Харизма била от неё волнами, и рядом с ней мои собственные страхи казались чуть менее страшными.
— Скорее... сбежала от самой себя, — выдохнула я, глядя в сторону.
Она засмеялась — коротко, звонко, будто мой ответ её порадовал.
— Тогда тебе точно нужна компания. Потому что, поверь, я мастер убегать от себя, — она кивнула в сторону соседнего двора. — Пошли, пройдёмся.
И впервые за долгое время я почувствовала, что, может быть, не всё ещё потеряно.
Мы двинулись вдоль пустой улицы. Лужи отражали тусклый свет фонарей, и от этого всё казалось немного нереальным.
— Ну, давай, рассказывай, — сказала Виолетта, сунув руки в карманы. — От кого ты бежишь? От парня? Девушки? Или, может, от полиции?
Я скосила взгляд на неё.
— С чего ты взяла, что я должна тебе что-то рассказывать?
— А с того, что у тебя лицо, как у человека, который носит в себе половину апокалипсиса, — хмыкнула она. — Я эти выражения знаю. У меня самой такое было.
Я вздохнула.
— Ты слишком наблюдательная.
— Это моя фишка, — она ухмыльнулась и посмотрела прямо на меня. — Я вижу людей насквозь. Даже тех, кто пытается спрятаться под маской.
Я отвела взгляд.
— А если я не хочу, чтобы меня видели?
— Тогда ты выбрала не того человека для прогулки, — отрезала она, но в голосе не было жесткости — только уверенность. — Я не умею делать вид, будто не замечаю чужую боль.
Я замерла на секунду. В её словах было что-то обжигающе честное. И в то же время — опасное.
— Ты реально... — я чуть прикусила губу, подбирая слова. — Ты реально думаешь, что можешь помочь?
Виолетта усмехнулась, её татуировка на лице будто заиграла при улыбке.
— Я не психотерапевт, не гуру и не спасительница. Но я умею слушать. И иногда — говорить то, что люди боятся услышать.
Мы шли дальше, и мне стало вдруг легче. Не потому, что я что-то рассказала, а потому что рядом была она. Слишком живая, слишком искренняя, слишком... настоящая.
— Ладно, — тихо сказала я. — Есть одна история... но если я начну, я не уверена, что смогу остановиться.
— Вот это уже интересно, — сказала Виолетта, её глаза загорелись. — Давай, жги. Улица всё стерпит, а я — тем более.
Я вздохнула, чувствуя, как слова рвутся наружу, но язык всё равно спотыкается.
— Это про Киру, — выдавила я наконец.
Виолетта кивнула так, будто это имя ей уже что-то сказало.
— Ага, выглядит так, будто она — твой персональный демон.
— Больше, чем демон, — я нервно усмехнулась. — С ней всё было... слишком. Сначала — как наркотик. Каждое сообщение, каждый взгляд будто подпитывал меня. Я верила, что она единственная, кто видит меня по-настоящему.
Я остановилась и сжала руки в кулаки.
— А потом... потом я поняла, что она видит только то, чем может управлять.
— О, — протянула Виолетта и присвистнула. — Контрольщица. Таких, знаешь, на улице тоже полно. Только одни воруют кошельки, а другие — твою свободу.
Я посмотрела на неё, и вдруг губы сами растянулись в кривую улыбку.
— Ты умеешь называть вещи своими именами.
— Да это просто моя фишка, — усмехнулась она, но глаза у неё оставались серьёзными. — И что, сейчас она продолжает давить?
— Да, — ответила я слишком быстро, будто боялась, что если замолчу, признаюсь во лжи. — Давит, давит, давит... и чем сильнее я отталкиваю, тем ближе она становится.
Мы свернули во двор с облезшими качелями. Виолетта села на одну, ноги у неё легко скользнули по гравию. Она покачалась и посмотрела на меня.
— А вторая? — спросила она, словно между делом. — Ты ведь не только от Киры бежишь.
Я резко вскинула взгляд.
— Откуда ты...
— Ну камон, — перебила она и усмехнулась, — у тебя на лице написано. Яд против яда. Только вот один — старый, другой — новый.
У меня пересохло в горле. Я прикусила губу.
— Рони.
Имя повисло в воздухе, тяжёлое, но сладкое.
Виолетта кивнула, не перебивая.
— И?
— И я не знаю, — выдохнула я. — С ней всё иначе. Слишком... живо. Слишком опасно. Она может сжечь меня быстрее, чем Кира, но при этом я... я хочу этого огня.
Виолетта прищурилась, а её улыбка стала мягче.
— Знаешь, мне кажется, ты не между двух огней. Ты просто до сих пор стоишь в пепле от первого пожара.
Я замолчала. Эта метафора врезалась в голову, как нож.
— Может быть, — прошептала я.
Виолетта покачнулась на качеле и подмигнула:
— Главное, не путай пепел с теплом.
И впервые за всё это время я почувствовала, что, может, кто-то и вправду понимает.
