Глава 14
Хаос. Вокруг царит полнейший хаос! Барная стойка у меня перед глазами плывет, извиваясь, как змея в припадке безумия. Десятки бутылок элитного алкоголя за спиной у бармена танцуют, как подвыпившая я десять минут назад. И даже пол. Пол, подернувшись рябью, покачивается! Что с ним такое? Остановите его! Погодите, или это потолок? Я вообще сижу или лежу?
Проморгавшись, потираю глаза и понимаю, что все же сижу. Да не абы где, а на высоком барном стуле. Закинув ногу на ногу, держу в руках накренившийся бокал “Пина Колады”. На плечи давит груз развалившихся мечт, рассыпавшихся надежд и чуточку градусы, с которыми я малость перебрала. Ладно, вру, не совсем “малость”, а “очень даже” перебрала.
Я пьяненько упираюсь локтями в столешницу. Промахиваюсь и чуть не падаю. Повторяю свои манипуляции и ловлю губами трубочку, с причмокиванием высасывая остатки коктейля со дна. Бакарди обжигает глотку. Бакарди — это вещь! Пройдя с ним все стадии от отрицания до принятия ситуации, осознание того, что я пьяна вдрабадан, накрыло неожиданно, ударив остро прямо в темечко!
Я жмурюсь, но не от удовольствия, а от попытки напрячь свой мозг. Лихорадочно силюсь загнать своих захмелевших тараканов в кучу, но они разбегаются, заразы.
А мне ведь надо…
Что-то надо…
Что надо?
Я не помню, что мне надо! Грохнув стакан на мраморную столешницу, на нетвердых ногах поднимаюсь со стула. О-о-о, новый аттракцион! Теперь все кружится. Быстро, как в барабане стиральной машины. Юху-у-у! Ох, проклятье…
Я тоже кружусь.
Кажется.
Ой, нет, не кажется…
Дерьмо!
Перед глазами начинают мелькать люди, кони, звери, мухи, а-а-а…
— Стоп! Замрите все! — вскрикиваю, вскидывая руки. Еще немного, и у меня разовьется морская болезнь, а ранее съеденные мною устрицы найдут выход из тела не совсем эстетичным путем. Боже, какой позор, Юля! Очередное дно пробито!
С трудом сглатываю вязкую слюну. Как же мне хреново!
То есть, сначала мне было хорошо. Даже чересчур. Нет, конечно, первым делом я рыдала в номере, пуская сопли на видео доказательства измены своего жениха, а дальше… Как Алиса, погнавшаяся за кроликом и провалившаяся в кроличью нору, я провалилась в собственное горе и пустилась во все тяжкие.
Помню, что вышла из номера, и как ноги сами принесли меня в бар. Как пила, и пила, и пила, и как боль предательства притупилась. Стало хорошо. Я танцевала, смеялась, флиртовала, стрельнула пару сигарет и чуть не склеила незнакомца. Бармен помешал. А вот потом? Мрак!
Я напилась. Напилась так, как не позволяла себе с бурных лет университетской молодости. М-м, тогда это было прикольно. Сейчас это не прикольно. Совсем. Никак. Я сейчас сдохну и не знаю, от чего раньше: от стыда или от алкогольной интоксикации.
Я впиваюсь пальцами в волосы и на секундочку приседаю на корточки, жадно втягивая носом воздух. Меня мутит, к горлу подкатывает ком. Сидеть нельзя. Так еще хуже.
Пошатнувшись, поднимаюсь. Воуч! Чуть не теряю равновесие, кое-как удерживаясь в вертикальном положении. План «б» — мне срочно нужно на воздух. А еще лучше в номер. Поднимусь, разденусь и усну. Или просто сразу усну. Прямо в пороге.
Дойти бы до порога…
Нет, для начала найти бы выход…
Кажется, он был по левую руку от бара? Оглядываюсь. Там стена. Тогда по правую, возможно? Как это, и там стена? Проклятье, зачем же было передвигать стены?!
