Глава 54.
Проснувшись рано утром в палате сирийской больницы, я первым делом заметила Ибрагима. Он спал, свернувшись на узком диванчике неподалёку от моей койки, его лицо казалось спокойным, но поза выдавала дискомфорт. В памяти сразу всплыли обрывки вчерашнего дня: как я наконец пришла в себя, увидела детей, но из-за слабости то проваливалась в забытьё, то снова открывала глаза.
Вечером Айлу забрали Аюб и его жена Сацита, чтобы ребёнок не оставался в больничных стенах. Врачи осмотрели мою дочь и подтвердили, что с ней всё в порядке. Однако Барби, наш верный ротвейлер, отказался уходить без своей маленькой хозяйки. Аюб пытался увести пса, но тот упрямо рычал и возвращался к больничным воротам.
Как трогательно эта огромная собака заботилась о Айле! Мне так хотелось обнять её, поблагодарить за преданность, но врачи пока не разрешали мне даже вставать с койки, не то что выходить на улицу. Конечно, пустить животное в больницу никто не позволил бы.
Рана Ибрагима заживала хорошо — опасности для него больше не было. Медсёстры лишь регулярно меняли повязки, и этого было достаточно. Глядя на этого высокого, крепкого парня, сжимавшегося на тесном диванчике с перевязанной рукой, я почувствовала, как по щекам катятся слёзы. Да, ему уже пятнадцать, да, он сильный и смелый, но всё равно он ещё ребёнок…
Врачи предлагали ему перейти в другую палату, где было свободное место на удобной кровати, но Ибрагим отказался — не хотел оставлять меня одну.
Сегодня мне предстояло завести разговор о Мустафе… Вчера я не решилась, да и сил не хватало — слова путались, мысли расплывались. Так, в тревожных раздумьях, прошло несколько часов.
— Доброе утро, Залина! — наконец проснулся Ибрагим, потягиваясь и морщась от одеревеневшей спины.
— Доброе, милый, — я слабо улыбнулась и протянула к нему руку. — Как самочувствие?
— Всё в порядке, — он придвинул стул поближе и взял мою ладонь в свою, осторожно, словно боясь причинить боль.
— Мой золотой… — голос дрогнул, а слёзы снова выступили на глазах. — Мне нужно поговорить с тобой о…
Я не успела закончить.
— О Мустафе? — Ибрагим внимательно посмотрел на меня, и в его глазах мелькнуло что-то необычное.
— Да…
— Папа жив! — выпалил он.
Мир вокруг словно поплыл, звуки стали глухими, а фигура Ибрагима будто отдалилась. Сердце бешено заколотилось.
— Что… что ты сказал? — прошептала я, боясь, что это сон, галлюцинация от лекарств.
— Папа жив, — повторил он, и на его лице расплылась широкая улыбка. — И Ахмет тоже.
— Оба… живые? Но как? — я не могла поверить, сжимая его руку, будто пытаясь убедиться, что это реальность.
— Им помогли, — он подмигнул, и в его голосе зазвучали нотки гордости.
Он рассказал мне о разговоре с Ахметом, о том, как тот поведал ему о своих приключениях.
— Выходит, какие-то подростки спасли их, рискуя своими жизнями? — я покачала головой, пытаясь осознать услышанное.
— Да, я сам в шоке.
— Их же могли убить… Ладно… Главное, что всё плохое позади! Наш Мустафа жив! Наш друг Ахмет жив! И мы живы!
— Хвала Аллаху за это!
— Да, — кивнула я, чувствуя, как в груди разливается тепло. — Это всё по Его милости. Надо потом найти этих ребят и…
— Обязательно! — рассмеялся Ибрагим. — Я Ахмету то же самое сказал.
— Почему ты вчера мне ничего не сказал об отце? — слегка укоризненно посмотрела я на него.
— Да ты вчера была как сонная муха после всех этих лекарств, — засмеялся он. — То в сознании, то отключаешься.
— Ну, это правда, — вздохнула я. — Мне действительно было не по себе.
— Сегодня позвоним Аюбу, он с Сацитой привезёт Айлу.
— Как же я рада, — на мои губы снова вернулась улыбка. — Бедные мои дети, сколько вам пришлось пережить… Кстати, как рука? Надеюсь, не болит?
— Ерунда, — бодро ответил Ибрагим, хотя я знала, как он ненавидел жаловаться. — Ничего серьёзного не задело. Скоро смогу снова сражаться на мечах.
Внезапно в голове всплыло одно имя, и внутри всё похолодело.
— А Селим?..
— Неизвестно, что с ним.
— Ты же бросил в него нож того таксиста…
— И, кажется, попал, — его губы дрогнули в едва уловимой ухмылке.
— Надеюсь, он жив, — холодно произнесла я.
— Почему? — удивился Ибрагим.
— Хочу увидеть, как этот подлец получит по заслугам.
— Айше! — вдруг воскликнул он.
— Что с ней? — я насторожилась.
— Она ведь могла знать о планах мужа.
— А могла и не знать, — не стала торопиться с выводами. — Нам нужно точно разобраться.
— Конечно, — Ибрагим тут же успокоился.
— И вообще… — я взглянула в окно, где за стеклом медленно плыли облака. — Когда мы уже вернёмся домой?
— Как только тебе станет лучше.
— Эх… — я закрыла глаза, представляя наш дом, двор, где ждёт нас Мустафа и все наши родные люди…
Ближе к обеду к нам приехал Аюб, привезя с собой жену и Айлу. Барби, как всегда, осталась ждать у входа — пускать её в больницу, конечно, не разрешили.
