Глава 4
– Рина, что случилось? Выглядишь ужасно, – обеспокоенно произнесла Саша, когда девушка подошла к их небольшой компании. Энни, Жан и Конни с недоумением рассматривали однокурсницу, казалось, постаревшую на несколько лет всего за одну ночь, а ведь ещё вчера Пирс источала энергию, которой в электрическом эквиваленте могло хватить на целый город, а после того, как ей кто-то позвонил на сотовый и, если исходить из односложных фраз, произнесённых в ответ Арины, отказалась от чего-то, девушка распалилась не хуже Везувия и умчалась в неизвестном направлении, словно мантру повторяя всевозможные проклятия и угрозы. И вот теперь, она стоит перед ними совершенно разбитая, со стеклянными кукольными глазами и бледным, как полотно лицом.
– Пирс, неужели поняла, что совершила глупость, подав заявление на участие в конкурсе проектов? – усмехнулся Кирштайн, истолковав увиденное по-своему, и не дождавшись ответа, продолжил:
– Не волнуйся, ещё можно снять свою кандидатуру. Всё равно срок сдачи работ через неделю.
– Жан, прекрати! – прикрикнул на парня Армин. Он и Микаса только подошли к товарищам, но услышали и увидели достаточно, чтобы понять: у Рины случилось что-то по-настоящему серьёзное. Акерман шагнула ближе к другу и попыталась обнять её, но та только недовольно посмотрела на девушку, словно запрещая проявлять жалость.
– Нет, Микаса, – заговорила, наконец приходя в себя, Пирс, – в чём-то он прав. Я могу просто отказаться от участия!
Теперь в лёгкое недоумение пришли абсолютно все, ибо услышать от Рины намерение сдаться не приходилось даже на парах профессора Ханджи, когда эта сумасшедшая преподавательница предлагала на живом примере изучить реакцию человека на тот или иной раздражитель, в результате чего Пирс, будучи вызванной в добровольно-принудительном порядке, оказывалась то заперта в шкафу, то оглушена свистом, то облита с головы до ног водой, температура которой могла колебаться от одного до сорока градусов. Но сейчас, эта бесстрашная студентка всерьёз думает отказаться от борьбы!
– Раз считает, что всё это было только ради проекта, то чёрта с два я опубликую его! – начиная заводиться, сказала Рина и, сделав голос на несколько тонов ниже, с издёвкой кого-то спародировала:
– «Комиссия будет в восторге!», «Удачи на конкурсе!». Можно подумать, это моя вина, что всё так обернулось!
Друзья слушали страстный монолог Пирс, совершенно не понимая, о чём та говорит, но девушке этого и не нужно было, сейчас она не более чем размышляла вслух, подводя итог своим ночным мыслям, терзавших студентку с момента её ухода от профессора. С решимостью во взгляде Арина повернулась спиной к друзьям и зашагала в сторону кафедры. Всё очень просто. Как же она раньше не поняла это!? Одна бумажка – и конец её мучениям, непрошеным мыслям и саднящей боли в груди.
Девушка уже почти дошла до нужного кабинета, как ожил её сотовый, и Пирс с изумлением увидела на дисплее имя звонившего.
– Отец? – удивилась Рина, размышляя о причине звонка родителя, несмотря на то, что все в семье знали её расписание и никогда не смели отвлекать в учебное время. Но гадать было бессмысленно, поэтому девушка ответила, немного отойдя от дверей кафедры к противоположной стене коридора. К великому облегчению Пирс дома ничего не случилось, а отец просто перепутал дни недели и позвонил узнать, как дела, будучи уверенным, что сегодня дочке только к третей паре и она ещё в общежитии. Перекинувшись парой фраз, они попрощались, и Арина убрала аппарат в карман, вновь направляясь к своей цели, как вдруг остановилась.