У-у-уф, мамочка, забери меня домой, пожалуйста! Я больше никогда не буду столько пить! Клянусь! Это все Федор. Это все он, гад. Все…
Все. Сдаюсь. План «в» — раз ноги до номера донести меня не в состоянии, то придется взять еще один коктейль. Напиться и отключиться. Или просто отключиться. И желательно потерять память. В противном случае лучше сразу отдать Богу душу, чтобы не сгореть от стыда, очнувшись поутру в какой-нибудь помойной канаве.
В Сочи вообще есть помойные канавы?
Господи, я такая неудачница!
Моя жизнь — дерьмо!
Мой бывший жених — дерьмо!
И мой Даня… Даша тоже… Нет. Даня хороший. Но не мой.
Даня, блин!
Я всхлипываю. Икаю, и меня озаряет. О-о, надо ему позвонить. У меня же есть телефон!
Да, щас…
Лезу в сумочку, подпирая попой стену, чтобы не упала. Не я. Стена. Я-то, разумеется, твердо стою на ногах! Пф-ф-ф!
Он был где-то тут, я точно помню…
Вываливаю содержимое из сумочки на пол, ориентируясь взглядом на звук глухого удара, нахожу свой многострадальный покусано-яблочный гаджет. Улыбаюсь и щелкаю кнопкой блокировки.
— Ты издеваешься? — бурчу, икнув. — Ой.
Эта считывающая лицо умная штуковина меня не узнала. Телефон требует ввести пароль. Какой у меня пароль? Ар-р-р! Наверное, что-то примитивное, как у всех? Год рождения? А какой у меня год рождения? Черт, нет, не помню. Я сейчас даже имя свое вспоминаю с трудом!
Снова и снова щелкаю на блокировку, демонстрируя в камеру свое лицо с разных ракурсов. В конце концов замочек открывается. Бинго! Я тут же щелкаю на зеленую иконку с белой трубочкой. Даня. Где Даня?
Пытаюсь набрать имя в списке контактов. Да что такое, почему пляшут буквы? Как их поймать?! Сдавшись, жмякаю на первое попавшееся в списке имя и прикладываю мобильник к уху, слушая гудки. Ничего не происходит, спасение не мчится, ответа нет.
Ну и не очень-то хотелось!
Отшвыриваю телефон и бреду… куда? Понятия не имею. Просто шагаю, плохо соображая, ведя ладонью по стенке. Отпихиваю от себя чужие руки, лезущие со всех сторон и приговаривающие:
— Девушка, вы в порядке?
— Девушка, вы меня слышите?
— Девушка, позвольте я помогу?
Девушка, девушка, девушка…
Чего все так переполошились?
Жужжат, жужжат, жужжат…
— Тш-ш-ш! — шиплю. — Тихо! — рычу, голова пухнет.
Все, больше не могу. Мне надо присесть. Срочно. А еще лучше прилечь. Может быть, прямо здесь? В укромном уголке, где никто не увидит. Облокочусь на стенку, стеку на пол, прилягу, прислонюсь горячим лбом к холодному мрамору, свернусь калачиком и всего на мгновение прикрою глаза. Всего на одно ма-а-аленькое мгновение.
Честно!
Ик…
Упс.
Я уже начинаю воплощать свой план «г» в жизнь. Уже чувствую, как моей попы в короткой юбке касается обжигающе холодный пол. Я уже почти отключилась, когда где-то на периферии в сознание врезается обеспокоенный крик:
— Карамелька? Эй! Стой-стой-стой, не вздумай отключаться! Юль!
Почему не отключаться? А если очень-очень хоче…
Я вырубаюсь.
Даня
— Юлия! — чертыхаясь, подлетаю к девчонке, поймав ее до того, как кудрявая блондинистая голова стукнулась о мраморный пол. — Господи, женщина, ты ходячая катастрофа! — с легкостью подхватываю на руки пятьдесят килограммов своего строптивого счастья и киваю официанту, чтобы подобрал раскиданные по полу вещи из женской сумочки.
Он вел ее из самого бара. Проводить себя до номера Юля ему не дала. Взбрыкнула. Но парень ее не бросил — уже хорошо. Поставлю пятерочку за сервис.
