Ревнуешь? || Турбо

Суббота. Утро. Снег хлопьями валит за окном, будто кто-то сверху перья выбрасывает. Тихо в доме — глухо даже. Я умылась, поела, но всё как-то мимо. Ни Вовы, ни Марата. Опять. Пусто.

Сидела немного на подоконнике, смотрела, как прохожие кутаются в шарфы. И вдруг... чё-то кольнуло внутри.
Может, сходить на базу?
Быстро оделась — куртка, шарф, капюшон. Вышла.

Мороз резко в нос, прямо до слез. Дышать тяжело — всё паром. Холод сжимает щёки, будто кто-то их ледяной рукой держит. Снег хрустит под ногами как стекло. Иду, не знаю зачем. Просто... туда.

Подошла к базе. Стою у ворот. Заходить не хочется — там, скорее всего, старшие. Кащей. Не до них мне сейчас. Да и настроение никакое. Глянула вниз — ботинки все в снегу. Стою. Замерзаю. Но иду вперёд — не могу.

И вдруг слышу. Шаги. Много. Быстрые, тяжёлые. Поднимаю глаза — и сердце вниз упало.
Идут. Пацаны.
Наши.

Первым — Вова. Потом Турбо, Зима, Марат и Андрей. А за ними — вся толпа. Человек пятнадцать, не меньше. Все идут молча, снежинки падают на них, но никто даже не отряхивается.

Я смотрю на лица — и внутри всё холодом по позвоночнику. Лица в крови. У Вовы бровь рассечена, у Зимы синяк под глазом, у Турбо губа разбита и на скуле ссадина. Марат вообще с разбитым кулаком, кровь уже подсохла. Андрей держится за бок. Все в хлам.

Я шагнула к ним, будто сама не соображаю.

Вова первый заговорил, хмурый:

— Ди, ты чё тут одна?

— Это у вас надо спросить, — почти прошептала я, — где вы были... что с вами?

Турбо откинул капюшон, посмотрел на меня и сказал спокойно, но глухо:

— Дела были.

Я подошла ближе. Обняла его. Он тоже меня. Аккуратно. Но мне было страшно за него. Я чуть отступила, прижала ладонь к его плечу.

— Поаккуратней, пожалуйста... — тихо сказала я.

Он сжал мою руку, будто понял всё без слов.

Мы зашли на базу. Я всё оглядывала — кто ещё, в каком состоянии. Внутри пахло дымом, потом и кровью.
И тут из комнаты, дверь которой была приоткрыта, орёт Кащей. Голос у него глухой, прокуренный, но резкий — на всю базу слышно:

— Приведите мне этого пацана, который знает, чё там с Ералашем стряслось!

Я вздрогнула. И тут мимо меня проходят Вова и Кирилл, заходят в ту самую комнату. Я взяла аптечку с полки. Подошла к Турбо, взяла его за руку — и мы ушли в дальний угол, где света почти нет.

Он сел. Я рядом. Открыла мазь, взяла ватку. Начала аккуратно обрабатывать его губу. Он молчал, но смотрел прямо в глаза. Глубоко, сильно. Я всё чувствовала.

— Ну зачем вы так?.. — вырвалось у меня. Я мазала губу, аккуратно, чтобы не больно.

— Волнуешься?.. — спросил он тихо.

Я подняла глаза, встретилась с его взглядом. Слишком близко. Слишком по-настоящему.

— Да... — выдохнула я.

Он молчал. Потом, почти шёпотом:

— Я тоже люблю тебя.

У меня внутри всё замерло. Я не знала, как дышать. Просто смотрела вниз, чуть улыбнулась.
— Знаю...

Потянулась снова к его губе, чтобы продолжить мазать, но он перехватил мою руку. Мягко, но уверенно.
Тянется ко мне. Губы почти коснулись...

И тут — орёт Кащей:

— Пацаны! Разговор!

Мы отскочили, как будто нас током ударило. Турбо встал, я за ним. Подошли к центру — там уже все стояли. Я встала сбоку от Вовы, Турбо рядом. Кащей сидел в центре. Курил. Спокойный снаружи — но внутри буря.

— Иди сюда, — говорит он.

Кирилл вышел вперёд. Трясётся.

— Если ты не уверен был — зачем нас под удар ставил? Ты знаешь, через что мы прошли?

Кирилл опустил голову:

— Не специально...

— Не специально?.. Мы влетели по полной. Ты пацана бросил. Нашего. Универсамовского.

Кирилл почти шепчет:

— Получается, из-за меня...

Кащей смотрит на него как сквозь. Медленно тянется к стулу, садится. Дымит. Все молчат.

— Ну давай, рассказывай. Как было?

Кирилл глотает:

— Мы на остановке стояли. Ждали автобус. Он подъехал, я сел. Думал, Ералаш за мной. Двери закрылись, я заорал водителю — не открыл.
Вышел на следующей, бегом назад — а там уже поздно. Его запинали...

Я не выдержала — по щеке покатилась слеза. Хотела вытереть, но не стала. Пусть видят.

Кащей выдохнул дым. Смотрел на Кирилла как на пустоту.

— Ты понимаешь, что с тобой будет?

Кирилл кивнул. Вся база смотрит.

— Что бы ты сделал на нашем месте?

— Петлей бы дал... — ответил тихо.

Кащей резко встал. Выкинул сигарету.

— Нет. Ты не понял. Мы не игрушки. Это был наш пацан. А ты — просто сбежал. И ты хочешь, чтобы теперь всё было «по справедливости»?

Кирилл не отвечает.

— Он в земле, понял? Он в земле мерзнет. А ты жив. И дрожишь. Это не справедливость, это ссыкло.

Он подошёл к нему вплотную. Голос стал тише, но страшнее.

— Мы всегда были по справедливости. И ты поймёшь, что это значит. Пацаны не извиняются. Пацаны отвечают.

Он развернулся и ушёл в комнату.

А мы стояли молча. Никаких слов. Только снег за окнами и дым, который ещё витал в воздухе.