Осколки в голове
Я захлопнула дверь квартиры и прижалась спиной к холодной стене. Казалось, сердце вот-вот вырвется из груди. Я закрыла глаза, глубоко вдохнула — и ничего. Лёгкие всё равно будто сдавлены, воздух не проходит.
Кира.
Её руки, её голос, её глаза — в голове, как заезженная пластинка.
— Чёрт... — выдохнула я и со злости пнула кроссовок, сбросив его в сторону.
Я бросилась на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Хотелось вырвать из памяти всё, что было час назад. Её пальцы на моей шее, её слова: «Смотри на меня, Лея».
Хотелось, но я знала — не смогу.
Почему всё снова дошло до этого?
Почему я опять позволила ей сломать меня?
⸻
Мы с Кирой знали друг друга слишком давно, чтобы делать вид, что всё началось случайно.
Первая встреча — та, которая перевернула мою жизнь, была совсем другой.
Это было два года назад. Я только вернулась в город после провала — громкого, унизительного. Бизнес, который я строила, рухнул. Деньги ушли, люди отвернулись, я осталась с долгами и гордостью, которая не позволяла просить помощи.
И тогда появился шанс. Мутная сделка, хорошие деньги. Я согласилась, потому что выхода не было. И именно там, в том баре на окраине, я увидела её впервые.
Кира сидела на подоконнике, курила и смеялась так, будто этот мир принадлежал ей. На ней был тот самый бомбер, рваные джинсы и цепь на шее. Хищный взгляд, острые скулы, уверенность, от которой хотелось то ли убежать, то ли подойти ближе.
— Ты новенькая? — её голос был низким, с насмешкой. — Или просто заблудилась?
— А тебе какое дело? — огрызнулась я, хотя внутри дрогнула.
Она улыбнулась. Так улыбаются только те, кто привык ломать чужие стены.
— Дело всегда есть, когда рядом что-то интересное.
Тогда я ещё не знала, что эта улыбка станет моим проклятием.
⸻
— Чёртова сука... — выдохнула я в темноту комнаты.
Телефон завибрировал на прикроватной тумбочке.
Я посмотрела на экран.
Кира.
Сообщение:
«Я ведь говорила: после „ненавижу" ты всегда приходишь. Завтра, 22:00. Ты знаешь куда.»
Я сжала телефон в руке так, что побелели пальцы. Сердце снова заколотилось.
Я хотела удалить это. Заблокировать её. Закрыть тему раз и навсегда.
Но вместо этого я просто легла на спину, уставилась в потолок и почувствовала, как внутри разгорается огонь, от которого невозможно убежать.
Я сидела на кровати, обхватив колени, и пыталась собрать мысли в кучу. Но всё внутри было спутано: гнев, стыд, притяжение, страх. Каждое воспоминание о Кире обжигало.
Всплывали моменты, как она впервые коснулась меня: мягко, но так, что я сразу почувствовала, кто здесь контролирует игру. Мгновение, когда её руки на моей талии заставили меня забыть о гордости, и я впервые позволила себе дрогнуть. С тех пор каждая встреча с ней была испытанием — игра на грани боли и желания.
Я закрыла глаза, пытаясь заглушить мысли, но они не поддавались. Её голос снова звучал в голове, низкий, хриплый:
— Лея... ты моя.
— Нет... — шептала я сама себе, но даже вслух это звучало уже не так уверенно.
Но стоило мне выдохнуть, как телефон снова завибрировал.
Звонок.
Экран светился её именем, будто дразня. Я не брала. Сидела, вцепившись в подушку, слушала, как сердце колотится в ушах.
Звонок прекратился. Тишина.
А потом — новое сообщение.
«Лея. Не беси меня.»
Я сглотнула, пальцы задрожали. Её слова всегда были простыми, но в них было что-то, от чего по спине бежали мурашки. Как будто она могла дотянуться до меня сквозь экран, сжать за горло и заставить слушаться.
— Чёрт... — прошептала я, стирая пот со лба.
Я встала, прошлась по комнате, будто от этого зависела моя свобода. Но правда была в том, что никакой свободы у меня не было. С тех пор, как я впустила её в свою жизнь, она заняла всё: мысли, тело, дыхание.
