Глава 17
Юля
Начался наш вечер с милого и романтичного ужина на той самой террасе, где по периметру сверкают огоньки гирлянд и играет приятная музыка. Слышится шелест накатывающих на скалы волн и стрекотание сверчков. А в ночном небе перемигиваются яркие звезды, что подглядывают за нами, краснея от стыда.
Мы много говорим. Будто пытаясь словами заполнить ту пустоту, что образовалась между нами за два последних года. Много смеемся и часто переглядываемся. Как глубоко втюрившаяся друг в друга парочка, едим вермишель с двух сторон, повторяя легендарную сцену из мультфильма “Леди и Бродяга”. А, уляпавшись до самого носа, хохочем. Но самое главное — очень, очень много целуемся и обнимаемся. Как подростки в пубертатный период. Я уже успела забыть, как это может быть приятно.
Спустя два часа горячее остывает, а первая бутылка шампанского улетает. Даня с эффектным хлопком откупоривает вторую. Улыбается, разливая по бокалам, предупреждает:
— Карамелька, перестань.
Игристое шипит и пенится в хрустальном бокале. У меня в теле “шипит и пенится” возбуждение, смешанное с немым восхищением. Я ставлю локти на стол, опираясь подбородком на ладони. Ну, разве он не идеален? Не стол! Даня. Улыбаюсь:
— Что перестать?
— Ты снова это делаешь.
— Что я делаю? — хлопаю ресницами, включая свою любимую функцию “дурочки”. — Я просто сижу.
Нет, я не “просто сижу”. Я обхватываю губами хрустальную стенку бокала, потягиваю маленькими глотками игристое и бессовестно разглядываю своего спутника. Снова. Изучаю каждую впадинку и морщинку, лучащуюся в уголках глаз, когда он улыбается. А эти ямочки на щеках? Да половина населения Земли душу дьяволу продадут за такие ямочки! Хочу поцеловать. Каждую из них…
Вздыхаю.
— Ты пожираешь меня взглядом, — укоризненно заявляет Милохин, стукая по моему бокалу своим.
— Это разве плохо?
— Это прекрасно, но по шкале терпения я уже на отметке “бросай все на хрен и тащи ее в башню”.
— Тут нет башен.
— Неправильный замок.
— Мхм, — облизываю я губы, чувствуя горечь шампанского на языке.
— Карамелька, если продолжишь в том же духе, то весь мой настрой быть терпеливым и романтичным полетит к чертям.
— М-м, — мычу я, но взгляд не отвожу. — Хороший план.
— Хороший, говоришь? — кивает Даня, залпом опрокидывая в себя все содержимое бокала. — Понял. — И, пока я рассматриваю его волнистые темно-русые вопросы, которые с каждым движением парня забавно пружинят на макушке, Даня двигает свой стул ко мне ближе. Садится плечом к плечу…
Э-эй, так не честно! Так глазеть на его милую моську гораздо сложнее.
Зато кое-кому делать кое-что другое значительно проще…
— Что ты делаешь? — хохочу я. Ладонь Дани как бы невзначай оказывается у меня на коленке. И ползет все выше. И выше. Задирает платье, пробираясь под подол. Собирает за собой толпу хмельных мурашек, покорно следующих за своим “кукловодом” с криками: хотим еще! Выше. Больше. Сильнее!
— Как что? Проверяю.
— Что проверяешь?
— Бьется ли пульс.
— Открою тебе страшную тайну, — зажимаю своей ладошкой его ладонь у себя под сарафаном.
— Ну-ка?
— Там его не прощупать.
— Ты уверена?
— Более чем!
— И все-таки я попробую, — заявляет негодяй, легонько ущипнув меня за бедро. Улыбается и замирает. Смотрит глаза в глаза, немного хмуря брови, будто всерьез считает удары моего сердца в минуту. От каждого прикосновения Милохина мое сердце трепещет, отбивая барабанную дробь. Пульс щупать нет никакого смысла. Он зашкаливает, превышая все допустимые нормы. Но Милохин “считает”, а потом с умным видом знающего человека выдает:
— О-о, все плохо, Карамелька.
— Насколько?
— Пациент скорее мертв, чем жив.
— И что теперь делать?
— Срочно необходим непрямой массаж сердца и дыхание рот в рот.