Я опустила голову, чувствуя, как глаза предательски увлажнились. Хотела проглотить слёзы, сжать кулаки до боли, но не вышло. Сначала дрогнул подбородок, потом всё внутри прорвало. Я закрыла лицо руками, но голос всё равно сорвался — глухо, рвано.
— Чёрт... я ненавижу себя за это.
Виолетта молча встала с качели, подошла ко мне и обняла за плечи. Не мягко, как это делают обычно, а крепко, жёстко — так, что стало ясно: она не даст упасть.
— Слушай, — сказала она, её голос был спокойный, без фальшивой жалости. — Плакать — это не слабость. Это просто способ выжить, когда всё внутри горит.
Я прижалась лбом к её груди, чувствуя запах её парфюма — лёгкий, с каким-то цитрусовым оттенком, и неожиданно вернулась память.
— Мы ведь... — всхлипнула я. — Мы ведь познакомились тоже вот так. Когда я ревела, как дура.
Виолетта усмехнулась и провела ладонью по моим волосам.
— Ага. Ты тогда сидела у крыльца с бутылкой колы, помнишь? У всех — пиво, у тебя — кола. И глаза красные, как у кролика.
Я фыркнула сквозь слёзы.
— Спасибо, очень ободрила.
— Да не, серьёзно, — её улыбка расширилась, я даже почувствовала, как дрогнули мышцы на щеке. — Я ещё подумала: «Вот эта девчонка упрямая. Все ломятся в одно и то же дерьмо, а она — в сторону». И я знала, что мы сойдёмся.
Я подняла на неё взгляд.
— Ты всегда была такой? Уверенной?
Виолетта пожала плечами.
— Снаружи — да. Внутри... сама понимаешь. У каждого свои тараканы. Но я тогда увидела тебя и решила: ну хоть кому-то я буду нормальной.
Мы замолчали. Только качели скрипели рядом, и фонарь отбрасывал наши тени на мокрый асфальт.
— Знаешь, Лея, — продолжила она чуть тише. — Иногда самые важные люди появляются в тот момент, когда ты меньше всего готов. И не потому, что они решают твои проблемы, а потому что они просто рядом.
Я вцепилась в её худи сильнее.
— Ты реально думаешь, что я справлюсь?
Она посмотрела прямо в меня, её татуировка будто ожила в полумраке.
— Я знаю, что ты справишься. Потому что если бы ты была слабой, ты бы уже сдалась.
Мы двинулись дальше, прочь от качелей, по узкой улице, где асфальт блестел от дождя. Лужи отражали небо и редкие фонари, и казалось, что мы идём по грани двух миров: реального и того, где можно быть честной.
Виолетта шагала уверенно, руки в карманах, плечи чуть приподняты — будто весь мир ей был впору. Я ловила себя на том, что мне проще дышать рядом с ней. Словно она вытягивала из воздуха весь страх, оставляя только кислород.
— Ну, — сказала она, чуть повернув ко мне голову. — Ты же понимаешь, что я не дам тебе отделаться молчанием. Внутри у тебя что-то гремит так, что слышно даже отсюда.
Я сжала зубы. В груди опять закололо.
— Если я скажу... — я сбилась, остановилась на секунду. — Ты подумаешь, что я жалкая.
Виолетта остановилась тоже и развернулась ко мне. Её улыбка была чуть мягче, чем обычно.
— Я о себе столько всего думаю каждый день, что меня вряд ли удивит твоя история. Но слушать я буду честно. Без приукрашиваний, без осуждений.
Я отвела взгляд. Ладони похолодели. Сердце било так громко, будто хотело выпрыгнуть.
— Это было... — слова застряли в горле, но я выдавила их. — Это было с Рони.
Уголки её губ дрогнули — то ли от неожиданности, то ли от интереса.
— С Рони, говоришь? — спокойно переспросила она. — Ладно, продолжай.
— Мы... — я сглотнула. — Мы были вместе. В ту ночь. Я думала, это всё алкоголь, дурость, но... нет. Она... она смотрела на меня так, будто я — не ошибка. И я позволила.
Я закрыла лицо руками. Слова вышли рваными, будто я признавалась в преступлении.
— А теперь Кира... она знает. Она видела. И я... я между ними. Между тем, кто ломает меня, и той, кто... кто может сломаться из-за меня.
Виолетта молчала несколько секунд. Я боялась поднять глаза. Но вдруг услышала её тихий смех. Не насмешку — нет. Он прозвучал тепло, почти по-доброму.
— Вот это да, — сказала она. — Лея, да у тебя сюжет для целого сериала.
Я подняла голову.
— Ты издеваешься?
— Нет, — покачала она головой. — Просто... ты живая. Ты любишь, ошибаешься, боишься, выбираешь. Это и есть жизнь. И то, что ты рассказала, — это не делает тебя жалкой. Это делает тебя настоящей.
Я уставилась на неё. Её глаза светились — тёплые, несмотря на холодный воздух. И я впервые за долгое время почувствовала, что меня не осудили. Не придавили. Не сломали.
Мы пошли дальше. И я вдруг поняла: ночь, город, мокрый асфальт, и рядом — Виолетта, которая слышит меня. Всё это вместе стало тем, чего мне так не хватало: свободой.