1.46.
ЛАЛИСА
Что ещё должно произойти, чтобы я окончательно закрыла историю нашей любви, что на бешеной скорости пронеслась по моей жизни и за несколько месяцев перевернула всё верх дном?!
Что ещё тебе, Лиса, нужно, а?
Он всё это время качал тебя на качелях солнышком вниз головой так, что ты, как чумная, перестала мыслить адекватно.
Угрозы.
Боми.
Свидания.
Спор.
Расставание.
Тайная свадьба.
Наша квартира.
Обвинения меня в измене.
Его измена с Соён.
Похищение.
Издевательства его отца.
Слив моего видео.
Тебе и этого мало?!
Какой ещё знак вселенной ты хочешь получить, чтобы остановиться и перестать катиться в пропасть?
Внутри я орала на себя, хлестала по щекам, шпуняла и мочила последними словами.
Потому что головой я приняла решение, а руки тряслись от мысли, что я никогда не запущу пальцы в его волосы и не буду слушать биение его сердца, прижавшись ухом к груди.
Не буду считать родинки на его теле и наблюдать, как он засыпает.
Не буду чувствовать его внутри себя.
Низ живот предательски взвизгнул от такой перспективы.
Когда я читала о таких метаниях в книгах, смотрела в кино, так переживала за главных героев и искренне не понимала сЛОЖНОсти выбора.
Сколько историй мне рассказывали о любовных муках подруги, мои танцующие багирки, умудренные опытом.
Но я правда не понимала, зачем становиться королевой драмы, когда всё так просто?
Любишь - борись.
Не любишь - не трать своё время, иди дальше.
Ну-ну!
Я, сама того не осознавая, надевала на себя корону всезнайки, осуждая других, будучи уверенной: ну со мной-то такой хрени не случится!
Уж я-то точно знаю, чего хочу!
Уважения, спокойствия, но с волнительными, подогревающими чувства ситуациями, заботы, доверия, страсти, умопомрачительного секса.
Но не дурной больной головы с фигнестраданиями.
Ха!
У вселенной отличное чувство юмора.
Я убедилась в этом в который раз.
Она не просто ткнула носом ровно в такое же дерьмо, которое я осуждала, поджав манерно губки.
Она протащила меня лицом по асфальту.
В прямом смысле слова содрав кожу со лба.
Я, кстати, до сих пор не знала, что там пытался изобразить этот больной, и старалась даже разговаривать меньше, чтобы не шевелить кожу лица, потому что от швов лоб тянуло невыносимо больно.
Я выгнала Чонгука.
Дядя Джунхо принёс мне новенький телефон с моим восстановленным номером, немного побыл со мной и уехал, сказав, что Гук сидит с мамой в коридоре.
Я всё рассказала ему.
– Мне нахрен не нужны его раскаяния. Чем он думал, когда отправлял мое видео? – Я знала, что могла обсудить это с крёстным, что он не осудит и с ужасом думала: знают ли родители.
– Это он тебе сказал, что отправил? – Дядя Джунхо нахмурился.
– Да, признался, глядя мне в глаза. Сказал, что был не в себе, пьян, что когда приехал в квартиру, включил телефон и увидел это в отправленных сообщениях, – я поймала себя на мысли, что впервые назвала наше жилье квартирой, а не домом. Его жильё, если быть точнее. – Он ничего не помнит. Он был со своей бывшей, дядя Джунхо. В этом он тоже признался.
– Лиса, в этом надо разобраться. Не верю я, что мог он такое сделать. Что-то здесь не складывается. Способные на такую подлость никогда не придут с чистосердечным признанием глаза в глаза. Чонгук хоть и тот ещё идиот вспыльчивый, но он не подлый, не трус, мне хватило времени от первого мордобоя до того, как мы тебя забрали... – При воспоминаниях об этом он поджал губы и тень пробежала по его лицу. —Чтобы это понять. Если это так, я первым вправлю ему мозги, но что ты думаешь делать со своим мужем дальше? Семейная жизнь, Лиса, она не только из ванильно-мыльной оперы состоит. За закрытыми дверями в любой семье есть свои скелеты в шкафу.