Две секунды — и ещё одно сообщение:
«Ты всё равно придёшь. Я тебя знаю.»
Я села обратно, уставилась на экран. Хотелось разбить этот чёртов телефон о стену. Хотелось закричать. Но я лишь отключила звук и отбросила его подальше, на пол.
В груди было пусто. Только глухой гул и злость на саму себя. Я рухнула на подушку, зажмурилась, и где-то на грани сна меня догнали воспоминания.
начала искать тот чёртов телефон. Он валялся где-то под кроватью, как будто тоже пытался сбежать от всего этого. Я нащупала его пальцами, вытащила и долго смотрела на тёмный экран.
Не ей. Только не ей...
Но мозг предательски выдавал единственное имя, которое могло дать хоть каплю воздуха.
Рони.
Я нажала на контакт и приложила телефон к уху. Гудки тянулись мучительно долго. Казалось, каждая секунда тишины разрывает меня изнутри.
— Алло? — её голос был хриплым, сонным.
Я прикусила губу, чтобы не сорваться на всхлип.
— Рон... Я... чёрт... — горло перехватило, слова застряли.
— Лея? Что случилось? Ты плачешь? — она сразу проснулась, голос стал жёстче.
Я замолчала на пару секунд, глядя в одну точку, пока ком подступал к горлу.
— Она... опять... — выдавила я.
Тишина на линии стала тяжелее воздуха в комнате.
— Кира? — голос Рони зазвучал ледяным.
Я всхлипнула и кивнула, хотя она не могла этого видеть.
— Я... не могу, Рон. Я клянусь, я пыталась...
Слышался только её прерывистый вздох, потом скрип кровати, шаги.
— Где ты?
— Дома... — прошептала я.
— Жди. — коротко и резко.
Связь оборвалась.
Я осталась сидеть на кровати, сжимая телефон так, будто от этого зависела моя жизнь. Сердце колотилось так сильно, что я не услышала, как за окном снова раздался звук двигателя, приглушенный смех и... шаги по лестнице.
Минуты тянулись, как вечность. Я ходила по комнате, то садилась, то вставала, снова и снова проверяя экран телефона, хотя знала — она не позвонит.
Каждый звук за дверью заставлял сердце вздрагивать, но это была не Кира. Слава богу.
Через пятнадцать минут раздался звонок в дверь. Лёгкий, быстрый.
Я кинулась открывать, даже не посмотрела в глазок.
Рони.
В спортивной куртке, с растрёпанными волосами и глазами, полными тревоги.
Она молча обняла меня так крепко, что я впервые за этот вечер почувствовала хоть какую-то опору.
Я уткнулась лицом в её плечо, вдохнула запах её парфюма и выдохнула то, что копилось: хриплый всхлип, сдавленный стон.
— Всё... всё хорошо, — прошептала она, гладя меня по спине. — Я здесь, слышишь?
Я кивнула, но слёзы текли, будто кто-то сорвал внутри дамбу.
Мы прошли в комнату. Она усадила меня на кровать, сама села рядом, не отпуская мою руку.
— Лея, скажи честно... она снова подняла на тебя руку?
Я покачала головой.
— Нет... — прошептала я, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Не так.
— Тогда как? — мягко, но настойчиво.
Я замерла, глядя на свои колени. Воспоминание обрушилось внезапно, с такой силой, что я даже вздрогнула.
⸻ Флэшбэк
Тот вечер. Мы были у неё.
Я уже собиралась уходить, но она резко перекрыла путь.
В её взгляде было что-то дикое, опасное.
— Куда это ты? — хриплый шёпот, шаг ближе.
— К себе. Кира, я устала... — сказала я тихо, но голос предательски дрогнул.
Она усмехнулась, провела пальцем по моей шее, задержавшись на ключице.
— Устала? А кто час назад шептал, как хочет меня? Хм?
Я сглотнула.
— Я... не хочу ссориться...
— Да? — она схватила меня за волосы, заставив запрокинуть голову. Боль пронзила кожу, но я даже не вскрикнула — знала, что ей только этого и нужно.
Я попыталась вывернуться, но её хватка только усилилась. Ладонь легла на моё лицо, большой палец провёл по губам, грубо вдавливая их.