— Она разбила телефон, — слышу хмык парня.
— Главное, что не голову.
В таком ее невменозе я бы совсем не удивился последнему. Сколько она выпила? Чего? А главное: зачем?
— И часто она у вас так?
— Как?
— Веселится до потери сознания, — хмыкает парень.
Я осаждаю его взглядом. Парень, считав по моему хмурому лицу, что если немедленно не заткнется, то я сверну ему челюсть, замолкает. Шустро скидывает барахло Гаврилиной в сумочку, впихивает ее мне в руку и поспешно ретируется.
Я, крепче перехватывая сладко посапывающую у меня на плече ношу, иду к лифтам. В принципе направление движения Карамелька выбрала верно. Однако в том, что она реально была способна на своих двоих добраться обратно до нашего люкса без посторонней помощи, сильно сомневаюсь. Я успел засечь только последние ее шаги, но и их было достаточно, чтобы понять: она едва отдает себе отчет в действиях. Идет, держась за стеночку, как ребенок, только-только научившийся ходить.
В ожидании лифта бросаю взгляд на раскрасневшееся личико Карамельки. Длинные ресницы подрагивают, грудь мерно вздымается с каждым ее вздохом, и от нее все так же соблазнительно пахнет кокосом. Только на этот раз с примесью легкого алкогольного амбре.
Ухмыляюсь, на секунду прикрывая глаза. Невозможная. Невыносимая. Уникальная девочка! Она даже пьяная — милая. Даже растрепанная — идеальная. Даже в таком состояние я ее отчаянно хочу. Всю. И это не только про секс, блть. Она моя боль. Во всех возможных и невозможных смыслах.
Зачем было так напиваться? Что, мать твою, такое приключилось? Накидаться за пару-тройку часов до поросячьего виза нужно уметь. А главное — хотеть. Забыться, чаще всего. Кто ее обидел? Любому рожу набью! Даже себе. Хотя сомневаюсь, что причина в нашей с ней очередной пикировке. Как бы мне не хотелось потешить свое эго мыслями о том, что Юля так тяжело переживает нашу ссору, но надо быть реалистом. Из-за меня она упиваться до беспамятства в баре точно бы не стала. По ее мнению, не стою я того. А жаль.
Поднявшись на этаж, чудом, как эквилибрист со стажем, умудряюсь вытащить из кармана ключ-карту и открыть номер. Пинком распахнув дверь, подпираю ее задницей и заношу Гаврилину в темный безмолвный люкс. Не включая свет и не разуваясь, сразу несу девчонку в спальню.
Опираясь одним коленом на матрас, укладываю Юлю на кровать, аккуратно отцепляя ее руки от своей рубашки, тут же теряя соблазнительное тепло ее тела. Резкая смена “климата” не нравится не только мне. Юля недовольно протестующе бурчит. Мне едва удается расслышать брошенное ею:
— Холодно…
Я подтягиваю валяющийся у нее в ногах плед, пытаясь укрыть. Она протестующе отбивается от моих рук. Не открывая глаз, канючит:
— Не хочу… нет… убери… не хочу…
— Тш-ш-ш, Карамелька, эй, — успокаивающе шепчу, — я просто тебя укрою.
— Меня не надо накрывать! — звучит возмущенное. — Меня надо обнять, — приказывает милым сонным шепотом. Если бы я не видел, что ее глаза закрыты, и не слышал, как слегка заплетается ее язык, то подумал бы, что Юля не спит. Однако это было не так.
Обнять ее надо, видите ли. Я улыбнулся. А утром она будет снова доказывать мне, что не любит обниматься. Но я-то знаю, что только подмяв под себя подушки, Юля крепко засыпает. Может неосознанно, но всегда. Сколько раз я за ней ни наблюдал. А это происходит каждую ночь в этой командировке. Абсолютно. У нее, может, и получается беззаботно уплывать в объятия Морфея со мной в одной постели, а вот у меня с этим наблюдаются серьезные проволочки. Бывает, часами лежу в темноте и тупо слушаю, как она размеренно дышит. Смотрю, как она льнет к “баррикадам” между нами, и молюсь всем известным мне богам, чтобы однажды эта “стена” просто исчезла.
