Сказание Пепельной долины

- Древние камни поют на ветру... плохой знак. - Проговорила старуха, пряча под шерстяной плащ свои седые косы, концы которых были спрятаны в берестяные коробочки, украшенные замысловатым орнаментом. Девушка ничего не ответила. Ветер завывал, проходя сквозь отверстия в замшелых мегалитах, отчего вся долина наполнялась печальными стонами. Листья ещё не распустились, а потому перелески вдали чернели на фоне охры поросших прошлогодней травой холмов.

- Скажи, Уттама, почему боги оставили нас? - Старуха посмотрела на девушку: ветер трепал её тёмно-русые, заплетённые в длинную косу с бронзовым кольцом на конце волосы, а взгляд светло-голубых глаз был направлен вдаль. Как будто бы прямо сейчас она смотрела в своё далёкое будущее, но едва ли могла там что-то различить. Что ей ответить на этот вопрос? Можно сказать так много, и в то же время стоит ли вообще говорить хоть что-нибудь. Уттама положила руку на голову девушки, и та перевела на неё взгляд своих пронзительных глаз.

- Забудь о богах, девочка моя, когда надо они сами о тебе вспомнят. Они помогают лишь самым достойным, так что не надейся, что они спустятся на землю и спасут тебя. Дед твоего прадеда был архоном, а это что-то да значит. Я научила тебя читать, потому что знала, что тебя ждёт великое будущее.

- Я стану архоном?

- Кто знает. Их не видели уже сто двадцать лет. Я не знаю, станешь ли ты первой, кто запоёт с тех времён, но в одном я уверена: ты не обычный человек, и тебе надо беречь себя, чтобы дожить до той поры, когда твой настоящий потенциал зацветёт яркими лепестками.

- Я буду беречь себя, Уттама. - Сказала девушка, закрыв глаза. - Обещаю тебе.

- Небесные сферы пришли в движение. Мёртвая луна восходит. Время для обряда настало.

Девушка кивнула и вслед за старухой отправилась в сторону огороженного частоколом поселения. Солнце уже зашло, а над чёрным горизонтом восставала мертвенно-бледная луна с тёмными пятнами. Вторая же ещё не показалась. Они шли по каменистой тропе, переходя с холма на холм, а буйный ветер развевал их шерстяные плащи, в которые они всё сильнее кутались. Старуха шла впереди крепким шагом. Казалось, она не постарела ни на день с той поры, когда Мара была ещё совсем маленькой, и умелые руки Уттамы помогли ей появиться на свет. От поселения тянуло дымом и скотом. Ветер переменился и теперь дул им в спину, будто бы подгоняя и без того быстрые шаги.

Когда же они вошли в селение, на пустыре меж домами уже собрался народ. На краю пустыря стоял холм, увенчанный древним раскидистым дубом, вкруг которого были врыты каменные скрижали. Студёная вода несколькими тонкими ручьями спускалась от древа к подножию холма, впадая в неглубокий пруд, казавшийся чёрным в вечерних сумерках. В воздухе стоял запах мокрого дерева и горючей смолы от факелов, что держали над головами люди. Маре долго пришлось всматриваться в толпу, чтобы наконец обнаружить родной профиль. Длинный нос, тонкие брови, волосы, спрятанные под платком, обеспокоенный взгляд. Мама.

- Мама! - Прошептала девушка, подбегая ближе. Женщина улыбнулась, её глаза просияли, когда она увидела дочь. Мара обняла её. Мамины руки всегда были такими тёплыми, что даже сквозь платье на спине их тепло достигало кожи. Мара уткнулась в её плечо, как вдруг рядом заслышала голос отца.

- Пф, "мама"! - Проворчал рослый, но сгорбленный мужчина, он выглядел куда старше своих лет, а морщины впечатали в его лицо вечное презрение. - Пора тебе о муже думать, а ты всё "мама-мама"!

Мара отстранилась от матери и потупила взор. Ей было всего шестнадцать, но она уже заметила, что друзья её отца стали относиться к ней иначе. Всё чаще они бросали взгляд на неё, не как на ребёнка. Их глаза проходились по её губам, касались тонкой шеи, ощупывали грудь, как бы Мара не прятала её под накинутой поверх платья шалью. Хотя и прятать-то было особо нечего. Но они всё равно вожделели её, а отец не обращал внимания. Как скоро они пожелают коснуться её не только глазами? Отец был бы рад отдать Мару кому-нибудь из них, да только не выгодно это будет, ведь они все простые крестьяне. А единственную дочь хотелось бы продать подороже. Какому-нибудь городскому ремесленнику, или даже священнику, если повезёт.

Толпа расступилась, пропуская траурную процессию. Несколько человек несли деревянный ящик, внутри которого виднелось тело белокурого юноши. Лицо его было синим, глаза заплыли, а разорванная нижняя губа оголяла белые зубы.