– Что я делаю?! – прошептала студентка, замерев в нескольких сантиметрах от двери. Сейчас, после звонка отца, она вспомнила, почему вообще участвовалп в этом конкурсе. Ведь главной целью был перевод на бюджет, а проект – не более чем инструмент её достижения. Конечно, в процессе работы с профессором у неё появилось ещё одно желание – действительно помочь Риваю справиться с фобией, но это стремление никак не было связано с её первоначальной задачей. А значит, поддавшись эмоциям, она чуть не совершила ещё одну серьёзную ошибку. Стало безумно стыдно перед родителями, которым Рина пообещала перевестись, а потому попросила не беспокоиться об оплате за этот семестр. Она не подумала о последствиях своего решения, просто пошлп на поводу у своих чувств, забыв о главном.
– По крайней мере, комиссия будет в восторге, а значит, у меня есть шанс на победу, – грустно произнесла Пирс и поспешила уйти из университета, вернуться в квартиру Микасы, где ещё было много работы с подготовкой последней части проекта.
*****
– Энни, о чём задумалась?
Девушка удивлённо посмотрела на собеседника, но быстро справилась с эмоциями и вернула себе каменное выражение лица.
– Ничего важного, – спокойно произнесла она. Сидящий напротив неё мужчина тяжело вздохнул, ему было больно видеть дочь такой, но исправлять собственные ошибки было уже поздно, ибо он сам виноват в том, какой стала его девочка. Почему-то раньше Леонхард-старший не сомневался в правильности выбранной им тактики воспитания: никому не доверять и видеть в каждом врага, но со временем понял, что таким образом превратил дочь в волка-одиночку, не способного пойти на близкий контакт даже с членами семьи. То, что они в данный момент сидели за ужином в честь приезда отца в ресторане, а не в квартире Энни ярко говорило об этом.
– Я же вижу, что тебя что-то беспокоит, – не унимался мужчина, решивший, во что бы то ни стало вытянуть дочь на откровенный разговор и помочь ей, рассчитывая хоть так вернуть утраченное доверие.
– Всё дело в конкурсе проектов, – всё же ответила девушка после небольшой внутренней борьбы. – Я уже упоминала об этом, но не рассказала тебе о споре с моим одногруппником: проигравший уходит из университета.
– Что?! Зачем ты это сделала?
Энни подняла взгляд на отца, но промолчала, явно не собираясь объяснять свой поступок. Мужчина, уже знакомый с таким выражением лица девушки, решил оставить попытки выяснить обстоятельства столько глупого и одновременно безмерно амбициозного пари и сразу перешёл к главному.
– Ты не уверена в себе?
– В комиссии.
– То есть у него большие связи?
– Нет, даже наоборот. Но речь не об этом. Его тема, она может подкупить судей наличием ребёнка в качестве объекта исследований. Из-за этого они могут оценить его выше, хотя в самом явлении лунатизма не так уж и много чести.
– Мне кажется, твоё исследование ритуалов больных обсессивным синдромом* имеет больше шансов на победу. В отличие от этого паренька, у тебя было целых три объекта, а так же ты вывела некую общность их ритуалов. Уверен, тебе не о чем беспокоиться.
– Да, ты прав, – признала Энни, вновь взвесив все «за» и «против». В себе она уверена, и это главное, а ещё...
– Я смогу победить, к тому же Пирс собралась отказаться от участия, а она, по большому счёту, была единственной сильной противницей.
Леонхард-старший натянуто улыбнулся, но для себя незаметно сделал пометку позвонить декану и, при обсуждении очередного взноса в исследовательский фонд, поговорить о никчёмности работы по сомнамбулизму и девушке по фамилии Пирс, так как есть вероятность её участия, ведь дочь не могла знать наверняка.
