Глава 21 «Полет Отчаяния»
Успев на всякий случай одернуть рубаху, Гвиневра встретилась взглядом с Нортоном, когда тот обернулся. За спиной тихо скрипнула дверь и закрылась. Несколько мгновений они смотрели друг на друга молча и растерянно. Щеки эльфийки быстро зарумянились. Сделав робкий шаг назад, она уперлась спиной в теплую дверь, пальцы ее лихорадочно искали ручку.
Демон сидел на одной из более глубоких ступеней спиной к ней. Ее алчущий взгляд, скользящий по обнаженному торсу Нортона, ласкал его широкие плечи и рельефные мышцы спины, провожая капли воды, стекавшие с влажных волос и исчезавшие за бортиком бассейна, скрывая все, что было ниже поясницы.
— П-прости... я сейчас уйду, — протараторила она и резко повернулась к нему спиной.
— Подожди.
Легкий всплеск воды, за которым последовало мягкое шлепанье мокрых ног по мрамору, нарушил тишину. Гвиневра, повинуясь смутному порыву, в котором любопытство мешалось с неясным, но теплым чувством, немного обернулась. Перед ней стоял Нортон с полотенцем, небрежно повязанным вокруг бедер.
— Почему ты избегаешь меня? — спросил он негромко.
Отвечать было нелегко. Перед глазами ее вставала его бледная кожа, разгоряченная теплом купален, и легкий пар, поднимавшийся над ней. Гвин с усилием подняла глаза к его лицу. Печаль, застылая в Мессии не нуждалась в толковании. Пламя его глаз уже не светилось прежней жизнью, а напоминало кострище мира мертвых. Но несмотря на это, при одном ее взгляде зрачки Норта расширились.
— Это не так, — сбившись с толку, начала оправдываться эльфийка.
— Тогда как? — спросил он. — Я... я чувствую себя... — слова застряли в его горле. — Одиноко.
Мессия неуверенно возложил руки на хрупкие плечи девушки, словно ища опоры в ее близости.
— Я уродлива, — с горечью призналась Гвин.
Эта мысль давно мучила ее. Все то время, пока она помогала опознавать мертвых, думала только о том, что скажет Норту, если он заговорит с ней. В голове мелькали тысячи слов, но все свелось к двум.
— Что? — растерянно переспросил Норт и отпустил ее плечи.
— Тебе не стоит связываться с такой женщиной, как я.
— С какой такой? — он смотрел на нее искренне, почти по-детски. — Я не понимаю.
— Неужели ты не видишь? — голос ее дрогнул. — Посмотри на меня... а потом на любую служанку во дворце. Кто угодно будет лучше меня! — последние слова вырвались уже громче, чем она хотела.
Ее дыхание сбилось, щеки вспыхнули с новой силой, но уже от обиды за собственное лицо и глупость Норта. Неужели он слеп?
Задумчиво сложив руки на груди, Норт коснулся подбородка и чуть склонил голову. Что хотела сказать ему Гвиневра? Он не мог постичь ее сомнений. В его глазах она была созданием редчайшей красоты. Сила и ум, благородство нрава гармонировали с обликом: алые, как зоревый Игнис, локоны спадали на плечи, очерчивая плавные линии лица и глубокие зеленые очи. Шрамы казались ему печатью воительницы, достоинства, несломленной воли. В его понимании такова была истинная женственность — гордая, неукротимая, где свет и страдание сливались воедино.
Как бы Нортон ни пытался, он не находил в ней уродства.
— Почему ты так думаешь?
Гвиневра неловко заправила локон за длинное ухо.
— Шрамы. Они испортили мое лицо. Раньше многие мужчины добивались моего сердца, а теперь я не чувствую себя ценной. В женщине ведь только красота имеет цену — ее лицо, ее тело. Я была воспитана мужчиной, я знаю, что говорю.
— Твои шрамы — это часть тебя. Как они могут портить? Разве портят розу ее шипы? — Нортон завороженно коснулся ее щеки тыльной стороной ладони.
— Ты говоришь неправильные вещи, — глаза ее засияли.
— Нет, — ответил он уверенно. — Это другие мужчины говорят неправильные вещи. Я говорю истину.
Между ними повисла короткая пауза. Гвиневра хотела поинтересоваться, может ли она надеяться на большее, чем просто дружба, но прикусила язык.
— Так правда бывает? — почти шепотом спросила она, опуская смущенный взгляд на его бедра. Мысль о том, что они стоят рядом, почти обнаженные, вновь заставила ее стушеваться.
— Конечно.
Она немного постояла, кусая губы, потом нерешительно произнесла:
— Мы можем... помыться вместе.