– К таким скелетам я не готова. Я разведусь с ним, дядь Джунхо. Я хочу сбежать от него, от этого города или свихнусь. Я уеду в Сеул, в квартиру, что вы подарили, – я горько усмехнулась стечению обстоятельств. – Вот и пригодятся столичные хоромы.
– А школа? Сбежать всегда успеешь. Будь сильной, Лалиса, будь храброй, – дядя Джунхо заглядывал в мои глазах, пытаясь отыскать в них упрямую Лису, маленького генерала, которая бросалась на амбразуру ради отстаивания своих интересов.
Я это видела и была благодарна ему за поддержку, что не видела в нем разочарования и осуждения.
Только безграничную любовь.
– Зачем? Чтобы над моим позором все ржали мне в лицо? – Я шмыгнула носом.
Смелая Лиса хотела как страус спрятать в голову в песок.
Как дезертир покинуть поле сражения досрочно.
– Если это сделал Чонгук, то это его позор, а не твой, – дядя Джунхо говорил какие-то правильные вещи, но легче от этого не становилось. – Ты подумай, не руби с плеча, пока не вытащим Соджуна и не разберемся с Чоном, я здесь, с вами. А потом в любой момент, как скажешь, возьму билеты и заберу тебя, идет?
В палату зашла мама с моей термокружкой в руках.
– Лиса, я привезла твое любимое какао с перцем, – от маминых слов к горлу подступил тошнотворный позыв, и я убежала в туалет.
Меня рвало от одного вида какао.
Видимо, всё, что было мне дорого, автоматически стало ненавистными воспоминаниями, которое мое тело всячески отвергало.
Когда я вышла из туалета, мама отвечала на телефонный звонок и включила громкую связь, прошептав, что это звонят по папиному расследованию.
Дядя Джунхо дал знак молчать и начал что-то искать на телефоне, показав мне включенный диктофон.
– Госпожа Хевон. С прискорбием сообщаем вам о трагическом происшествии с вашим мужем, – голос дрогнул, и я вся напряглась. – Он неожиданно почувствовал себя плохо, потерял сознание, медики прибыли незамедлительно, но им не удалось спасти пациента. Примите мои соболезнования... Мы нашли у него телефон, он смотрел какое-то видео, когда ему стало плохо...
Мама выронила мобильник и стала медленно сползать на пол.
Дядя Джунхо успел ее подхватить и положил ко мне на кровать, схватил телефон и выбежал из палаты за медсестрой.
В комнату забежал Гук и сначала выдохнул, когда увидел меня, застывшую на месте, а потом перевел взгляд на маму и уставился на меня.
В комнату забежала медсестра, она стала что-то делать с мамой, дядя Джунхо тряс меня, что-то говорил и говорил, но я не слышала.
Он, как неживую куклу, отдал меня в руки Чонгука и выбежал из палаты, а у меня не осталось сил сопротивляться.
Гук прижимал меня к себе, успокаивал, заглядывал в глаза.
Видимо, он ожидал увидеть мои слёзы.
Их не было.
У меня ничего больше не было.
Я убила своего папу.
Его любящее сердце не выдержало всего этого.
Я упала на самое дно и разбилась вдребезги.
Всё, что происходило дальше, было как на быстрой перемотке страшное кино.
Меня забрали домой.
Чонгук больше не появлялся.
Дядя Джунхо всё время пропадал где-то, взяв на себя всю бумажную и организационную волокиту.
Сухо не отходил от мамы, которая практически не выходила из их с папой спальни.
На меня он даже не смотрел.
Я словно перестала для него существовать.
В очередной мамин приступ он не сдержался и раздавил меня своей ненавистью, сказав, что думал:
"Лучше бы это ты умерла, а не папа. Минет ценою в жизнь. Не слишком ли дорогая плата за пару минут твоих развлечений?»
Минет ценою в жизнь.
Так думала и я.
Так думали все.
Боми скулила в такт моим внутренним рыданиям.