*****
До конкурса осталась всего неделя, а сегодня Рина сдала окончательный вариант проекта. Пришлось изрядно помучиться и напрячь несчастную фантазию, чтобы описать процесс работы над каждой ступенью лечения, особенно над последней. Даже по прошествии стольких дней поистёршиеся воспоминания о поцелуе неожиданно ярко всплыли перед глазами, стоило только начать писать. Сухие строчки научного стиля будили в девушке те же чувства, что она испытала в момент близости с Риваем, из-за чего руки начинали подрагивать, и приходилось отодвигать клавиатуру в сторону, замирая в надежде успокоить бешено стучащее сердце.
Она влюбился.
Теперь, когда они перестали видеться, Пирс нашла в себе силы признать это. Однако, на душе становилось только поганее, стоило вспомнить, как профессор вышвырнул его за дверь. Арина ему не нужна, как и её чувства. Достаточно посмотреть на тот безразличный взгляд, коим студентку награждал Ривай, когда им случалось столкнуться в одном из коридоров университета. Именно из-за этого девушка перестала посещать его лекции и в принципе старалась меньше попадаться на глаза мужчине. Друзья только удивлённо перешёптывались, но не рисковали спросить о причине странного поведения Пирс, списав всё на волнение из-за предстоящих аттестаций, о которых та, на самом деле, даже не вспоминала...
До конкурса осталась всего неделя, Ривай знал это совершенно точно, поскольку так и не зачеркнул запись с датой его проведения в ежедневнике. Хотя неоднократно пытался сделать это, но всё же не смог. Казалось, если избавиться от неё, то вместе с этой пометкой уйдёт нечто важное для мужчины, и только совсем недавно он понял, что это – Арина. Мысль о студентке не отпускала Ривая ни на минуту с того момента, как он захлопнул дверь, оставив растерянную даму на лестничной площадке. Поначалу профессор испытывал лишь гнев, потом пришло понимание ситуации и лёгкое сожаление, а вот раскаяние и признание неправоты заблудились где-то на середине пути, так и не почтя своим присутствием мужчину, хотя совесть всеми силами намекала на необходимость оных. Однако, все её попытки потерпели фиаско, столкнувшись с гордостью Ривая, не позволившей назвать себя виноватым, но заставившей в одном определиться точно.
Он не влюбился.
Память услужливо подкидывала с десяток вполне научных объяснений поведения мужчины, особенно в момент поцелуя, позволяя пресечь на корню любые сопливые мысли о высоком чувстве. Профессор по несколько раз на дню повторял себе эти доводы в надежде заглушить ноющую боль в груди, появлявшуюся в момент встречи с Пирс или когда взгляд падал на злосчастную надпись. Первое время было тяжело, но вот студентка стала всё реже появляться в коридорах университета, а потом и вовсе прекратила посещать его лекции, что помогло мужчине укрепиться в правильности своих слов относительно продуманного плана лечения фобии, который Пирс не постеснялась воплотить в жизнь, воспользовавшись состоянием пациента. И хотя образ коварного врача никак не вязался с характером дамы и, в принципе, казался притянутым за уши, сознание быстро ухватилось за спасительную идею, позволившую утопить боль в презрении и ненависти.
Нет, он не влюбился.
Он просто не мог зачеркнуть запись в ежедневнике и не более...
*****
– Саша, кажется, ты говорила, что всё будет хорошо. А теперь, как думаешь? – с беспокойством смотря на четвёрку финалистов, вполголоса спросил Армин у подруги, которая увлечённо жевала очередной батончик с нугой и с интересом слушала председателя комиссии, разъяснявшего и без того понятные вещи относительно проведения защиты работ.
– А разве что-то изменилось? – удивилась девушка.
– Энни и Жан вышли в финал, третий участник – Марко Бодт, а значит, не представляет никакой конкуренции, ну а про Рину говорить даже не хочется! Пусть она и пытается улыбаться, вспомни её состояние в последние две недели. С таким настроением только на кладбище ехать впору, а не представлять проект, – принялся растолковывать происходящее Арлерт. – Сложи всё вместе и получишь гарантированную борьбу за первое место между нашими спорщиками! И если ты не помнишь, то проигравший уйдёт из университета!