— Ну... давай, — кончики ушей Нортона заметно покраснели. Взгляд его на миг изменился, скользнул по длинным мягким на вид ногам и пышной, тяжелой груди, и с этим пришел легкий укол совести.
Гвиневра вздохнула, взяла полотенце с вешалки и, обмотавшись им, сняла рубаху под тканью.
Когда они оба вошли в воду, в воздухе повисла легкая неловкость. Взгляды то и дело сталкивались. Гвиневра прокашлялась, встряхнула волосами и, потянувшись к краю бассейна, выудила из ряда склянок средство с темно-зеленым содержимым.
— Хорошо, что здесь не принимают ванну слуги.
— У меня была такая мысль, — тихо отозвался Нортон.
— Думаю, будь твоя воля, ты бы и себя раздал людям, если бы они попросили, — с мягкой усмешкой сказала Гвин и облила волосы водой и нанесла средство.
Знакомый аромат хвои и шиповника наполнил помещение. Нортон вдохнул его полной грудью и подошел ближе.
— Ты сама их делаешь?
— Да. А что? — спросила Гвиневра, распределяя пену по длине.
— Мне нравится запах. Он вызывает во мне ностальгию. Можно немного?
— Конечно.
Он отлил немного содержимого в ладони, втер в волосы и позволил теплой воде смыть пену. Несколько минут в купальне стояла лишь тишина и плеск воды. Постепенно напряжение ослабло. Нортон опустился на ступени возле одной из несущих колонн у воды, откинулся спиной к гладкому камню и прикрыл глаза, чувствуя, как тело расслабляется.
— Поедешь со мной в следующий раз? — спросил Нортон, зачесав волосы назад. — Иветта что-то говорила про Валору.
Гвиневра, занятая своими банками и склянками, уже, кажется, сбилась со счета. Она все мыла, смывала, снова намыливала, терла, пока вода вокруг не стала пахнуть хвойным лесом. Нортон, не зная, куда деть руки, рассматривал разноцветные флакончики, пытаясь понять их предназначение.
— Почему не возьмешь Иветту? — спросила Гвин, не оборачиваясь.
— Из нее плохой переговорщик, — ответил он, и на лице Мессии мелькнула едва заметная улыбка.
— В этом вся она, — усмехнулась Гвиневра, смыв наконец последнее средство с тела и подойдя к нему, пересекая более мелкий участок.
Она села подле Норта и, чуть осмелев, склонила голову к его плечу. Нортон, вспомнив ее просьбу у костра, осторожно приобнял за плечи, чувствуя, как тело налилось жаром.
***
Больше отдыха Нортон позволить себе не мог. Заваленный документами, он сидел в кабинете и разбирал бумаги, то и дело вспоминая прошедший вечер с Гвиневрой. Мысли о прикосновениях к ее мягкому, будто сотканному из воздуха телу возвращались снова и снова, мешая сосредоточиться на отчетах и списках, что требовали его подписи. Он вспоминал ее в одной льняной рубахе, что просвечивала изящный девичий силуэт, крупные бедра, куда полнее его собственных, едва ли скрытые тканью и аромат хвои и шиповника, что теперь преследовал его всюду и дурманил голову.
Мессия вздохнул в очередной раз, сам не зная, зачем, и взял со стола новый документ — прошение от простолюдина. Таких бумаг стало слишком много, и Нортон уже не справлялся с ними один. Поездку в Валору назначили сразу после похорон, и мысли о ней переплетались с гулом за окном. На площади внизу каменотесы высекали из камня монумент в честь победы. В центре стоял Аспидион — с опущенной повязкой на глазах, с бушующими на голове змеями, склонившийся в позе покоя и молитвы. За его спиной вырастали силуэты воинов.
В дверь постучали, и в кабинет вошла Иветта. Нортон, погруженный в свои мысли, не сразу заметил ее.
— Ты оглох, что ли? — бросила она, сложив руки на груди. — Что с тобой стало? Охи да вздохи одни.
— Ничего, — ответил он, чуть отстраняя бумаги. — Просто задумался. Что у тебя?
— Очередные требования от Валоры, прежде чем подпишут присоединение. Хотят гарантии на торговые пути, помощь в восстановлении городов и долю налогов с границ.
— Ясно. Оставь здесь. И позови Гвин, я не справляюсь. — Он развел руками, показывая кипы документов.
— Хорошо. Тогда соберу вещи в дорогу.
— Прости, — Нортон неловко почесал затылок. — Я забыл сказать... Гвин поедет в этот раз.