- За что его так? - Ошарашенно прошептала Мара.

- За дело, ясен ляд! - Прорычал отец и сплюнул. Мара посмотрела на маму, но та отвела взгляд. В тот же миг девушка заметила в толпе высокую фигуру в белой накидке. Это был худой седовласый человек. Мара знала в лицо всех жителей селения, но его видела впервые. Он бесстрастно следил невидящим взглядом за мертвецом.

- Кто это там? - Шепнула девушка матери.

- Где?

- Вон там, белая фигура!

- Да тихо вы, - рявкнул отец. Мара видела, как тёмно-синие глаза матери пытаются отыскать в толпе таинственного незнакомца, но не находят, хоть из-за белого одеяния он явно выделялся в толпе. Тем временем процессия добралась до пруда, возле которого стояла Уттама. Покойника опустили на землю, и старуха побрызгала на него священной водой.

- Lotra da uui Lurone, toln Ala nundo zeytar da Tor ellban ollen. Indasra da ilfanro ollen Onollroaiss, oll dyenira nundo zaell Itona a hunna Sioll. Ступай с миром, Кох, сын Кауда.

- С-с-с ми-и-ир-р-ром-м... - Послышался сиплый голос из ящика. Уттама отпрянула. Над селением поднялся ветер и где-то вдалеке ещё истошней завыли старые мегалиты, будто бы возвещая пришествие мертвецов. - Убийцы хоронят убитого... - Донеслось в завываниях ветра. - Как же мыслям моим упокоиться?! Я им тебя не отдам!

Ветер взвизгнул и разбросал толпу вокруг Мары. Упав на землю, девушка закричала. Её вдруг обдало жутким холодом. Все взгляды уставились на неё. Смотрел на неё и бледный человек своим немигающим взглядом. Зрачков определённо не было, но тогда почему он смотрел так точно?

- Уйди, дурёха! - Прохрипел отец и, схватив Мару за руку, оттащил в сторону. Взгляды за ней не последовали, а значит... девушка оглянулась на мать. Чёрный ветер, обнимая беспомощную фигуру женщины, вливался в её не естественно широко раскрытый рот. Из распахнутых в ужасе тёмно-голубых глаз матери текли кровавые слёзы.

- Hoin! Rellera alaun! Nundo kaivessa ossan Lurinero kaivessa do Froro volin Damin. - Взревела Уттама, широкими шагами рассекая толпу. Вдруг послышался хруст костей и сдавленный стон. Спина одержимой лопнула, а рёбра с треском вывернулись наизнанку и удлинились, обратившись в некое подобие костяных крыльев. Кожа висела на рёбрах подобно перепонкам, а стопы удлинились, превратив пятку во второе выгнутое назад колено. Череп треснул и, разорвав кожу, сформировал острый костяной клюв в нижней половине лица, а первые фаланги пальцев прошили кожу, став острыми, словно иглы, когтями. В воздухе повис тяжёлый запах горячей крови. Чудовище было в ярости, но только оно замахнулось когтистой лапой, как в его грудь вонзились вилы. Оно издало новый вопль и тотчас же шейные позвонки перебило воткнутое в затылок копьё. Тварь забилась в агонии, не в силах сдвинуться с места и тогда кто-то плеснул на него маслом и поджёг факелом. Несколько новых копий пронзили захваченное духом тело, пока оно бессильно содрогалось в судорогах, охваченное пламенем. Когда же наконец-то силы оставили его, чёрный вихрь поднялся вновь, однако, он уже был куда слабее. Бледный человек в мгновение ока оказался рядом. Он скинул с себя накидку оголив худощавый торс и Мара увидела, как под кожей его беззвучно вопят и извиваются души людей, будто бы унесённых течением под лёд. Что же они хотели сказать, из-под полупрозрачной кожи, не пускающей их наружу? Человек простёр руку над чудовищем и ветер в мгновение ока утих. Тело обмякло и убийцы выдернули из него копья. Голова с глухим стуком рухнула наземь, окатив Мару кровавыми брызгами.

"Мамины руки... мамины глаза... мама!" Мара подползла ближе и тогда она впервые в жизни услышала голос. Она не разобрала, что он говорил. Сжимая изуродованную обгоревшую кисть, Мара чувствовала, как стремительно холодеет рука. Она сжала её изо всех сил и закричала. Так громко, что даже сама оглохла от своего крика. В глазах потемнело, не то от слёз, не то от бессилия.

- Мама... - прохрипела она, прежде чем тьма окончательно сомкнулась на её горле.