Блаус задумчиво посмотрела в потолок конференц-зала, выделенного специально для проведения мероприятия, снова перевела взгляд на подиум с выступающими и, повернувшись к однокурснику, недоумённо произнесла:
– Подумаешь, Бодт прошёл отборочные. Я же не провидица, чтобы и это знать наперёд. И ты сам сказал, что он – не конкурент им. Расслабься.
– А Рина!?
– Армин, успокойся, – перебила парня сидящая рядом Акерман. – Интуиция Саши никогда не подводила. Просто поверь в неё.
– Господи, Микаса, – обречённо вздохнул Арлерт, – ты всерьёз думаешь, что всё уладится именно благодаря участию Рины?!
– Может, будет ничья? – внёс предложение Конни.
– О, мне нравится эта идея! – оживилась Блаус и, в знак поддержки идеи друга, протянула тому очередной батончик. Армин и Микаса только обеспокоенно переглянулись, но решили промолчать, приготовившись внимательно слушать первого выступающего. К трибуне, смущённо улыбаясь, подошёл Марко. Защита проектов началась.
– Вам не кажется, что профессор Шардис слегка перегибает палку, – прошептала Микаса, склонившись к друзьям.
– Слегка?! – Конни страшно округлил глаза и возмущённо затараторил. – Да он чуть не линчевал их публично! Согласен, работа Марко не самая удачная, но за что он так с Жаном?!
– Мне тоже не понятно, зачем было обвинять его в попытке давить на комиссию ребенком в качестве объекта наблюдения? – отозвался Армин. – Он проделал действительно хорошую работу, даже почти нашёл истинную причину болезни. Будь у него больше опыта и времени, то возможно, сейчас речь шла бы о конкретных результатах, а не прогнозах и предположениях. Но, в конце концов, мы ещё студенты!
– Энни, по-моему, досталось меньше всех, – заметила Саша, после увиденного переставшая даже жевать и поникшая духом, как впрочем и все присутствовавшие в зале, где повисло гнетущее чувство обречённости и необъяснимого страха. – Может, у него особая нелюбовь к парням?
– Вряд ли, – поспешил возразить ей Армин. – Я всё это время наблюдал за членами комиссии: многие были согласны с его претензиями, в том числе и декан. Он даже несколько раз одобрительно кивнул Шардису, когда тот приставал к Жану с вопросами о привлечении стороннего врача для «профессионального» лечения ребёнка, а к Энни, о возможном знакомстве её объектов между собой, а оттого и схожести их ритуалов.
– Не знаю, – упрямо протянул Конни. – Леонхард он задал вопрос, а Жану словно обвинение зачитывал. Странно всё это.
– Меня беспокоит Арина, – тихо шепнула на ухо Армину Микаса. – Она почти не реагирует на происходящее, хотя сейчас настала её очередь выступать.
– Может, она очень уверена в работе, – с очевидным даже для самого себя сомнением предположил Арлерт. – И её проект идеален, что придраться не к чему?
– Не знаю, – тяжело вздохнула Акерман. – Если б она хоть рассказала нам, о чём писала.
– Вот сейчас и услышим, – произнёс он и замолчал, так как к трибуне с отсутствующим видом подошла Рина и, стараясь не смотреть в зал, начала выступление.