Я смеюсь. Даня подается вперед и чмокает меня в губы. В один уголок губ. В другой. Еще. И еще разок. Срывает поцелуй за поцелуем, бессовестно забираясь пальцами выше, поглаживая с внутренней стороны бедра.
Я перестаю дышать. Он добирается до полоски нижнего белья, касаясь подушечками кружева. Легонько надавливая, проводит сверху вниз. Я вздрагиваю, цепляясь пальцами за его запястье под моей юбкой. Позвоночник тысячами маленьких молний пронзает возбуждение. Выдаю севшим до хрипа шепотом:
— Сердце у меня выше, если что…
— Правда? А я-то думал…
Новая ласка. Новый вздох на грани со стоном:
— М-м, сдается мне, что у тебя весьма поверхностные познания в анатомии, Дань.
— Я проходил ее ускоренный курс.
— Методом тыка, надо полагать?
Он смеется и одним рывком перетягивает меня со стула к себе на колени. Я взвизгиваю и усаживаюсь на него верхом, цепляясь пальцами за плечи. Голова немного идет кругом. И нет, не от алкоголя. Все тело бросает в жар. От макушки до пальчиков на ногах. Его возбужденное достоинство упирается мне между ног. А широкие ладони задирают мое платье до талии и сжимают попу, «насаживая» на себя еще теснее.
— А как же быть романтичным и не торопиться? — щекочу я своим носом его нос.
— Я просто пощупаю.
— Все еще пульс?
— Ну, разумеется!
Я подаюсь вперед и целую. Ерзаю на его коленях. Даня щупает, как и обещал. Гладит, трогает и ласкает везде, куда способны добраться его горячие ладони. Не переходя допустимой грани, но едва сдерживая себя и меня. Будоражит! Поднимая волоски на руках дыбом от откровенных ласк и жадных поцелуев. Щедро наставляя на шее засос за засосом. Словно клеймит!
Я запрокидываю голову. Кусаю губы в кровь. Подставляясь, давая ему больше пространства для поцелуев. Если так пойдет и дальше, “башня” нам не понадобиться — все начнется прямо здесь…
Даня
В верхней башке — атомный взрыв. В нижней — землетрясение и цунами. Вместо крови в венах пузырьки шампанского и раскаленное желание.
О да, невероятно, мать его!
Карамелька, сама того не осознавая, трется промежностью о мою ширинку, подаваясь вперед. Вжимаясь сильнее. Вышибая из моей груди стоны, а из колом стоящего члена высекая искры! Пальцы ее на моих плечах впиваются ноготками, царапая сквозь тонкую футболку. Я завожусь. Руки трясутся. Как у пацана!
Медленно продвигаясь поцелуй за поцелуем, я уже стянул одну лямку ее сарафана. Покрываю поцелуями голое плечико. Запечатляя засос на выступающей ключице, подцепляю пальцами и тяну вниз вторую лямку. Одна ладонь сжимает ее попу, заползая под трусики. Вторая ползет под лиф сарафана. Туда. К груди. К идеальным вершинкам!
Моя вредная девочка часто дышит. Она уже разомлела и раскраснелась. Сердечко ее лупит, каждый удар мне в нижнюю голову рикошетит. Я уже почти готов, наплевав на все, взять ее прямо здесь. Разложить на этом круглом столе, как самый вкусный десерт. Но…
Карамелька неожиданно вскрикивает и подскакивает с моих коленей.
— О-о-о, я обожаю эту песню!
Блть.
— Ты издеваешься?…
— Пошли! Ну же, давай потанцуем! — тянет за руку за собой.
Сказать, что я охренел — ничего не сказать. Танцевать? Какое танцевать? Мне даже дышать в этих джинсах теперь больно. Член протестующе таранит ширинку. Желанное тело было так близко. Это как поманить ребенка конфетой и отобрать!
— Эй, давай лучше вернемся к твоему пульсу, Карамелька? С ним явные нелады.
— Я хочу с тобой танцевать!
— Так я тоже! В горизонтальном положении.
— Да-ня!
Приходиться поддаться. Сжав челюсти. Собрав всю силу воли в кулак, подняться. Гаврилина заставлет меня обхватить ее талию руками. Крепче. И еще крепче. Взвизгивает, когда понимает, что мои части тела так быстро “отходить” от возбуждения не умеют и теперь красноречиво упираются ей в живот.