На внешнем фасаде - застывшая маска.
Ко мне в комнату изредка заглядывал дядя Джунхо.
И следователь.
Но я не отвечала на его вопросы, мой рот отказывался говорить.
Да и зачем?
Я не замечала, как день сменял ночь, а ночь день.
Только сны будоражили меня и заставляли хоть что-то чувствовать.
Точнее, один и тот же сон.
Мне снился папа. В костюме супермена. Он что-то говорил мне, катая меня на велосипеде, но я всё никак не могла разобрать слова. Пыталась что-то ему отвечать, отвлекалась и больно падала с велика. Он дул мне на разбитые коленки и целовал в щеки. Несмотря на то, что сны были глухонемыми, там я могла видеть папу. Я даже чувствовала его тепло.
А в реальной жизни я застыла.
Замерла.
Заморозилась.
Дженни, Сонхи, Розэ, Джин, классная руководительница – все звонили по многу раз, пока я не отключила телефон.
Потом пришла Сонхи вместе с Нини.
Обнимали меня.
Плакали вместо меня.
Они говорили, что весь класс мне соболезнует, что все как один удалили видео, что все на моей стороне, и что Пуленепробиваемые устроили Чонгуку темную, а Тэхён с ним даже подрался.
Сонхи сказала, что ее мама, наконец, вернулась, что она всё знает и об отце, и о том, что он натворил.
Вокруг меня что-то происходило.
Кипела жизнь.
А я себя в ней больше не ощущала.
Дядя Джунхо сказал, что заберет меня после похорон, увезёт в Сеул, чтобы я хоть немного развеялась.
Я молча кивнула в знак согласия.
Он свозил меня на снятие швов и попросил не смотреть на лоб.
Я посмотрела.
Бугристые борозды ярко-красного цвета зияли во лбу буквой "Ш".
Шлюхе шлюшье лицо.
На похоронах было много людей. Военные. Много военных. Папины друзья. Мои одноклассники практически полным составом.
Соён не было.
Приехал даже Джин меня поддержать в прямом и переносном смысле, я цеплялась за его руки, чтобы выстоять до конца.
Чонгук тоже был здесь.
Он стоял особняком.
Рядом с ним – Сонхи и полупрозрачная от неестественной худобы женщина, чьи очертания не скрывала даже зимняя одежда.
Я догадалась, что это его мама.
Дядя Джунхо с Сухо не давали упасть маме.
Я смотрела на ее согнувшееся тело и опухшее от слёз лицо и не знала, как она от этого оправится.
И оправится ли когда-нибудь.
Он был смыслом ее жизни.
Центром нашей семьи, нашей вселенной.
Я не заслужила такого папу.
Я не заслужила свою семью.
Я разрушила всё.
Зачем я хотела знать, что ещё должно произойти, чтобы я закрыла себе доступ к мыслям о хэппи энде с Чонгуком?
Лучше бы я гнала их от себя поганой метлой, но даже здесь я накаркала и станцевала свой вороний танец.
Похоронные речи.
Рыдания.
Я стояла в шапке практически на глазах рядом с деревянным ящиком и безмолвно молила папу о прощении, не позволяя себе, не разрешая выразить это вовне.
Я не имела права даже на прилюдные слёзы.
Я ни на что не имела права.
Мое непродолжительное счастье стало моим проклятием, которое погребло в своих завалах всё, что было в нашей жизни прекрасного.
Крышка закрылась. Оружейный салют в честь самого прекрасного человека на свете.
Вороны, испугавшись выстрелов, поднялись шумной стаей и стали кружить над кладбищем огромной черной воронкой.
Каррр-каррр-каррр.
На обратном пути после похорон, сидя в машине с мамой, братом и дядь Джунхо, я почувствовала теплые выделения.
И тут же, отвернулась и незаметно забралась под одежду. Вынула пальцы.
И долго рассматривала на них кровь.
Дядя Джунхо с мамой забрали мои документы со школы, и уже сегодня вечером я должна была сесть в самолет и покинуть этот ставший чужим для меня город.
Холодный и безжалостный.