***

Рывком поднявшись с кровати, Мара с силой ударилась головой о невысокую притолоку. Взвизгнув от боли, она схватилась за ушибленный лоб и осторожно улеглась обратно на мягкое ложе. Где-то неподалёку потрескивали поленья в печи, в воздухе стоял запах свеже сваренной похлёбки из грибов и оленины. Когда боль поутихла, девушка приоткрыла один глаз. Она лежала на застеленном шкурами топчане. С потолка свисали подвешенные на верёвочках плетёные амулеты и пучки целебных трав. На полках стояли горшки с порошками неизвестного назначения, выдавая в хозяйке дома Уттаму. На печке стоял чугунный горшок с торчащим из него деревянным черпаком и зазывно источал аппетитный аромат, так и заставляющий онемевшее тело снова напрячься и подняться с постели.

Мара спустила босые ноги на деревянный пол и потёрла голову, оглядываясь по сторонам. Хозяйки нигде не было видно. Она встала с кровати, но тут бурной волной её захлестнули воспоминания! Мама! Дух! Бледный человек! Кровь... Неужели... всё это было взаправду? Голова закружилась, и девушка, бессильно побледнев, осела обратно на топчан. Послышались шаги и в комнату вошла Уттама. Она обеспокоено поглядела на Мару и поспешила намочить тряпку, чтобы приложить к её ушибленному лбу, на котором уже стала заметна шишка.

- Боги, нельзя же так резко вставать, милая... - Проговорила она. Мара наклонила голову, подставляя лоб старухе. Ощутив её заботливые прикосновения, она закрыла глаза и с ресниц тотчас же сорвались хрустальные слёзы. Мгновение спустя они разлетелись на осколки, разбившись о платье девушки.

- Что произошло, Уттама? - Дрожащим голосом спросила Мара. - Что там вообще произошло? Где моя мама? - Старуха только вздохнула. Она помедлила с ответом, после чего отложила тряпку и крепко обняла девушку.

- Дух забрал её, милая... - Прошептала она на ухо девушке. Та ничего не ответила. Слёзы лились из неё беззвучно. Она уткнулась в плечо старухи и почувствовала, как объятия сжали её крепче. Маре понадобилось какое-то время, чтобы успокоиться. Наконец, она отстранилась от Уттамы и вытерла лицо рукавом.

- Какого... чёрта там произошло? - Зло спросила она. - Почему? Почему именно её?

- Я не знаю... - Покачала головой старуха.

- Там был человек... - Вдруг вспомнила Мара. Бледный как смерть... - Бледный как смерть в белой накидке! - Уттама сдвинула брови. Она явно не припоминала никого похожего.

- В нашей деревне никто не носит белые накидки... - Осторожно начала она. - Только городские священники.

- Нет, на нём было другое одеяние, он... - Тут ей вспомнились лица страждущих свободы людей, просвечивающих сквозь его полупрозрачную кожу. - Лица... просвечивали сквозь его кожу... - Проговорила Мара, силясь вспомнить больше подробностей. - И этот голос...

- Какой голос?

- Голос... в голове... я слышала его тогда, но не разобрала, что он говорит. И вот сейчас... как будто...

- О чём он говорит?

- Молчит сейчас... - Мара помотала головой. Она уже не понимала, сходит ли она с ума, или всё это происходит взаправду. Может она ещё спит, всё ещё спокойно спит в своей кровати и скоро этот кошмар оставит её?

- Молчит? - Переспросила старуха. Девушка поморщилась, пытаясь вслушаться.

- Он говорит о кошмарах... о том, что я всё ещё сплю... не могу разобрать.

- Ты напугана, Мара, - Сказала мягким голосом Уттама, - но и это, и голоса в твоей голове... всё это пройдёт. А вот фигура в белом плаще... полагаю, я могу ответить на твой вопрос о том, кто это был.

- Кто же это?

- Древние звали его Акшаях, но тебе он должно быть знаком, под именем Ирник. Это дух погибели, забирающий души мёртвых и порождающий заново до тех пор, пока в новых жизнях они не сумеют очиститься от своих старых грехов. Обычно его видят те, кто стоит на грани смерти и лишь в последние мгновения жизни, но почему-то вчера он явился тебе... - Старуха задумалась. Мара закрыла глаза.

- Что они сделали с мамой? - Спросила она. Уттама снова вздохнула.

- Я просила их не делать этого, но толпа озверела и меня никто не послушал... Они сбросили тело в овраг и сожгли.

- В овраг? - Просипела Мара. - Как преступницу? Как рабыню?..

- Как... чудовище. - Тихо проговорила Уттама.

- Но она не была чудовищем, ты же это знаешь! - Процедила девушка. - Её место на холме. А не в овраге! Она ничем не провинилась, она не заслужила подобного поругания!

- Люди... не станут устанавливать ей могильный камень. - Покачала головой Уттама. - Прости, Мара... тут я ничем не могу помочь.

- А что отец?