Я заламываю бровь.
Она молчит. Только хитро прикусывает губку.
Мы начинаем двигаться. Подстраиваемся под ритм. Что это играет? Я понятия не имею. Какая-то заунывная лабуда на английском. Я такое не слушаю. Но Гаврилина будто в нирвану впадает. Щечки красные. Губки улыбаются. Глаза блестят шальным блеском. Такая горячая, хорошенькая и сладкая. В какой-то момент я чувствую ее легкую дрожь. Наблюдаю за ее эмоциями. Все на лице. До единой. И Юле это нравится. Юля кайфует. А меня медленно, но верно начинает клинить. Шатать и крутить уже просто от того, как она безоговорочно доверяет мне вести в этом танце. В какой-то момент я окончательно сдаюсь.
Шаг и еще шаг. Поворот…
Подол ее сарафана взлетает. Оплетает стройные ножки, что переступают, цокая каблуками. Гаврилина хохочет и обратно влетает в мои объятия.
Поцелуй…
Губы к губам. Дыхание к дыханию. Плавные движения в унисон. Слишком близко. Слишком, мать его, правильно! Так и должно быть. Мне нравится.
Новый шаг…
Новый поворот…
Новый вздох…
На финальных аккордах песни я подхватываю ее на руки и кружу. Стеф тихонько хохочет. Раскинув руки в стороны и запрокинув голову, кричит:
— Юху-у-у!
Лес отвечает ей легким эхом, а море грозным рокотом. Я улыбаюсь. Карамелька смотрит на меня сверху вниз полным восхищения взглядом. Сердце за грудиной сжимается. Так тепло. Аж душа горит.
Из динамиков начинает играть следующая композиция. Тоже что-то медленное и ненавязчивое. Стеф прихватывает зубками меня за мочку уха и шепчет, обжигая горячим сбитым дыханием до самого нутра:
— Я хочу еще танцевать.
Ну, кто бы сомневался!
* * *
— Смотри, что у нас есть, — возвращаюсь на террасу с третьей бутылкой шампанского в одной руке и упаковкой китайских бумажных фонариков в другой. Вторую мы прикончили, натанцевавшись до упаду. Алкоголь сегодня пролетет, как вода.
Стеф, крутанувшись на каблучках, оборачивается:
— М, круть! А что это?
— Небесные фонарики. Неужели никогда не запускала?
— Не-ет. Но хочу! Звучит заманчиво, — загораются глаза Ростовцевой, как у ребенка. — Как это делать?
— Доставай, — протягиваю ей упаковку и ставлю бутылку в ведерко со льдом. — Я сейчас вернусь.
Пока Стеф возится с пакетом, нахожу в закромах гостиной зажигалку. Чиркаю пару раз. Горит. Отлично. Возвращаюсь к Карамельке. Бедолага моя крутит и вертит бумажный фонарь, с задумчивым видом интересуясь:
— И как он должен полететь?
— По принципу воздушного шара.
— Да ладно?!
— Поджигаем горелку, воздух внутри нагревается, купол расправляется, шарик взлетает. Только в нашем случае это не шарик, — хмыкаю я, расправляя помятые уголки. — Это сердечко.
— У-у-у, как мило! — хлопает в ладоши моя зазноба, едва не прыгая на месте. — Обожаю такие штуки!
— Самое главное знаешь, что? — шепчу, вставляя в отверстие топливный элемент.
— Что? — тоже понижает голос до шепота Карамелька.
— Загадать желание перед тем, как отпустишь.
— И сбудется?
— Однозначно. Держи за край, — командую.
Стеф послушно выполняет, осторожно хватаясь пальчиками за край сердечка. Я поджигаю горелку. Маленький огонек начинает плясать в центре красного фонарика. Разгораясь все ярче и ярче. Нагревая воздух. Я, конечно, не впечатлительная барышня, но тоже такие вещи люблю. Внутренний ребенок во мне буквально ликует.