Все еще сидя с покрывалом в руках, засмотревшись на Карамельку, не сразу соображаю, что она зовет меня по имени. Не знаю, в который уже раз повторяет:
— Даня? Даня…
— Да? — мой голос проседает до хрипоты.
— Обними меня, м-м… — сражает меня наповал новый тихий шепот.
Сразу становится не до улыбок. Приходится собрать все свои резервы. Выругаться заковыристо, но удержать себя на месте, не поддавшись на ее пьяные ухищрения.
Я бы с радостью повиновался. Аж руки зачесались, как захотелось прилечь рядом, на ее половину кровати, крепко прижать к себе, поцеловать в макушку и уснуть. С превеликой радостью так бы и поступил!
Если бы не знал, что по утру за свою слабохарактерность получу. И с парой пощечин от Гаврилиной я бы справился, а вот с очередной ее обидой и отменной порцией тонких уколов — вряд ли. Я, в конце концов, тоже не железный и у меня тоже есть чувства.
Не дождавшись, когда ее обнимут, Карамелька заворочалась. Разочарованно — во всяком случае мне так показалось — вздохнула и, обнимая руками и ногами диванные подушки, все еще разделяющие кровать размера кинг сайз пополам, устроилась удобней и отрубилась.
В том, что она теперь проспит до самого утра, я даже не сомневался. Накинул на нее плед и сполз с постели. На ходу скидывая вещи, понес свое тело в душ.
Мысли в голове гуляли разные. Пока теплые струи били по лицу и плечам, смывая тяжелый день и расслабляя напряженные мышцы, я уперся кулаками в стену и закрыл глаза.
Она сказала: обними меня. И я уже немного жалел, что не пошел у нее на поводу. Пусть это был бы сиюминутный кайф, но он бы был! Другого проявления нежности от Гаврилиной в мой адрес хрен дождешься. Быстрее скопычусь, чем еще раз услышу от нее что-то подобное. Гордая ведь. Упрямая, трусливая и своевольная. Не попросит больше. А так хочется.
С ней, как на пороховой бочке — не знаешь, когда рванет. И брать резко напором — опасно, и измором она не сдается. Единственная такая в своем роде. Мне уже давно пора заканчивать ходить кругами и признаться ей честно во всем. Только в чем? Что я ее хочу? Она это знает. Что она мне нравится? И это она тоже знает. Что я хочу отбить ее у Федора и сделать своей? Не поверит.
Для нее я воплощение всего самого ужасного, что есть в мужиках. Она готова прощать косяки кому угодно, но только не мне. Не знаю, почему. Где и когда я так сильно перед ней провинился. Но Юля никогда не воспринимала и до сих пор не воспринимает меня всерьез. Порой кажется, что она даже мысли в свою голову не допускает о том, что мы могли бы быть вместе. Могли бы попробовать. Я и она. Вдвоем. Отношения. У нас бы получилось. Я этого хотел, черт побери! Но каждый раз стоит мне сделать хотя бы полшага вперед, Карамелька делает десять назад. Убегает от меня снова, и снова, и снова. И кажется, это никогда не закончится. А я, пздц, как устал быть терпеливым и благородным!
К дьяволу.
Вырубив воду, выхожу из душа. Наскоро обтираясь полотенцем, откидываю его в сторону и выхожу в спальню. С твердым намерением забраться к Карамельке под бок, наплевав на все принципы. Но в состоянии полного охреневания замираю у кровати. Мотор ударяется о ребра и с дребезжанием ржавой телеги берет разбег.
Это шутка какая-то?
Я обхожу дозором спальню, заглядываю в гостиную и на террасу. Еще раз оглядываю полумрак номера. Грешным делом дергаю дверцы шкафа и ныряю под кровать. Мало ли. Но нет. Какого хера?! Постель пуста. Гаврилиной в номере нет. Куда успела исчезнуть эта отчаянная авантюристка?