- Твой отец, он... - Она задумалась, прежде чем дать ответ. - В трауре.

- Пьёт?

- Пьёт.

- Я должна её похоронить, Уттама. Должна, как ты не понимаешь...

- Я всё понимаю, девочка моя... но... - Уттама не знала, что сказать. Ведь, хоть она и сочувствовала Маре, законы руннигамской церкви о чистоте погребения были просты. Нельзя было хоронить на возвышенности человека, чьё тело осквернил тёмный дух...

- Да плевать мне на эти законы, Уттама, это моя мать! - Вскричала Мара, и слёзы вновь подкатились из её глаз. Старуха в изумлении воззрилась на подопечную.

- Как ты...

- Что?

- Я не произносила этого вслух... - Прошептала Уттама.

***

Пот ручьями стекал по её носу, срываясь с самого кончика в чёрную земляную бездну... или это были слёзы? Несмотря на то, что Мара повязала на лоб платок, чтобы придержать волосы, ткань уже настолько промокла, что не могла удержать больше влаги. Мышцы болели, но каждым новым усилием она вгоняла лопату всё глубже и глубже в землю. Мягкая почва, разрыхлённая тонкой паутинкой травяных корешков, давно осталась позади и теперь лопата то и дело натыкалась на тяжёлые холодные камни, которые, тем не менее до сих пор девушке удавалось извлекать из земли и отбрасывать в сторону. Несколько раз руки срывались и острые края камней рассекали ладони девушки, отчего древко лопаты в нескольких местах потемнело от крови.

Этот холм всегда нравился маме. Высокий и просторный, с него открывался прекрасный вид на всё городище и распаханные вокруг него поля. Весна выдалась холодной и пасмурной, а потому кое-где ещё виднелся не стаявший снег. На север от холма лежали поросшие лесом предгорья Зубов Рудгаса, что плотным кольцом окружали Пепельную Долину. Если взобраться на один из поющих камней, что венчал этот холм, можно было даже увидеть далёкие башни Старграда, некогда богатого торгового города, которому и принадлежала вся эта долина.

- Почему мы не живём рядом с этими башнями, мамочка? - Спрашивала Мара много лет назад, вцепившись ручками в мох поющего камня на вершине этого самого холма.

- Потому что там и без нас хватает сапожников. - Улыбнулась женщина.

- Разве папа не лучший сапожник на свете? - Удивилась девочка.

- В мире слишком много сапожников, Маруша, всегда есть кто-то лучше. Зато в нашей деревне больше никто обуви не делает, а потому здесь он точно лучший. Он нашёл своё место и людей, которым может помогать. - Сказала она. Когда-то мама могла дать ответы на все вопросы Мары. Как будто бы она знала об этом мире всё, но почему же тогда это не уберегло её от столь ужасающей участи?

- За это ты его и любишь? - Спросила девочка.

- Наверное, да. - Мама тогда улыбнулась. Так искренне и свободно, что эта улыбка осталась в памяти дочери навсегда. В последние годы она почти не улыбалась, говоря об отце. Куда счастливее её делали разговоры о Кохе, которого в тот день хоронили. "Я не отдам тебя им!" - вспомнила слова духа Мара и остановилась. Она стояла по пояс в свежевырытой могиле, а рядом на сухой прошлогодней траве лежала промасленная мешковина, куда Мара бережно собрала прах и обгорелые кости. Она перевела взгляд на растрескавшийся череп, как вдруг мимо со свистом пронёсся камень. Затем ещё один. Она обернулась и увидела местных мальчишек.

- Грешно закапывать на холме чудовище! - Крикнул один и швырнул очередной булыжник, целясь в голову.

- Деды и прадеды, за деревню погибшие на холмах лежат, а ты кого зарывать собралась?! - Крикнул второй. Ещё двое одобрительно загалдели.

- Моя мать не была чудовищем! - Процедила сквозь зубы Мара.

- Была! Была! Мы сами видели! Все это видели! Мы расскажем в деревне всем!

- Убирайтесь отсюда, пока я этот черенок вам в глотку не забила! - Воскликнула Мара, выбираясь из могилы. Новый камень она отбила лопатой. Камень высек искры из окованного лезвия и отлетел в сторону. Мальчишки дрогнули, но самый храбрый швырнул ещё один камень. Мара снова взмахнула лопатой, но промазала и камень рассёк ей лоб. Девушка зарычала и бросилась за мальчишками, но те тут же унеслись с криками в деревню. Вернувшись к могиле, она бережно взяла кости и, покрепче завернув их в мешковину, положила на дно ямы.

- Не волнуйся, матушка. - Сказала она тихо. - Разрывать могилу они не станут. А помешать мне тебя схоронить не успеют. Спи спокойно теперь. И пусть твой дух отыщет сияющую дорогу к Луне.