Я поднимаю взгляд. Разноцветные отблески от огонька бросают причудливые тени на взволнованную моську Стефании. Она смотрит на него с таким благоговейным трепетом. Кажется, не дышит даже. Как будто от того, взлетит или не взлетит, как минимум, зависит вся ее жизнь. Длинные ресницы хлопают часто-часто. Губки беззвучно сосредоточенно двигаются. Желание загадывает? Интересно, какое?
Улыбаюсь:
— Считаем до трех и отпускаем.
— Мхм. Д-да.
— Раз, — киваю я.
— Два, — вторит мне девчонка.
— Три!
Одновременно разжимаем пальцы, и легкий бумажный фонарик лихо взмывает вверх. Ярким пятном выделяясь на фоне ночного неба. Легонько раскачиваясь на ветру, поднимается все выше в облака. С каждой секундой становясь все меньше. Унося с собой еще один особенный момент. Еще одно особенное желание, робко нашептанное ему вслед. Брехня? Может быть. А вдруг сбудется? Большие мальчики тоже иногда хотят верить в сказки.
Я обнимаю Карамельку со спины. Прижимаю к себе. Она зачарованно следит за красным сердцем, сложив ладошки у груди. Я, также зачарованно, слежу за ней. Провожу носом по волосам. Отбрасываю кудрявые локоны на одно плечо и целую в ушко. Ее ладошка ложится на мою щеку, прижимая. Я шепчу:
— Что загадала?
— Нельзя говорить. Не сбудется.
— А когда сбудется, расскажешь?
Стеф тихонько смеется и кивает:
— Расскажу. А ты? Что загадал?
— Ничего конкретного.
— Ничего? Тогда, может быть, “кого”?
Карамелька, поворачиваясь в моих руках.
— Может быть…
На щечки девчонки набегает румянец. Она смотрит на меня так, что словами не описать. Я наклоняюсь и ловлю поцелуем ее губы. Провожу языком, заставляя раскрыться и впустить. Целую, кусаю, посасываю и сминаю своими губами ее губы. Уже в N-ый раз за сегодняшний вечер. Мне всё мало. Всегда будет мало. Я чувствую. Я знаю. Я целиком и полностью пошел в Нагорновскую породу. Однолюбы мы все. Поголовно.
Когда воздух в легких заканчивается, я запускаю ладошку в волосы Стеф. Отстраняюсь, прошептав:
— У меня есть для тебя еще один сюрприз. Думаю, тебе понравится.
Глава 30. Дикий пляж
Стеф
— Наверное, мне стоит испугаться, — заявляет Карамелька, крепче сжимая своими пальчиками мои запястья.
— Почему это?
— Ты потащил меня в лес.
— И что в этом страшного?
— Глубокой ночью!
— Я же сказал, что у меня есть сюрприз. Осторожно, Стеф, ветка.
Карамелька поднимает ногу, переступая через преграду. И осторожно ставит свою лапку обратно на землю. Я поправляю темную повязку на ее глазах, чтобы точно не подглядывала. Время час ночи. Да, мы те еще авантюристы.
У нас в крови две с половиной бутылки выпитого шампанского. И вагон дури от близости друг друга. Тащиться ночью через лес на дикий пляж — не самая хорошая затея. Но вчерашнее рвение Ростовцевой покупаться никак не дает мне покоя. Желание девушки — закон, как говорится.
— Нас сожрут комары, — бубнит девчонка.
— Не успеют. Мы от них убежим.
— Я на каблуках бегать не умею!
— Я побегу за нас двоих, не переживай.
— Тогда разорвут медведи. От медведя ты тоже сможешь убежать за нас двоих?
— Здесь нет медведей, — смеюсь я. — Всего десяток километров до ближайшего населенного пункта. Не беспокойся. Ты выйдешь из этого леса в целости и сохранности.
— А глаза ты мне зачем завязал?
— Чтобы не нашла пути обратно, если решишь смотаться без меня.
— Это максимально жестоко с твоей стороны!
— Мне хватило вчерашних салочек по отелю. Я на полчаса ушел в душ, а ты сбежала, только пятки сверкали. Ты просто не представляешь, как я перебздел! Не пугайся, начинаем идти под гору.
Спуск достаточно пологий, но тропинка кривая из-за торчащих корней и булыжников. Вокруг темень. Даже луна сюда не светит. Приходится идти почти на ощупь. Сначала спускаюсь сам, а потом тяну руки и спускаю Карамельку.