Я залетаю в штанины джинсов и натягиваю первую попавшуюся футболку быстрее, чем в лихие армейские годы. На бегу заскакиваю в кроссовки и выдергиваю ключ-карту, вылетая из люкса. Дверь у меня за спиной с грохотом захлопывается. Я смотрю по сторонам — в длинных коридорах девственно чисто и звеняще пусто. Нет ее.
Вряд ли Гаврилина успела далеко уйти в своем состоянии. Теоретически догнать ее не проблема. Практически — я понятия не имею, в какую сторону понесло эту сумасшедшую девчонку.
Решив сыграть на удачу, иду к лифтам. Кулаки нервно сжимаются и разжимаются, в мозг херачит убойная доза адреналина. Я ее отшлепаю! Сначала отхожу ремнем по одной упругой ягодице, а потом хорошенько надеру вторую! До писка, визга и ее неспособности эту задницу куда-либо приземлить ближайшую неделю.
Куда она поперлась посреди ночи? Что вообще у этой женщины на уме? Сложно даже предугадать, что она способна выкинуть дальше. А если заблудится? Или встрянет в какую-нибудь сомнительную историю? Уродов вокруг много. А уродов, которые и рады воспользоваться невменяемым состоянием на все согласной пьяной бабы, еще больше! Мой мозг за жалкие пару минут успел сгенерировать только с десяток жутких вариантов развития событий. Каждый следующий страшнее предыдущего. Отбитая моя истеричка!
А вдруг покалечится? С нее станется залезть куда-нибудь на дерево или нырнуть в фонтан. Господи, я надеюсь, что она хотя бы не попрется прыгать с крыши. Уж на это ее мозгов хватит?
Лифт пиликает, двери разъезжаются, я выхожу в холле, сканируя взглядом просторное помещение. Ночью в отеле пусто. Редко какой гость пройдет мимо. В большинстве своем это припозднившиеся кутилы, возвращающиеся из клубов, баров и прочих круглосуточных забегаловок. И да, Юли здесь нет.
Недолго думая, иду к стойке ресепшена, решив попытать удачу. Девушки, завидев меня, улыбаются:
— Доброй ночи, Даниил. Можем мы вам…
— Можете, — перебиваю нетерпеливо. — Здесь сейчас случайно не проходила моя благоверная, девочки?
— Да, — кивает Александра. — Вот только что, пару минут назад.
Бинго. Готовь задницу, Гаврилина!
— Отлично. Куда она пошла?
— Так, — тянет Галина, — вроде бы в сторону пляжа.
— Спасибо, — кидаю уже на ходу. — Выручили!
— Даниил, постойте!
— Да?
— Футболка, — обводит пальчиком свой пиджак Александра, — на левую сторону. У вас.
Бросаю взгляд вниз. Точно. Ох, да по хрен! Вывернутая наизнанку футболка сейчас меньшая из всех моих проблем. Однако я все равно в благодарность коротко киваю. А потом, пересекаю широким шагом лобби отеля.
Ночной Сочи встречает легким бризом и звездным небом. Удивительно чистым и ярким для июня месяца. Напрягая зрение, всматриваюсь в прибрежную линию через дорогу от отеля. В темноте мелькает что-то светлое и пушистое.
Попалась!
От сердца откатывает кровь, паника и жажда убивать. Правда, всего на мгновение. Пока до мозга не доходит, что моя дурная нимфа идет к воде. Ночью. Пьяная. Одна.
Что она задумала, мать твою? Я надеюсь, она не собралась искупаться, хапнув острых ощущений?
— Юль! — зову, перебегая дорогу.
Девчонка оборачивается и улыбается мне. Так ярко, что хочется зажмуриться и катапультироваться прямо в космос! Замирает в начале полосы широкого пляжа, ее волосы треплет ветер, щеки мило раскраснелись. Стоит все в том же светлом трикотажном платье, в котором я укладывал ее в кровать, и босая. Дикая, сексуальная, необузданная. Мечта маньяка!
Желание достать ремень взрывается во мне с новой силой. Ее задницу в этот момент спасает только то, что в петлях моих джинсов ремня не наблюдается.