Несмотря на настроение юной леди, голос её звучал твёрдо и уверенно, поэтому погрузившаяся в преддепрессивное состояние аудитория заметно оживилась, словно скинула с себя оковы, и с интересом начала слушать студентку. Сама Пирс немного суховато и отрешённо рассказала о фобии, её особенностях и известных способах лечения, после чего перешла уже непосредственно к содержанию своей проектной работы. И что-то изменилось. В какой-то момент Арина неожиданно остановился на полуслове и задумалась, на её губах мелькнула еле заметная улыбка, а глаза перестали походить на стекло, в них появилась теплота. Кто-то из комиссии почтительно кашлянул, чем вернул девушку в реальность. Извинившись, Пирс продолжила выступление, но оно кардинально отличалось от того, как было начато. Студентка с энтузиазмом рассказывала о постановке диагноза, немного возмущённо о самом объекте и его «милом» характере, дай бог каждому врагу такого пациента, с сочувствием о составленном списке, послужившем планом лечения, а каждая пройденная ступень стала маленькой отдельной историей, наполненной своей неповторимой атмосферой и целым калейдоскопом различных эмоций. Только о последнем пункте Ариеа предпочла отозваться сдержано и, не особо распространяясь о подробностях, к тому же по легенде, что могла она знать, о чувствах целовавшихся в тот момент якобы бывшей девушки и пациента, о том, как приятно было обнимать мужчину, какими на вкус оказались его неожиданно нежные губы, как подрагивали кончики пальцев от нарастающего возбуждения, и как не хотелось останавливаться, когда раздался этот чёртов звонок? Этого она знать не могла.
Не должна была.
Но знала.
Выступление подходило к концу, а Рине показалось, словно заканчивается нечто большее. Здесь и сейчас она поставит точку. Если бы все присутствующие только знали, что для неё этот проект и доклад, рассказанный, как рабочие записи врача, – это три самых счастливых месяца в её жизни, это история её несчастной любви, и заслуженного искупления за её неправильность, это всё, что осталось у неё от Ривая.
Пирс закончила выступление чисто машинально, благодаря ранее написанному и выученному тексту речи, даже особенно не задумываясь о том, что говорила в конце. Слишком сильно захлестнули её эмоции.
В себя онп пришла от шквала аплодисментов от аудитории и членов комиссии, поспешивших задать несколько вопросов о заинтересовавших их фактах и попросить подробнее рассказать о некоторых моментах лечения. Рина с готовностью отвечала жюри, стараясь сохранить всё ту же улыбку на лице, хотя это было и сложно, учитывая эмоции, что испытывала девушка в тот момент.
Декан и профессор Шардис настороженно переглянулись. Кайт должен был всеми силами завалить любого участника, так или иначе претендовавшего на первое место, за исключением Энни, ради которой всё это и было затеяно. Но что делать с Пирс? Её проект без сомнения мог назваться лучшим за последние пять лет. Декан начал заметно волноваться, понимая, что если ничего не сделает, то не видать им в следующем месяце щедрого подарка от Леонхарда-старшего в качестве пожертвования в научно-исследовательский фонд университета. Конечно, он может в открытую выступить против Пирс и поддержать проект Энни, но это было чревато потерей авторитета как среди преподавателей, так и среди студентов. В данный момент Шардис был единственным, кто участвовал в махинациях декана, а потому вся надежда только на его сообразительность, которая не подвела. Мужчина дождался ответа студентки на очередной вопрос и встал. Все затихли в ожидании его слов.
– Думаю, все мои коллеги согласятся со мной, если я назову эту работу лучшей из всех, когда-либо представленных в рамках данного конкурса, – все члены жюри утвердительно закивали, обмениваясь маленькими комментариями меж собой, подтверждая правильность слов Шардиса, который, однако, не спешил заканчивать свою речь. – И все они подтвердят, что справиться с фобией на указанной в документах стадии очень непросто. А если быть точнее, под силу только квалифицированному психиатру с определённым опытом работы. Поэтому, дабы развеять сомнения, которые могли появиться у других членов комиссии об истинном авторстве данного исследования, прошу госпожу Пирс назвать имя объекта для возможности проверки всего выше изложенного.
В зале воцарилась мёртвая тишина, все напряжённо замерли, и только один из зрителей нервно сжал руки. Рина растеряно смотрела на Шардиса, словно не поняла его слов.