— Скажи честно: Сережа, ты маньяк? Ой! — запинается девчонка.
Я вовремя ее ловлю, поддерживая за талию.
— Боишься?
Виснет непродолжительное молчание, за которое мы успеваем преодолеть с десяток метров. Только потом Карамелька говорит:
— Странно, но нет. Не боюсь. И даже то, что не вижу, куда иду, меня не пугает. Ты же рядом. С тобой мне спокойно.
— Приятно слышать, — говорю спокойно, а сам расплываюсь в улыбке, как дурак. — Еще немного, и мы будем на месте. Иди сюда, — подхватываю девчонку на руки.
Стеф взвизгивает и цепляется за мою шею:
— Зачем? Я могла бы дойти сама.
— Дальше дорога становится круче. На твоих высоченных каблуках высока вероятность, что ты просто-напросто свернешь свою лебединую шею, — а у меня на эту шею и другие соблазнительные части тела еще есть планы. И они никак не связаны с поездкой в травму.
Когда впереди начинает маячить небольшая полоска песчаного пляжа и спокойная морская заводь, я ставлю Ростовцеву на ноги. Одергиваю ее задравшееся платье и, улучив момент, прощупываю все ее изгибы. Стеф хохочет и вырывается. Отскакивает, стягивает со своих глаз повязку и промаргивается.
— Куда мы… Да ладно! — охает. — Пляж! Мы будем купаться?
— Будем, — киваю, получая “благодарный” чмок в щеку. — Если ты хочешь.
— Спрашиваешь!
Карамелька скидывает босоножки и, утопая ступнями в горячем песке, бежит к морю. Ее аппетитная попка выписывает соблазнительную “восьмерочку”. У меня в такт с этой “бесконечностью” бешеная карусель в штанах. И долбежка в районе сердца. Сейчас от переизбытка желаний грохнусь в обморок. Хер откачают!
Девчонка останавливается по щиколотки в воде. Поднимает своими аккуратными пальчиками столп брызг. Визжит, смотрит на меня и хитро улыбается:
— Она такая теплая! Класс! Идем?
Тянет лямку сарафана, позволяя ей съехать с плеча. Следом опускает вторую. Закусывает губку. Я подхожу ближе.
Карамелька поворачивается ко мне спиной. Перекидывает на одно плечо свои густые кудри и шепчет:
— Поможешь?
Охеренно! Раздеть — это всегда пожалуйста!
Я берусь пальцами за собачку и тяну вниз. С тихим “вжик” расстегиваю молнию и запускаю ладони под легкий хлопок сарафана. Слух ласкает рваный выдох девчонки.
Пробегаю костяшками пальцев по позвонкам и касаюсь холодными ладонями спины Стеф. Она вздрагивает, но с места не двигается. Я чувствую, как ускоряет свой бег ее сердечко. Как тяжело и часто она дышит. Такая отзывчивая.
Прохожусь подушечками по ребрам и утыкаюсь носом в светлую макушку. Обхватываю ладонями тонкую талию и одним движением скидываю с нее сарафан, позволяя упасть к нашим ногам. Оставляя ее в одних тонких трусиках. Я сдох и попал в рай!
Ладонь Стеф касается моей щеки. Я закрываю глаза, стараясь не чокнуться окончательно. Пока. Изучаю ее тело на ощупь. Глажу плоский животик. Щекочу ребра. Добираюсь до груди. Карамельные соски уже призывно торчат. Хочу их ощутить во рту! Каждую горошину!
Я тяжело сглатываю. Обхватываю идеально умещающиеся в ладони полушария и сжимаю. С губ Карамельки слетает сладкий-сладкий стон. Она выгибает спинку, упираясь попкой мне в пах. Я подцепляю пальцами за резинку ее трусики, стягивая. Оголяя для себя окончательно. В мозгу залп фейерверков!
— Теперь ты, — хрипло шепчет, накрывая своими ладошками мои ладони на своей груди.
— Поможешь? — вторит ей мой севший от волнения голос. Блть, еще секунда промедления — и я взорвусь! Разлечусь на сотни маленьких Сереж. Ни один, даже самый умелый хирург, обратно не соберет. Хочу ее. До звона в яйцах и гула в ушах.