Место, где я, как мне казалось, обрела любовь и счастье, но на самом деле потеряла всё, что имело для меня значение.
Всё, что было мне дорого.
Есть такие моменты в жизни, которые не сотрёшь ластиком, не перепишешь и не вырвешь испорченный лист из тетради своей памяти.
Ты просто каждый день просыпаешься и чувствуешь всем телом, что у тебя внутри дыра с футбольное поле.
Игра окончена.
Футболисты, судьи, болельщики ушли.
И яркий свет софитов, прожекторов, информационных табло потух.
Глухая тишина и одиночество покрыли осиротевший "стадион" шершавым, цепляющим пятки одеялом.
В этом году в нашем доме нет елки, которую обычно мама ставила за месяц до нового года.
Наш календарь застыл на дате смерти папы.
Были только зажжённые свечи, закрытые наглухо двери и завешанные простынями зеркала и телевизор.
Я отказывалась есть, и дядя Джунхо кормил меня насильно с ложечки, как маленького ребенка.
В памяти всплыло, как я когда-то делала также, когда погибли тетя Хеюн и Юджин:
«– Лиса, ты не против, если у тебя будет два папки? Мне без дочки нельзя. Мне надо о ком-то заботиться. Я смотрю на тебя и Юджин вижу.
– Не против. Если вы есть будете нормально. Я за вами буду следить. Будете мне каждый день звонить и рассказывать, как день прошел, что ели. Идет?
– Идет, мой генерал. Соджун, не знаю, когда увидимся, я сейчас себя в руки возьму и займусь делами. Никто безнаказанным не останется. Я такую империю построю, что ни одна шавка не сможет рот разинуть ни на меня, ни на... Ну, всех кто у меня остался. На вас получается... Больше у меня никого нет.»
В горле стоял ком от воспоминаний.
Я надеялась, что там, на небесах, папе хорошо, что он встретился и с тетей Хеюн, и с Юджин.
И с моим нерождённым малышом.
Я по-прежнему не отвечала на звонки и сообщения.
Я видела только всплывающие окна уведомлений на экране.
От Сонхи.
От Нини.
Розэ.
Со студии.
Девчонок с танцев.
И многих других.
Не от Чонгука.
Он не писал мне, только звонил.
А когда я не брала трубку, просил о разговоре через дядю Джунхо.
В дом он не заходил.
Но каждую ночь я видела за окном его одинокий силуэт, освещаемый огоньком сигареты от частых глубоких затяжек.
Потухал один огонек.
Загорался другой.
Я наблюдала за ними из окна, не прячась от света комнатной лампы.
Мне было всё равно, видит он меня или нет.
Я трогала пальцами кровоточащую ментальной кровью стигматину на лбу, напоминание обо всем, что мы натворили и шла спать, надеясь, что и в эту ночь ко мне придет папа.
Чтобы я вновь увидела его живое улыбающееся лицо, себя маленькую, что беззаботно со всех сил крутила педали на велике, чтобы обязательно порадовать своего супермена.
Мама практически не выходила из комнаты, часами разговаривая с Джином.
С моим бывшим парнем, что примчался сразу, как только обо всём узнал.
Он был с нами все эти дни.
Помогал дяде Джунхо с похоронами и остался потом, сказав, что уедет после моего отъезда.
И это было так естественно, но вместе с тем так грустно.
В голове то и дело робкими светлячками загорались мысли "а что если бы я осталась с ним...", а потом шквалистый ветер сносил их к чертям.
Нет этого "если бы".
Потому что у каждого решения есть последствия.
И в моем случае необратимые.
В день отъезда я решила оставить Гуку прощальный подарок – разбить его машину, свидетельницу наших самых счастливых моментов. Мне хотелось разрушить последнее, что осталось между нами.
Взорвать все мосты и оборвать все и без того истощённые нити.
Я позвала Чонгука в кофейню на разговор, написав ему:
"Ты хотел поговорить? Приходи на наше место в 2 часа сегодня. Закажи что-нибудь на свой вкус и жди меня. Будь на машине, обратно прокатимся. Поставь ее у выезда со стоянки напротив центрального входа, потом расскажу зачем. Ничего не спрашивай".