— Вот так. Молчи. Красиво молчи.
Я почувствовала вкус крови, когда прикусила губу от унижения.
Но всё равно осталась. Потому что ненависть к себе была сильнее желания уйти.
⸻ Конец флэшбэка
— Лея? — голос Рони вернул меня в комнату. Она сжимала мою руку, её глаза были полны боли и злости. — Что она с тобой сделала?
Я всхлипнула и покачала головой.
— Я дура. Я всё знала, Рон. С самого начала знала...
Она притянула меня к себе, обняла за плечи.
— Ты не дура. Ты живая. А она... — Рони прикусила губу, явно сдерживая слова. — Слушай меня внимательно. Ты больше к ней не вернёшься. Ни шагу, слышишь?
Я закрыла глаза. Хотела сказать «да», но внутри уже зналось другое.
Я не была уверена.
Рони резко поднялась, и я едва успела уловить, как скрипнули ножки по полу.
— У тебя есть что выпить?! — крикнула она, даже не оборачиваясь, уже шагая в сторону кухни.
Я поспешила за ней, чувствуя, как воздух между нами стал тяжелее от ее резкости. Открыв холодильник, нащупала пару холодных бутылок пива. Стекло было влажным, скользким в руках.
Мы молча присели за стол, бутылки глухо стукнулись о деревянную поверхность. Крышка со звоном отлетела в сторону, и в нос ударил терпкий запах хмеля.
— Ну, за что пьем? — Рони провела языком по губам, но взгляд ее скользнул по мне, задержался на лице, на дрожащих пальцах, которыми я сжимала горлышко бутылки.
— Просто... чтоб не думать, — выдохнула я, чувствуя, как внутри все сжимается.
Она слегка нахмурилась. Подалась ближе, и теперь между нами оставалось всего ничего — сантиметров двадцать.
— Ле... — тихо сказала она, не таким голосом, каким обычно шутила или спорила. Этот звук прозвучал почти трогательно. — Ты... ты в порядке?
Я сделала глоток, чтобы не отвечать, и пиво оказалось слишком горьким, будто специально.
— Все нормально, — выдавила я, отводя взгляд.
— Нормально? — она фыркнула, но в этом фырканье не было злости. Больше отчаяния. Ее рука легла на стол рядом с моей, и пальцы едва заметно коснулись моих. — Ты на себя не похожа, Лея.
В груди что-то кольнуло. Слишком близко. Слишком много в ее взгляде — беспокойство, которое я не просила, и еще... что-то, от чего хотелось то ли сбежать, то ли шагнуть навстречу.
Я резко поставила бутылку на стол, чтобы скрыть дрожь.
— Не начинай, Рони. Просто... давай выпьем, ладно?
Она молча кивнула, но глаза не отвела. И этот взгляд прожигал сильнее, чем алкоголь.
Мы выпили молча, глотки тянулись тяжело, как будто пиво было свинцом. Рони не сводила с меня глаз, а я делала вид, что рассматриваю узоры на столешнице.
— Лея, — наконец заговорила она, и голос был хриплым, словно в горле застрял ком, — ты ведь знаешь, что я не дам ей тебя сломать.
Я подняла взгляд. В этих словах было не просто обещание — угроза. Но не мне, а ей. Кире.
— Поздно, Рон, — выдавила я, чувствуя, как дрожь подступает к пальцам. — Она уже...
— Нет. — Она резко качнула головой, почти ударив кулаком по столу. — Не смей так говорить. Ты не её вещь.
Я усмехнулась — коротко, горько.
— Смешно слышать это от тебя.
— Почему? — её глаза вспыхнули.
— Потому что... — я замялась, вдыхая воздух, словно он был ножом. — Ты сама ведёшь себя так, будто я тоже твоя.
Рони замерла. Тишина повисла между нами, натянутая, как струна. Только тиканье часов где-то в коридоре и наше тяжёлое дыхание.
Она придвинулась ближе, настолько, что я почувствовала её тепло. Её рука коснулась моей щеки — мягко, осторожно, как будто я могла разбиться от одного движения.
— Может, потому что это правда, Лея.