– Простите, – чуть хриплым от волнения голосом произнесла, наконец-то, девушка, – вы хотите, чтобы я раскрыла имя пациента?
– Совершенно верно.
– Нет, – жёстко ответила студентка, даже ударив рукой по трибуне. – Я не нарушу врачебную тайну! И вы по закону не можете заставлять меня.
– С правовой точки зрения, Пирс, это распространяется только на человека с врачебной лицензией, коей у вас нет, а значит, я вполне могу требовать предоставить всю информацию по объекту.
– Но...
Девушка растерянно посмотрела на листы с речью, но не увидела там ничего нового. Её загнали в угол.
– Если откажетесь назвать имя, то будете дисквалифицированы по подозрению в лучшем случае в плагиате, в худшем в элементарном вранье, – продолжал напирать Шардис, – мало ли, что можно придумать и сочинить за три месяца.
Зал молчал, не зная как реагировать на происходящее. Саша, Конни и Армин всеми силами удерживали Микасу, пытавшуюся вырваться из рук друзей и лично поговорить с настырным профессором. Члены комиссии тихо перешёптывались, решая принимать во внимания слова Шардиса или снять требование раскрытия инкогнито. Всё же определённая логика была и в его словах. Справиться с мизофибией мог только врач с опытом работы, что, конечно, не исключало возможность удачного исхода лечения и у студентки, но не играло ей на руку. Среди зрителей однозначно витала мысль отстать от несчастной девушки и спокойно объявить о её победе, хотя нашлись и те, кто после слов члена жюри засомневался в честности Пирс. И был ещё один человек, сидевший ближе всех к выходу и почти невидимый для находившихся на сцене. Он сидел ровно, уперевшись взглядом в одну точку, стараясь отрешиться от всего происходящего и морально готовя себя к тому, что сейчас Рина назовёт имя объекта. Конечно девушка сделает это, он не сомневался. Да и какой смысл той молчать? Дисквалификация поставит крест на возможном переводе на бюджет, более того, поселит в преподавателях и однокурсниках сомнения на её счёт, а значит, сделает жизнь в университете просто невыносимой. Пирс не должна, а просто вынуждена открыть личность пациента, иначе всё, к чему он шла так долго и стремительно, – рухнет. Но что же она тянет? Ведь прекрасно понимает, что стоит на кону.
– Хорошо, – не поднимая головы, произнесла Арина, и все взгляды, кроме одного, устремились к ней. – Я согласна на дисквалификацию.
Зал поражённо ахнул, а некоторые члены комиссии и вовсе встали со своих мест.
– То есть вы готовы признать факт жульничества? – окрылённый успехом, решил поглумиться над девушкой Шардис.
– Нет, – всё так же смотря на бумаги с речью, глухо отозвалась Пирс. – Я просто отказываюсь называть вам имя моего пациента.
– Если он, конечно, был, – протянул тот с издёвкой.
– Был! Не сомневайтесь! – неожиданно громко раздалось из зала, и все посмотрели в сторону говорившего. Ривай медленно поднялся со своего места, позволив всем и каждому видеть себя. – Объектом исследования Арины Пирс был я – Ривай Бранд.
*****
– Молодая леди, приехали, – сказал водитель, но его пассажира уже и след простыл. Мужчина, в душе порадовавшись, что взял оплату заранее, только подивился скорости, с которой девчонка выскочила из такси и побежала к одному из подъездов. Сразу видно, к парню спешила, не иначе, хотя вариант с пожаром тоже подходил, особенно если учесть, как взволнованно выглядела пассажирка, когда называла необходимый ец адрес. Посмеявшись своим мыслям, водитель связался с диспетчером и отправился на новый вызов, так как было и без слов понятно, ждать возвращения клиентки не придётся.