А сама в час икс воспользовалась вторыми, свадебными, ключами от аккорда и угнала его машину, перед этим передав через Нини прощальное короткое письмо, где рассказала о ребенке, о том, как сильно я его ненавижу и пожелала вечно гореть в аду, как делала это я.
А ещё я написала, где он может забрать свой металлолом.
Я выбрала место для своего небольшого возмездия не случайно.
Там, за городом, в лесу было наше первое свидание после спасения Боми.
Джин с дядей Джунхо должны были подъехать уже с собранными на самолет вещами и забрать меня с места "преступления".
Трясущимися руками я сжала ключи от его машины и стремительно подошла к ней. Быстро посмотрела по сторонам, не хватало ещё, чтобы кто-нибудь меня увидел и даже на несколько минут отвлек от задуманного. В моем случае несколько минут – это роскошь, которую я не могла себе позволить.
Кнопку брелка издала неприятное "пиу-пиу".
Никогда раньше не придавала значения звуку сигнализации, а тут словно током прошибло от двух коротких сигналов. Неуклюже шлепнулась на водительское сиденье, бросила ключи на соседнее, где я сидела когда-то и мечтательно смотрела на Гука.
Я не стала проверять, есть ли бита в багажнике. Я была уверена, она там.
Она станет моей союзницей, соучастницей и верной подругой в этом небольшом, но важном для меня акте вандализма.
Рев двигателя. Опять что-то странное с ощущением звука. Он слишком громкий, буквально ревет во мне. От адреналина все органы чувств обострились до предела, их как будто вывернули на полную мощность, обнажив каждый нерв.
Снегопад застилал лобовое, я небрежно искромсала налипший белый налет дворниками. До боли в пальцах вцепилась в руль, в кровь закусив губы, и сдала задом, чтобы выехать с парковки. Упс. Кажется, я задела бампером бордюр.
Не страшно, это мелочь, по сравнению с тем, что будет с тачкой через каких-то 15-20 минут.
Входящий вызов телефона.
Чонгук звонит уже раз десятый.
Прямо сейчас он меня ждет на последнем этаже торгового центра в кофейне, только вместо обещанного разговора, я прямо сейчас угоняла его обожаемую машину.
Он упорно добивался все эти дни разговора, не понимая, что ни одно его слово уже не имело для меня никакого значения.
Теперь моя очередь говорить.
Надеюсь, мой монолог будет преследовать его всю оставшуюся жизнь.
Я резко вырулила со стоянки, бак полный.
Отлично.
Педаль в пол.
Меня заносило на поворотах, но я не снижала скорость.
Я выехала на трассу и начала задыхаться, воздуха не хватает.
Меня штормило всем телом.
Но я не передумала.
Я твердо решила оставить ему в память о себе груду металла, больше ни одна его шалава не сядет на мое место.
Только не в этой машине.
Я хотела разбить его любимую тачку и уехать с дядь Джунхо, но кинофильм в моей голове уже запустил свои щупальцы в помутневшее подсознание...
Вот он окатывает лужей.
Вот он дарит мне Боми.
Наш первый поцелуй.
Он мой первый мужчина.
Слитое видео.
Похороны папы.
«Чтоб я умерла" от брата.
Мама, сходящая с ума от потери.
Две полоски на тесте.
Мой малыш, мой ангелочек...
От мыслей о последнем глаза застилает такая пелена слёз что даже проморгаться не могу, они превращаются в рыдания.
Я нажала на педаль газа сильнее, чтобы покончить с этим быстрее, сесть в самолет и больше никогда не возвращаться в этот город.
Нога вдавила педаль ещё сильнее.
И ещё.
Машину начало крутить на дороге, выбросив на встречку. Она стала неуправляемой.
Я зажмуриваюсь.
Удар, оглушительный скрежет металла и треск разбивающегося стекла накрыли тайфуном с ног до головы.
Ну вот и всё.
Это конец.