Глава 9
— Все, что ты рассказал, кажется мне чем-то невероятным, хотя и сомневаться в твоих словах у меня нет причин. Однако я хочу тебя заверить — ты не спишь, — Корбин был поражен услышанным. В поведанной Анваром истории было слишком много таких подробностей, которые, казалось бы, просто нельзя придумать. — Я не знаю, как это произошло, возможно, волшебство в будущем окажется способным и на подобное, и появится способ с помощью колдовства преодолеть не только расстояние, но и отправиться в прошлое... Только ты сейчас в реальном мире. Надеюсь, это не очень тебя расстроило.
— Я все же думаю, что это, — Анвар оглянулся по сторонам, — всего лишь мой самый чудесный сон, потому что до меня никогда не доходили слухи о чем-нибудь подобном. Хотя я и сам уже сомневаюсь в правоте собственных выводов. Мне жаль родителей и братьев, но... Нет, я не сокрушаюсь и не расстраиваюсь, — подводя итог, отвечая на вопрос и улыбаясь, заверил он. — А можно, я тоже у тебя спрошу?
— Конечно. Я тебя слушаю, — Корбину стало любопытно, что в первую очередь попытается выведать у него Анвар.
— Почему ты не дал мне самому разобраться с тем Хоро? Не сомневайся, я и без оружия смог бы проучить его так, что он забыл бы, как языком трепать.
— Нельзя. Мне нельзя видеть, когда в драке проливается кровь. Понимаешь, моя магия очень чувствительна к силе ненависти, которая рождается в потасовке и подкрепляется кровавой жертвой. Я тогда становлюсь опасен. Мое существо бунтует против насилия, и одновременно моя магия избавляется от тех, кто позволяет себе подобное, к тому же не самым ласковым способом. Мне приходится прилагать очень много усилий для того, чтобы успокоить свою колдовскую суть. По этой же причине меня не стоит злить. Запомни это, — Корбин задорно улыбнулся, несмотря на серьезность своих слов.
— То есть тебя нужно беспрекословно слушаться и ни в чем не перечить? — поддержал его игривый тон Анвар.
— Желательно. Но, если без шуток, я достаточно сдержанный человек, чтобы кому бы то ни было оказалось легко вывести меня из себя.
— Что-то я подобного не заметил, когда ты разговаривал с тем уродом, — проницательно бросил Анвар, помогая Корбину убрать со стола.
— Он оскорбил тебя, — произнесено было так, словно Корбин удивлялся — что здесь может быть неясного? — Я никому не позволю трепать твое имя, — очень серьезно добавил он. — Давай посмотрим твою ногу.
— Может, в другой раз? — Анвару вдруг стало неловко — его никогда еще так не опекали, не заступались за него с такой откровенной собственнической подоплекой своих действий. Даже отец, который хоть и выделял его среди других сыновей, и тот не позволял себе излишней концентрации внимания на проблемах Анвара.
— Мы это сделаем сегодня, — довольно жестко заявил Корбин, а затем, поняв, что слова прозвучали как приказ, пояснил: — Я должен определиться, какие именно травы необходимо будет собрать с утра. Зима с каждым днем все ближе, скоро не останется возможности достать свежие компоненты для зелий. Хочешь ждать до весны? Пойдем на кровать, мне там будет удобнее посмотреть твою ногу, — скомандовал Корбин — мягко, но настойчиво.
— А искупаться ты мне позволишь? Или предпочтешь меня грязного смотреть? — Анвар после тренировки с мечом, конечно, мылся — прямо на улице, облившись у колодца холодной водой. Закаленный организм вполне принимал такую заботу о своей чистоте. Но это ведь было еще утром — даже до того, как Корбин вышел из своей лаборатории. Анвар отлично представлял, какой «аромат» могут источать его ноги, когда он разуется, проведя перед этим целый день в кожаных сапогах. Являясь сыном пекаря, он был приучен к опрятности с самого детства, потому что его отец считал исключительную чистоплотность необходимым условием при приготовлении любой еды. Поэтому сейчас Анвару было неловко показать себя неряхой.
— Мне без разницы, какого тебя смотреть, но снять напряжение с мышц, приняв теплую ванну — отличная идея, — похвалил Корбин вполне серьезно, пояснив: — Тогда я смогу не делать скидку на усталость ноги после дневной нагрузки, и диагностика окажется более точной. Ты позволишь помочь тебе мыться? — вопрос был, что называется, «с подвохом». Анвар понял — его подбивают на откровенный ответ, поэтому не стал делать вид, что он не увидел двойного смысла в словах и заинтересованного взгляда.
— Я не искушен в подобном. Но если тебе это доставит удовольствие...
— Это доставит удовольствие тебе. Обещаю, — Корбин ликовал. Ему хотелось схватить в охапку этого умного и красивого парня, который не противился его намекам на близость, но он опасался напугать своей порывистостью. Как бы там ни было, но Анвар был первым в его жизни человеком, который не только не боялся связаться с колдуном, а напротив — жаждал «поближе познакомиться» с ним. От Корбина не укрылись ни предвкушающие взгляды, ни неосознанное облизывание губ, ни недвусмысленная выпуклость на штанах парня, который завелся лишь от мысли о предстоящей помощи в купании.