Стеф оборачивается. Медленно, пуговка за пуговкой, расстегивает мою рубашку, не поднимая взгляда. Ее руки дрожат от нетерпения, когда она стягивает ее с моих плеч. Я тянусь к молнии брюк, моментально избавляя от них вместе с боксерами. В жизни не купался ночью. Да еще и голым. Мне нравится. Я уже вошел во вкус.
Стеф
Вода теплая. Ночь темная. Пляж пустой.
Здесь нет никого. Только мы вдвоем. Кроны деревьев шелестят на ветру. Припозднившиеся птички щебечут где-то глубоко в лесу. С неба светит яркий полумесяц. Даже звезды, и те попрятались!
Голова идет кругом от ощущений. Ноги ватные, дрожат. Сережа подхватывает меня и заносит в воду, окуная нас по самый подбородок.
— А-а-ах, — выдыхаю.
— Холодно?
— Приятно…
Каждой клеточке приятно! Я пьяна, немного смущена и сильно возбуждена. Мое тело сходит с ума. В нем собирается тяжесть. В животе. В налившихся от вожделения грудях. Прохладная морская вода распускает по коже тысячи мелких иголочек.
Я крепче обхватываю Сережу за шею. Мы, не сговариваясь, тянемся друг к другу. Губами, телами. Разговаривать нет ни сил, не желания. Мы за этот вечер уже наговорились. Только обнимаемся. Медленно кружась по плечи в воде. Целуемся, никуда не торопясь. Растягивая удовольствие от прелюдии, которая, оба понимаем, куда нас заведет…
Я касаюсь влажными ладонями его плеч. Глажу, царапаю и снова глажу. Мне нравится щупать его.
Ладони Сережи мнут мою попу. Сильно. Собственнически так. Как будто я его и только его! А я? Не знаю. Но отчаянно хочу, чтобы так и было всегда.
Я обвиваю ногами его за бедра. Нагорный прокладывает дорожку из поцелуев от моих губ до ключиц. Поцелуй за поцелуем. Один за другим. Я медленно умираю. От того, как хорошо и больно одновременно! Желание требует выхода. Между ног ноет. Печет и полыхает. Я пытаюсь плотнее свести бедра, чтобы притушить бушующий пожар. Не получается. Тело требует продолжения. Разрядки. Немедленной и сильной! Еще мгновение, и я взорвусь, даже не добравшись до “главного”. Я так не хочу. Хочу его. Всего. В себе!
Я уже вечность так не сходила с ума. Уже забыла, когда последний раз меня тменя так вело и ломало с Федором. Да потому что… никогда. Нет, мне никогда не было с ним так сумасшедше хорошо, как с Сережей! И дело далеко не в сексуальном опыте Нагорного. Дело в человеке. Когда тебя касаются, обнимают, ласкают и трогают руки мужчины, что испытывает к тебе чувства — поет каждая клеточка. Отзывается каждый нерв. Бьется каждая жилка! Как я не поняла этого два года назад? Как я не поняла этого в ту нашу ночь? Трусливая идиотка!
Постепенно градус ласк накаляется. Движения становятся хаотичными и рваными! Плавать не получается. Отлипнуть друг от друга не получается. И до усадьбы вернуться мы тоже вряд ли сможем. Все, на что хватает наших сил — выползти на берег. Завалиться на песок.
В хитросплетении руки и ног горячее тело парня наваливается на меня сверху. Придавливая к земле. Трение кожи о кожу высекает из нас искры. Не спалить бы этот чертов лес!
— Карамелька… — жаркий шепот между поцелуями. — Такая нежная.
— М-м-м…
— Сладкая.
— О-о-ох…
— Горячая девочка.
Все, на что хватает моего словарного запаса в этот момент — отрывистые звуки и протяжные мычания. Я цепляюсь пальцами за русые кудри Сережи. Таю и плавлюсь, как кубик льда в сорокаградусную жару. Я, кажется, нашла свое персональное солнышко.
Мы ласкаем друг друга, подстраиваясь под один ритм. Песчинки и камешки больно царапают мне спину. Но это тоже приятная боль. Я закидываю ножку на бедро Сережи. Глушу стон, ощущая, как его колом стоящий член упирается мне между ног.