Рина остановилась перед знакомой дверью. Дыхание было тяжёлым и частым, поскольку студентка, наплевава на здравый смысл и слишком, на её взгляд, медленный лифт, взобралась на нужный этаж пешком по лестнице, да ещё со скоростью, которой мог позавидовать любой профессиональный спортсмен. Несколько минут девушка постояла на площадке, стараясь отдышаться и привести себя в более менее божеский вид, после чего подошла к квартире и замерла, занеся руку над кнопкой звонка.
«Что я делаю?!» – пронеслось в голове Пирс, но необходимость в ответе пропала сама собой, когда раздался громкий щелчок и дверь перед девушкой распахнулась.
– Профессор, – мгновенно севшим голосом произнесла Арина, испуганно глядя на хозяина квартиры. – Можно войти?
– Помнится, в прошлый раз разрешение тебя не интересовало.
– Я... не..., – вконец растерялась студентка, но после минутной заминки смогла всё же взять себя в руки, невольно проведя параллель со своим первым визитом к преподавателю домой, что позволило надеяться на благополучный исход её действий, если проявить больше упорности и уверенности в себе.
– Тогда, может, вновь созвать ваших соседей и позвонить-таки в полицию?
– Угроза, Пирс?
– Скорее конструктивное решение вопроса.
– Не умничай, а то передумаю, – с этими словами Ривай отступил вглубь прихожей, приглашая девушку войти, что та и поспешила сделать, пока мужчина и правда не отказался от своего решения.
Один в один, как в прошлый раз, фраза о чае, уже знакомая гостиная, столь же удобное кресло и даже те же чашки с горячим напитком. Только теперь оба чувствовали себя виновато и смущённо одновременно. Первая не выдержала гнетущего молчания Рина.
– Профессор, почему?
– Небо голубое? Земля круглая?
– Почему рассказали комиссии, что были моим пациентом?
– А почему ты отказалась назвать имя?
– Это не важно.
– Не для меня, – возразил Ривай и серьёзно посмотрел в глаза девушки. – Если хочешь, чтобы я сказал, то сперва ответь. Но честно! Без увиливаний и недомолвок.
– Я не отступаюсь от своих слов. Раз обещала сохранить ваше инкогнито, то сделала бы это в любом случае.
Пирс с вызовом посмотрела на мужчину, прекрасно понимая, что тот не осмелится требовать от неё другого объяснения, хотя излишняя поспешность ответа и его явная шаблонность красноречиво говорили о неискренности студентки . Профессор пристально смотрел на собеседницу, но, уяснив, что не дождётся от неё правды, решил принять условия игры и ответил так же сухо-наигранно.
– Как преподаватель, я не мог позволить коллегам проигнорировать качественно выполненное исследование, к тому же бросить тень на мою будущую дипломницу.
Теперь пришла очередь Рины сверлить взглядом Ривая, который с невозмутимым видом потянулся к чашке с уже начавшим остывать чаем.
– Что-то не так, Пирм? – насмешливо приподняв бровь, поинтересовался мужчина, заметив выражение лица студентки.
– Нет, всё просто замечательно, – процедила сквозь зубы девушка и поднялась с кресла. – Я, пожалуй, пойду.
«И зачем, тогда спрашивается, приходила?» – подумал Ривай, но решил промолчать, делая вид, что ему всё равно. Рина молча вышла в прихожую и замерла, задаваясь тем же вопросом. Ведь, когда она шла, нет, бежала со всех ног к профессору, то знала, что хочет сказать и услышать в ответ, но почему-то сейчас всё полетело к чертям, отказываясь подчиняться заранее продуманному плану. Хотя это слишком громко сказано, ибо о каком плане могла идти речь, если она с трудом выуживала из памяти события последних четырёх часов, тщетно стараясь составить из них целостную картину произошедшего. И стоило подумать об этом, как сознание, словно насмехаясь над ней, решило, наконец, снизойти до своей хозяйки и позволило вспомнить всё в мельчайших подробностях.