Мир будто дернулся. Я не дышала. Только её пальцы на моей коже и этот взгляд — голодный, упрямый, слишком честный, чтобы его не заметить.
— Рон... — мой голос дрогнул, но я не отстранилась. — Не надо.
— Надо, — прошептала она и слегка сжала мою ладонь. — Потому что я не собираюсь смотреть, как ты убиваешь себя ради неё. Я не она, Лея. Я никогда не сделаю тебе больно.
Я закрыла глаза, чувствуя, как внутри всё срывается с места. Гнев, страх, вина — всё смешалось с тем, чего я боялась сильнее всего: с желанием.
Её губы были другими. Не холодными, не властными, а горячими, требовательными, но при этом — живыми. Она не заставляла, она просила, даже когда прижимала меня к столешнице так, что я почувствовала её силу.
Моя спина коснулась холодного дерева, а её тело — жара, от которого перехватывало дыхание. Рони стянула с меня футболку одним движением, пальцы скользнули по плечам, и я вздрогнула от контраста температуры.
— Ты дрожишь... — её голос был низким, с хрипотцой, от которой внутри всё сжималось.
— Я... — слова застряли, но не от страха. От желания.
Она провела губами по моей шее, задержалась на ключице, оставив лёгкий прикус, и я не сдержала стон. В голове пронеслось: «У Киры всё было болью». Здесь — нет. Здесь я впервые чувствовала, что могу дышать.
Её ладони скользнули по моим рёбрам, мягко, будто она боялась причинить боль, хотя я знала — сил у неё хватит, чтобы раздавить. Но она не давила. Наоборот. Каждый её жест был вопросом: «Можно?» И я отвечала только телом, выгибаясь навстречу, зацепляя ногтями её спину.
Когда она подняла меня на руки и отнесла к кровати, я уже не думала ни о чём. Мир сжался до её дыхания у моего уха, до горячих поцелуев, которые оставляли следы на коже.
Её пальцы были везде — жадные, но осторожные. Скользнули по животу, чуть ниже, и я дернулась, вцепилась в простынь, глухо выдохнув её имя:
— Рон...
Она замерла на секунду, посмотрела в глаза. И я увидела там то, чего так боялась и так хотела: желание, смешанное с нежностью.
— Скажи, если не хочешь, — прошептала она, губами касаясь моей щеки.
— Хочу, — выдохнула я, и голос сорвался на стон.
После этого она больше не сдерживалась. Каждый её поцелуй был признанием, которого она не могла произнести словами. Каждое прикосновение — попыткой стереть с меня следы боли, которые оставила Кира.
Я потерялась во времени. Был только хрип её дыхания, вкус на губах и ощущение, что впервые за долгое время меня не ломают, а собирают по кускам.
Её поцелуи становились глубже, жарче. Я чувствовала, как тело горит, а дыхание рвётся клочками. Каждое её движение было медленным, выверенным — она будто изучала меня, как карту, по которой боялась сделать неверный шаг.
Рони спустилась губами ниже, оставляя лёгкие следы, будто отмечая каждую точку, где я дрожала сильнее всего. От прикосновений к рёбрам у меня перехватило дыхание, а когда её губы коснулись живота, я выгнулась, не в силах сдержать тихий стон.
— Лея... — её голос прозвучал где-то у самой кожи, хриплый и нежный одновременно. — Ты даже не представляешь, как долго я этого хотела.
Мир поплыл, всё вокруг растворилось. Был только её горячий шёпот и медленные, обжигающие прикосновения. Я зажмурилась, вцепившись в простыню, чувствуя, как волна за волной накрывает меня — и не от боли, как раньше, а от чего-то нового, пугающе приятного.
Когда её дыхание стало ближе, ниже, я уже не могла думать. Только ощущала, как она бережно, осторожно доводит меня до грани, заставляя забыть всё — даже собственное имя.
И в тот момент, когда я сорвалась, когда тело выгнулось дугой, а голос предательски выдал всё, что я пыталась скрыть, я поняла: назад дороги нет. Между нами уже нет линий.
Рони поднялась, обняла меня, прижимая к себе так крепко, словно боялась, что я исчезну. И я утонула в этом объятии, впервые за долгое время чувствуя себя не сломанной — а целой.