Сережа добирается до моей груди. Обхватывает губами сосок, втягивая в рот. Мамочки-и-и!
— Еще-е-е…
— Вот так?
— Да, пожалуйста…
— А может вот так? — прикусывает горошину, перекатывая языком.
— А-а-а-ах! Да, да, да!
И так и не так, и всяко разно! Господи! Сережа творит своим ртом невероятные вещи. Я хныкаю, кричу и со всей силы цепляюсь за его плечи. В какой-то момент Нагорный отстраняется. Ловит мои губы поцелуем, и шепчет:
— Хочу тебя, Стеф.
— И я, — шепчу, прикусывая его нижнюю губу, — хочу!
— Сильно? — издевается гад.
Ну, как тебе сказать? Песок подо мной уже горит и медленно превращается в стекло. А уровень напряжения в теле такой, что ни одной электростанции и не снилось.
— Невыносимо! — хриплю.
— До усадьбы я не дойду. Только если на трех конечностях.
— И не надо. Давай уже, а? — тяну его ближе к себе и двигаю бедрами, подаваясь навстречу его вздыбленному достоинству. Трусь промежностью, задыхаясь от яркости ощущений. Сиплю:
— Я очень надеюсь, что у тебя есть с собой презервативы.
Нагорный низко и хрипло смеется. Чмокает меня в нос:
— Момент.
И этот предусмотрительный негодяй тянется к откинутым в сторону брюкам. Вытаскивает из кармана пакетики из фольги. Я удивленно заламываю бровь, посмеиваясь:
— Кто-то подготовился. Не слишком самонадеянно?
— Я же сказал, что китайские фонарики всегда исполняют желания.
— Ты же шутишь? — охаю. — Ты не мог такое пожелать!
Сережа улыбается.
— Пошляк!
— Я вырос из того возраста, когда загадывают новую игрушку, Карамелька.
— Все равно пошляк!
Сережа улыбается и разрывает зубами пакетик из фольги. Я залипаю взглядом на движениях его мышц, что бугрятся под кожей. Прикусываю губу и разглядываю кубики. Опускаю взгляд ниже. От пупка, к косым мышцам живота и темной полоске волос, уходящей туда.
Его пальцы уверенно обхватывают ствол. Я сглатываю. Сережа, стоя на коленях, ловко раскатывает защиту. У меня загораются щеки от смущения. В его исполнении это выглядит так… порочно.
— Нравится?
— Ч-что?
— Все, что видишь.
— Более, — выдох, — чем… — не успеваю больше сказать и слова — он уже на мне. Ложится сверху, удобней устроившись у меня между ног. Щекочет своим носом мой нос.
— Сомневаюсь, что смогу быть нежным, принцесса. Младший дракона горит.
— Оставим нежности на потом, — шепчу.
Он подается бедрами вперед. Поступательное движение вверх-вниз. И еще. И еще раз. Он трется о меня своим достоинством, а у меня в глазах темнеет. Я рычу:
— Сере-е-ежа!
Нагорный улыбается:
— Готова?
— Ты издеваешься?!
— Ни капли, — накрывает своими губами мои губы. — Держись, Карамелька…
Один резкий толчок.
— А-а-а-а! М-м-м!
Я вскрикиваю и зажмуриваюсь. Прогибаюсь в спине, чуть меняя угол проникновения. Сережа делает еще одно движение вперед. Растягивая для себя. Заполняя до предела. Я хнычу и морщусь. Это так космически…
— Стеф, все хорошо?
— Да. Да! Пожалуйста! — сама не знаю, о чем прошу. Сережа дает мне еще пару мгновений и один вдох, чтобы привыкнуть к ощущениям. И начинает двигаться. Сначала медленно. Неторопливо. Постепенно увеличивая темп.
Толчок за толчком. Вперед-назад. То проникает на всю длину, то выходит до самой головки. Я подаюсь бедрами ему навстречу и кричу, кусая губы. Он берет меня все быстрее, задевая там внутри какие-то особо чувствительные точки. Это далеко не нежное занятие любовью. Это нетерпеливый, резкий, жаркий секс. И это так… м-м-мучительно приятно!
Еще пара толчков, и я, кажется, умираю. Прямо на этом диком пляже. И это самая приятная смерть!