Иветта прищурилась, уголки ее губ растянулись в хитрой улыбке. Не сказав больше ни слова, она вышла.
Когда большая часть работы была завершена и настал час погребения, Нортон издал указ о ежегодном чествовании Дня Падения Небес. Погибшие, кого удалось опознать, обрели свои могилы, а безымянные упокоились в братской у подножия монумента. На надгробных плитах начертали все имена воинов.
В тот полдень, под свинцовым небом, собрался весь Экссолиум. Площадь, еще недавно гудящая празднеством, теперь застыла в тишине. Лишь тальхарпа тянула глубокие, печальные звуки. Ее струны стенались под пальцами седого менестреля, рождая глухие ноты, будто идущие из недр земли.
Первые отголоски осени гнали тяжелые тучи к городу. Ветер принес запах сырости, и вскоре пролился скорбный дождь, желая соединить небеса с поверхностью в общей печали. Первая капля упала на струну, и тальхарпа хрипнула. Музыкант поднял голову, дождь заструился по его морщинам, и на миг все стихло. Нортон, заметив это, создал навес из Мглы, прежде чем выйти к монументу.
Когда аккорды инструмента стихли, Нортон вышел в центр.
— Сегодня мы стоим меж небом и землей, меж прошлым и грядущим, — громогласно начал он. — Здесь почивают восставшие против лжебогов, дабы мы могли жить. Их кровь напитала почву, их кости стали опорой нашего мира. Мы обязаны им. Пусть этот день не будет наполнен одной лишь скорбью, пусть станет напоминанием о том, что свет рождается из тьмы. — Мессия широко развел руки. — Да будет память о Дне Падения Небес вечной, да не угаснут в сердцах наших имена, начертанные на камне! Помолчим же, братья и сестры, во имя тех, чьи голоса навеки смолкли!
И вновь тальхарпа разорвала тишину своей гнетущей мелодией. Звук ее был то глубок, то пронзителен. Весь люд склонил головы и смолк, почитая тех, кто не вернулся из битвы. Нортон стоял неподвижно и глядел в небо, а холодные капли струились по его лицу. Иветта и Гвиневра стояли неподалеку, обе с закрытыми глазами. Гвиневра сплела пальцы, как в молитве, хотя молиться уже было некому, но привычка осталась. Иветта, приложив руку к груди, опустила голову.
К утру пред дворцом стояли оседланные драконы, которых прежде Нортон обратил в Мглу и заново сотворил из нее. Как бы он ни противился, Иветта настояла на том, чтобы его сопровождала свита из воинов. Люди и демоны, прошедшие через битву, теперь занимали почетные места при дворе и служили не столько защитой, сколько знаком верности. Гвиневра объяснила, что без свиты народ Валоры не увидит в нем правителя. Чтобы его слово имело вес, рядом должны стоять подчиненные.
Инфернальные твари взмыли в небо под взглядами зевак. Гвиневра летела на алом драконе и то и дело поглядывала на Мессию, несущегося впереди на черном. Но тот, погруженный в раздумья, ничего не замечал и глядел вдаль.
Перелет предстоял недолгий — всего день пути при быстром темпе. С наступлением ночи ящеры летели осторожнее. Норт, вырвавшись вперед, отдался свободе. Держась в седле только ногами, он раскинул руки. Потоки воздуха били в грудь, трепали одежду, развевали волосы, и на миг казалось, будто он сам стал частью неба.
Страх больше не приходил. Мессия знал, что даже если сорвется вниз, смерть не настигнет его. И в этом осознании было что-то горькое: он не понимал, когда именно лишился чувства самосохранения и почему больше не хотел его вернуть. Даже боль не страшила его.
— Не боишься упасть? — крикнула Гвиневра, нагнав демона.
Голос ее едва слышался, но Мессия все же обернулся. На лице его растянулась блаженная улыбка. Холодные порывы били Гвин в грудь и заставляли ее ежиться, однако взгляда от Нортона она не могла отвести. Он глядел на нее, и Гвиневра в первый раз заметила, как ярко светились его глаза в темноте.
— Мы ведь бессмертны, — крикнул Норт сквозь шум ветра. — Попробуй!
Не успела она ответить, как он направил дракона брюхом вверх и повис вниз головой, расправив руки. Гвиневра замерла и сжала вожжи, но потом, превозмогая страх, ослабила хватку. Потоки ветра сами подсказывали, как держаться, тело нашло равновесие, и откинувшись назад, она взглянула на небо.
Казалось, звезды висели так низко, что до них можно было дотянуться рукой. Одни сияли синим, другие алым светом, иные пульсировали разными цветами. Сквозь их россыпь медленно плыли Селена и Мира, то выплывая из облаков, то снова прячась за ними. В их сиянии чешуя драконов переливалась серебром.