Анвар еще днем позаботился, чтобы в большом котле, стоящем на печи, грелось достаточно воды, которая сейчас чуть ли не кипела, и ее вполне хватило, чтобы наполнить лохань для мытья. Пока он готовил все для ополаскивания, Корбин снял с себя рубаху и брюки, оставшись в одних хлопковых подштанниках, затем привычным жестом отмерил и плеснул в лохань необходимое количество мыльного средства, заставившего воду пузыриться нежной пеной.
Анвар только начал расстегивать рубаху, когда Корбин, справившись с нужными мелочами, развернулся к нему лицом и с теплотой в голосе спросил:
— Готов? Давай помогу, — он в два шага оказался рядом, и Анвар не успел опомниться, как понял, что все пуговицы уже расстегнуты, а Корбин осторожно, словно боясь испугать, стал стягивать рубаху с его плеч.
Не чувствуя ни смущения, ни сомнений — во сне ведь можно делать все, что захочешь! — Анвар занялся завязками на поясе штанов, стараясь не очень обращать внимание на то, как завороженно на него смотрит Корбин. Казалось, что взгляд, бесстыдно путешествующий по его телу, оставляет на нем невидимые узоры, написанные лаской, нежностью и восхищением.
— Ты неимоверно красив... — покусывая губы, хриплым шепотом признался Корбин, чувствуя себя поглупевшим и захваченным врасплох неведомыми ранее ощущениями. Анвар был великолепен. И это определение касалось не только утонченности его внешнего вида, стройности крепкого тела, изящности движений хищника — воинская выправка давала себя знать, но и его искренней самоотдачи, безоговорочного доверия и еще чего-то такого, чему Корбин не мог найти определения, но чувствовал это неведомое всеми фибрами своей души колдуна. Анвар принадлежал ему, а он сам — Анвару! Вот о чем кричало ему сознание, опьяненное близостью с обнаженным парнем, чуть вопросительно поглядывающим на него самого. — Я выгляжу болваном, говоря тебе о том, о чем ты и сам знаешь? — Корбин, легонько дотрагиваясь пальцами до кожи, провел ими по плечу Анвара, словно пытаясь убедиться, что тот не видение и не мираж. Затем уже смелее скользнул еле ощущаемым прикосновением по его груди и животу.
— Мне нравится, когда ты так на меня смотришь, — не стал кривить душой Анвар. Ему чудилось, что этот жадный взгляд, следующий за пальцами Корбина, образует невидимую связь между ними — прочную, неразрывную, вечную. Столь неожиданные мысли не казались Анвару ни пафосными, ни смешными — именно так он и чувствовал себя в данный момент.
Корбин подтолкнул его к лохани и помог в нее забраться, придерживая, словно боялся прервать тактильный контакт, опасаясь потерять своего Анвара в пространстве и времени, если не будет прикасаться к нему. В первую очередь вымыли золотистые волосы Анвара, светлыми змейками обрамлявшие его лицо, затем пришла очередь тела. Корбин старался не выдать своими действиями собственную безумную жажду прижать Анвара к себе, испить его как божественный нектар, вдохнуть как пряный аромат самой жизни, ревниво спрятать в своем сердце от чужих глаз. Это казалось умопомрачением, но столь сладким, что обретать разум не было ни малейшего желания.
Анвар таял под умелыми руками, мягко перебирающими его волосы, промывая их от пены, ласково прикасающимися везде, где им вздумается, возвращая его телу чистоту и отбирая волю сопротивляться их чарующему танцу. Он прекрасно представлял, как магия отзывается в теле человека, и поэтому понимал, что то, что сейчас с ним творил Корбин, было колдовством совсем другого порядка — это была жизнь, вливаемая в него мощью чувств и желаний. Когда ладонь Корбина обхватила его напряженный ствол, Анвар уже плохо соображал, что с ним происходит, полностью отдавшись сладостным ощущениям, завороженный бурлящими в нем эмоциями, захлестнувшими его с головой.
Корбин, дотронувшись своей колдовской сущностью до источника силы и жизни Анвара, почувствовал, как дрожит полотно реальности, соединяя их воедино. Он словно на мгновение очнулся, отчетливо осознав, что их судьбы отныне будут переплетены настолько плотно, что разорвать эту связь не сможет никто и никогда. Само провидение давало знать — это его решение, которое не стоит даже пробовать оспорить. Понимал ли все с такой же очевидностью Анвар, охотно подставлявшийся под его ласки, Корбин не имел представления, но объяснять прямо сейчас ничего не собирался. Он достиг пика возбуждения, только прикасаясь к столь желанному телу, и жажда получить разрядку в данный момент качала свои права. Корбин был лишь человеком... Накрыв ладонью естество Анвара, недвусмысленно намекавшее, что и тот готов взорваться от вожделения, Корбин, наклонившись, припал к искусанным от сдерживаемых стонов губам в жадном поцелуе. Хватило нескольких скользящих движений рукой, чтобы Анвар забился в путах сладострастия. Этого оказалось достаточно, чтобы и сам Корбин, рыча прямо в рот Анвару, сбросил напряжение, оставляя на белом хлопке еще одно мокрое пятно вдобавок к тем, которые появились от попавшей на них воды.