— Да-ня, — тянет нараспев и по слогам. — Привет-е-ет!
— Ты когда успела уйти из номера?
— Хи! — выдает максимально содержательное в ответ Юля. — Смотри, — округляет глаза, как маленький ребенок, — там Черное море! — вскидывает руку.
— Твои познания в географии впечатляют.
— Я хочу купаться! Давай? Вместе? Голенькими? — шепчет, Гаврилина округляя глаза, Ростовцева.
Я смеюсь. Что?!
Карамелька, крутанувшись, срывается с места и бежит к воде, утопая ступнями в песке. Чокнутая пьяная девчонка!
Стойте, что она сказала?
— Какой нафиг купаться? Не вздумай лезть в воду!
— Ву-у-упс! — взвизгнув, пошатнувшись, чуть не падает. Запинаясь о собственные длинные ноги. Удержавшись в вертикальном положении, тут же хохочет и бежит дальше, решительно и быстро приближаясь к береговой линии, это уже становится не смешно, а реально опасно. Слишком большая доля утопленников в мире приходится на тех безрассудных, которые по пьяни решили, что им море по колено. И я не горю желанием стать причастным к этой статистике.
Приходится прибавить шаг:
— Юль, стой!
— А ты останови-и-и…
— Без шуток, — срываюсь на бег, догоняя ее, пытаюсь затормозить, хватая за локоть: — Хватит. Уже не смешно!
— Но я хочу купаться!
Карамелька уворачивается, юркнув мне под руку. Достаточно проворно для выпившей N-ное количество коктейлей разворачивается и отступает вперед спиной, загадочно улыбаясь.
— Карамелька, не дури. На дворе глубокая ночь!
— Мхм. О-о-очень глубокая…
Я шаг к ней, она шаг от меня.
— На пляже темно.
— О да!
Шаг к ней. Шаг от меня.
— Ты пьяна.
— Чуть-чуть, — щурит глаз, кокетливо прикусывая губу, продолжает пятиться. Покачиваясь и выдавая соблазнительные “охи” и “ахи”.
— Совсем не чуть-чуть.
— Может быть. Ну и что? Я тебе такая не нравлюсь?
— Да при чем тут это? Юль, это небезопасно!
— А я не боюсь.
— Я боюсь. За тебя. Давай, — тяну руку, — пойдем в номер, я уложу тебя спать. Хочешь, даже сказку могу рассказать.
— Какую? Про принцессу?
— И дракона невротика с дергающимся глазом, который откусил принцессе голову, потому что она его не слушалась, Гаврилина!
— Нет, — морщит нос. — Не хочу такую сказку, — дует губы, аки капризный “ребенок”.
— Ладно, — выругавшись, бурчу, — а какую хочешь?
— О Русалке, бороздившей просторы синего моря. Ночью. Под звездами… — мечтательно закатывает глаза и грозно топает ножкой «принцесса». — Я хочу купаться!
— Так, понял. Придумал.
— Что?
— План. Назовем его «два П». Завтра днем вернемся на пляж и обязательно покупаемся. Я тебе обещаю. Вдвоем. Хорошо? А сейчас пойдем?
— А сейчас утебя тоже есть план?
— Ага. «Два С» называется: спасение сумасшедшей Юлии.
Юля хохочет.
Я улыбаюсь и делаю еще одну попытку сцапать ее за руку, но она вновь уворачивается:
— Не будь таким нудным, — шепчет с придыханием. — Я не хочу днем… Днем ску-у-чно. Я не хочу никакого плана «П». Я хочу «Н».
— И что это значит? Напиться и навернуться, свернув свою изящную шею?
— Немедленно нырнуть!
— Карамелька, ты вообще меня сл… — затыкаюсь.
Давлюсь вздохом, в мозгу коротит. Нижняя голова, та, что в джинсах, дергается в болезненных конвульсиях. Юля стягивает через голову платье. Платье, под которым у нее нет лифчика.
— Ты что творишь? — рычу. — Это запрещенный прием! — полная деморализация противника.