— Как красиво... — прошептала сама себе эльфийка.
Нортон подал знак дракону, и тот, издав низкий рокот, приблизился к дракону Гвиневры. Черные и багровые крылья затрепетали в воздухе, лапы чудовищ сцепились, и оба зверя, повинуясь воле всадников, закружились в стремительном вихре над бездной. Кружение становилось все стремительнее, пока хватка не ослабла, и твари, разомкнув объятия, разлетелись в разные стороны.
— Простите! — крикнул Нортон, едва не задев дракона с воинами, летевшего поодаль.
Похлопав монстра по шее, Мессия заставил его держать крылья раскрытыми, почти соприкасаясь с драконом Гвиневры. Управление давалось легко: стоило лишь представить, как именно лететь и тварь слушалась. Так было только с теми, кого создал сам Нортон. Дракон замедлил полет и начал парить, плавно покачиваясь в потоках воздуха. Ветер уже не сбивал с ног.
Поднявшись и раскинув руки для равновесия, демон ступил на фалангу крыла под ошарашенный взгляд Гвиневры. Та явно не собиралась покидать свое седло, и на ее лице читалось одно — «безумец». Но Норт, уверенный в себе до безрассудства, пошел по твердому краю и протянул ей руку.
— Я не смогу! — крикнула она, лихорадочно хватаясь за поводья.
— Брось, нам ничего не будет! — с улыбкой прокричал Нортон, настойчиво приближая ладонь. — Нам нужно немного отвлечься!
— Не обязательно при этом сходить с ума! — возразила эльфийка, но руку все же протянула.
Мессия крепко схватил ее за запястье и легким рывком вырвал из седла, притянув к себе. Тело Гвиневры дрожало; костяшки пальцев побелели от напряжения, когда она вцепилась в руку демона. Высота под ними была такой, что леса и реки превратились в игрушечные. Даже зная о своем бессмертии, эльфийка не спешила проверять его на деле. А Нортон, напротив, будто забыл, что когда-то был смертным. Она вглядывалась в его глаза и улыбку, стараясь разгадать, что таилось за ними, какую боль Норт силился заглушить этими отчаянными полетами.
— Расслабься, — сказал Мессия прямо ей в ухо и мягко опустился на крыло дракона.
Гвиневра покачнулась, но все же удержала равновесие и присела рядом, вцепившись ногтями меж чешуек.
— Смотри! — громко сказал Нортон и указал вперед.
Над краем мира поднимался Игнис. Сначала тонкое лезвие рассекло горизонт, затем лучи пронзили облака и залили землю кровью. Зарево ширилось, но Селена и Мира все еще держались в небесах. Волосы Гвиневры были неотличимы от пламени, и Норт, прищурившись, украдкой ловил их жар взглядом. Однако, пока Гвин смотрела вперед, очарованная живописностью пейзажа, внизу уже проступали первые поселения, возвещая близость Валоры.
— Жаль, что Аспидион не видит этого! — воскликнула Гвиневра и тут же осеклась.
Демон отвел взгляд.
— Да! — мрачно ответил он, и след его прежней улыбки растаял. — Ты права!
— Прости, я не хотела напоминать! — быстро проговорила Гвиневра.
— Мы уже близко! Возвращайся обратно!
Нортон поднялся и подал руку Гвиневре. Та слабо оперлась на него, все еще опасаясь высоты. Ее ноги задрожали, подол платья начал мешаться, но она уверенно шагнула к краю крыла. Эльфийка свистнула и из облаков вынырнул ее дракон.
— Справишься?! — спросил Нортон, глядя с легкой тревогой.
— Да! — отозвалась она, стараясь звучать уверенно.
Гвиневра аккуратно поставила ногу на крыло своего ящера, двигаясь вперед крошечными шагами.
«Только не смотреть вниз. Только не смотреть вниз», — твердила она себе.
Ей чудилось, будто дракон нарочно ускоряется, будто еще немного — и сбросит ее вниз. Но шаг за шагом она приближалась к седлу. Уже взбираясь на спину, потянулась к стремени. Налетел резкий порыв ветра и ее качнуло, пальцы сорвались. Эльфийка ухватилась за гребень ящера.
— Гвин! — вскрикнул Нортон. — Осторожнее! — Он подбежал ближе в полуприседе, цепляясь хвостом за чешуйки на краю крыла, чтобы в любой момент прийти на помощь.
— Я в порядке! — Пытаясь перехватиться, Гвиневра оступилась и сорвалась вниз.