Чеченец не зашёл в палату, поскольку я не в силах надеть платок, но Сациту с дочерью пропустили без вопросов. Стройная женщина с добрыми глазами улыбнулась, увидев, что я в сознании.
— Ассаляму алейкум, сестра! — она осторожно обняла меня, стараясь не задеть возможные больные места.
— Ва алейкум ассалям, дорогая! — я с благодарностью посмотрела на неё. — Спасибо, что заботишься о моих детях.
Айла аккуратно пристроилась рядом со мной, обняв за шею. На ней было нарядное красное платье, а волосы заплетены в косички с яркими заколками — видно было, что семья Аюба окружила её теплом и вниманием.
— Для меня это только радость, — улыбнулась Сацита, поправляя край одеяла. — Я так счастлива, что тебе лучше, Залина. Но нам будет грустно, когда вы уедете в Стамбул.
— Мама, я тебя очень люблю! — вдруг заявила Айла, уткнувшись носом мне в плечо. — Но и Аюба, и Сациту, и всех новых братьев и сестрёнку тоже. Может, не будем уезжать?
— А разве ты не хочешь увидеть папу? — я невольно усмехнулась.
— Папа поправится и сам приедет к нам, — уверенно ответила девочка.
— Мы будем приезжать в гости в Сирию, а Сацита с семьёй — к нам в Турцию, — предложила я.
— А Ислам и Абдуллах? — уточнила Айла.
— Да хоть весь сирийский народ! — рассмеялась я, вспомнив двух наших новых дагестанских друзей.
— Я с радостью приеду, — сказала Сацита. — И всегда буду ждать вас у нас в гостях. Жаль только, что первые воспоминания о Сирии у вас оказались такими тяжёлыми...
— О нет, что ты! — я покачала головой. — Наоборот, мы бесконечно благодарны и вам, и врачам, и полиции, и всем, кто нам помог. У меня к этой стране только тёплые чувства.
— И у меня! — поддержал Ибрагим. — Я даже не знаю, как мы вывезем в Турцию все подарки от сирийцев — столько всего надарили!
— И у меня! — Айла потрогала моё лицо ладошкой. — Мама, можно я все игрушки заберу с собой?
— Конечно можно, — я погладила её по голове. — А кто подарил тебе это красивое платье?
— Аюб! — сразу оживилась девочка. — А заколки купила Сацита. И каждый день делает мне новые причёски!
— Для меня это настоящее удовольствие, — мягко сказала Сацита. — Ты у нас теперь маленькая знаменитость.
— В каком смысле? — я удивлённо подняла брови.
— Пока ты... Э-э, спала, у нас с Айлой взяли кучу интервью, — пояснил Ибрагим, смеясь. — Даже Барби не осталась в стороне — представляешь, сколько фотографий с ней сделали?
— Как же досадно, — я подмигнула Саците. — Все испытания прошли вместе, а слава досталась им!
Вечером, когда я наконец уговорила Ибрахима увести Айлу и Сациту, чтобы парень мог отдохнуть, мне принесли телефон. Нужно было позвонить маме. Рука дрожала, когда я набирала номер.
— Алло! — её голос прозвучал сразу, будто она ждала у аппарата.
— Мама… — вырвалось у меня, и я сама услышала, как срывается голос.
— Вай, Залина! — она разрыдалась. — Доченька моя, родная… Я с ума сходила все эти дни! Не спала, не ела — только и думала, где ты, жива ли…
— Прости меня, мамочка… — мне стало невыносимо больно от её слов. — Я даже представить не могу, что ты пережила…
Перед глазами вновь встал тот ужасный момент, когда я думала, что Айла погибла.
СубханаЛлах…
До сих пор мороз пробегает по коже при этом воспоминании. А мама… мама не знала ничего о нашей судьбе ещё дольше.
— Ладно, не будем вспоминать, — она постаралась взять себя в руки, но в голосе всё ещё слышались слёзы. — Главное, что ты жива! Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? А врачи… они хорошие? Обращаются нормально?
— Мам, да тут всё прекрасно, — я машинально помахала рукой, словно она могла это увидеть. — И врачи, и стражи порядка, и даже местные жители — все заботятся, как могут. Чувствую себя почти как королева. Вот только вставать не разрешают…
— Так ты и не смей! — сразу же перешла в режим гиперопеки. — Раз сказали лежать — значит, лежишь!
— Да я бы и не смогла, даже если бы очень захотела, — слабо улыбнулась я. — Тело пока не слушается после операции.
— Хорошо… — она задумалась, а затем твёрдо заявила: — Я завтра лечу к вам.
— Мама, не надо, я…
— Молчи! Если бы с Айлой что-то случилось, разве ты сидела бы сложа руки?
Я сдалась.
— Хорошо… Буду ждать. — Сделав глубокий вдох, я осторожно спросила: — Мама… а как Мустафа?
В трубке воцарилась тишина.
— Доченька…
— Мама, что с ним? — сердце бешено заколотилось.
— Он… всё ещё в коме, — её голос прозвучал тихо, словно она боялась произнести это вслух. — Врачи говорят, ранения серьёзны. Неизвестно, когда он очнётся…
Мир вокруг поплыл. Я не помню, как закончила разговор.
Быть так далеко от человека, который борется за жизнь… Нет ничего тяжелее этого.