Юля не отвечает. Демонстративно отведя руку в сторону, разжимает пальцы и роняет платье на песок, замирая передо мной во всем своем обнаженном великолепии.
Вокруг темно. На пляже ни одного фонаря и ни души. Последнее особенно радует. Только мы, ветер, что треплет ее белокурые кудри, и море, что шумит за спиной, накатывая волнами на берег. Полный интим! Она стоит, не прикрываясь, не зажимаясь, гордо расправив плечи и вскинув подбородок. Шепчет взволнованно:
— Идем…? Со мной?
Я дергаю воротник футболки. Она неожиданно начинает душить. Как она там сказала? Купаться голенькими? «Чувак, да это мечта любого мужика!» — пламенно убеждает меня Нагорный-младшенький, выпрыгивая из штанов.
— Это хреновая затея, Карамелька, — выдает мой сердобольный язык.
— Да, почему?
Почему…
Я прохожу взглядом по ее телу, зависая взглядом на темных сосках. Возбужденные горошины торчат и манят, как самая сочная в мире ягода. Их хочется смаковать и смаковать! Во рту начинается активное слюновыделение. В мозгу гремит атомный взрыв.
Я опускаюсь взглядом ниже — на ней остались только белые трусики, и те ничего не прикрывают. Толку от них мало. Член у меня в штанах извивается змеей, уже готовый сорваться с места и оказаться максимально близко к развилке стройных ног Гаврилиной.
Она издевается!
Я хотел этого два, с*ка, года!
Пока я пытаюсь поймать связь с реальностью и сохранить хотя бы крупицы разнесенного в труху самообладания, Юля делает контрольный в голову. Нет, сразу в обе! Подцепляет пальчиками трусики. Медленно, глядя мне в глаза, стягивает их с себя, позволяя кружеву съехать вниз. Переступает, зарываясь пальчиками в теплый песок. Улыбается, кокетливо прикасаясь губу.
У меня извилины в мозгу скручиваются бантиками и, выстреливая оттянутыми пружинами, бьют прямо по черепушке! В ушах трещат маракасы, а остатки крови единым потоком приливают в нижнюю голову. Скотство! Такая Юля — это чертовски горячо!
Так почему я считаю, что купаться нагишом среди ночи — дерьмовая затея?
— Потому что утром ты будешь об этом жалеть, — говорю, продирая сквозь сжатые зубы. — Ничего хорошего из этого не выйдет! — выталкиваю сквозь скованное тисками желания горло. Говорю, даже несмотря на то, что о подобном повороте событий я мог только грезить. Говорю, ненавидя и проклиная себя в этот момент из-за упорного желания все сделать правильно. Я уже накосячил дважды за неделю. Больше не могу. Лимит исчерпан.
— Неправда, — делает шаг назад Юля.
— Правда. Ты пьяна и не отдаешь себе отчета в том, что творишь.
— Но ты-то трезв.
— В том-то и проблема, — улыбаюсь, смягчая отказ. — У тебя не получится снова переложить всю ответственность за случившееся на мои плечи. Не в этот раз.
А Юля все пятится и пятится. Ее ступни уже ступают по влажному песку, оставляя следы, которые тут же смывает море.
— М-м, а если я скажу, что… очень хочу тебя? В себе?
— То я умру от счастья, Юль, — говорю серьезно, аж голос на мгновение дрожит. — А потом воскресну, чтобы сказать тебе, что ты обязана повторить мне это при свете дня и на трезвую голову. Только так.
— Глупый, надо пользоваться моментом, пока я пьяна! — она смеется и делает еще пару шагов назад. Мои внутренние радары орут: «денджер»! Морская вода уже касается ее щиколоток.
— Я не из тех, кто пользуется такими моментами.
Медленно отступая, Карамелька все глубже заходит в море.
— Ну и ладно! — хихикая, делает еще один шаг. — Я все равно… — вздрагивает и визжит.
У меня вся жизнь перед глазами проносится, когда накатившая волна захлестывает ее до самой макушки, сшибая с ног. Блть!
— Юля!
Я, перепугавшись, рву вперед.