Глава 10. Второе задание
ㅤВернувшись в дом Софии, они заперли все двери и окна, но чувство преследования, словно густой туман, просочилось сквозь стены и осталось в комнате. Воздух был тяжелым и спертым, пахнущим страхом и остывшим чаем. Лунный свет, пробивавшийся сквозь щели в шторах, рисовал на полу длинные, искаженные тени, в которых чудились движущиеся силуэты. Каждый скрип старого дома заставлял девушек вздрагивать и вжиматься в спинки дивана, их нервы были натянуты до предела.
ㅤДневник Изабеллы лежал на столе, как открытая рана, его страницы молча кричали о страхе и тайне. Они пытались осмыслить прочитанное: загадочные инициалы «Ш.П.», пожар двадцатилетней давности, погибшая ученица и внезапно всплывшее имя учительницы литературы, миссис Кларк. Логической связи не было, лишь смутное, давящее ощущение, что они прикоснулись к чему-то огромному, древнему и ужасному, что скрывалось под тонким слоем обыденности их городка.
ㅤТишину вновь разорвала вибрация — резкая, навязчивая, как зубная боль. На этот раз сообщение пришло Шарлотте. Ее лицо вытянулось, кожа приобрела землистый оттенок, когда она прочитала текст, набранный жирным, безжалостным шрифтом: «Твоя воля сильна, Шарлотта. Но у каждого есть слабость. Твоя — Лилли. Откажись от участия в чемпионате. Завтра. Объяви о травме спины. Или твоя сестра узнает, каково это — дышать водой.».
ㅤПод текстом было фото. Нечеткое, сделанное ночью, через запотевшее стекло. Лилли, спящая в своей кроватке, беззащитно сжимала потрепанного плюшевого дельфина — подарок Шарлотты. Ее лицо было мирным, детски-невинным. Но самое ужасное было не это. На самом стекле, снаружи, прямо рядом с ее виском, кто-то жирной красной помадой — или чем-то другим, более липким и темным — нарисовал большой большой, стекающий вниз крест. Угроза была не цифровой, не виртуальной. Она была физической, материальной. Кто-то стоял под окном ее маленькой сестры.
ㅤЛегкие Шарлотты перехватило. Холодная волна покатилась от копчика к затылку, сжимая горло. Холодный пот мгновенно выступил на спине, пропитал тонкую футболку.
— Нет... — это был не крик, а стон, хриплый и полный такого леденящего отчаяния, что остальные поняли все без слов. Ее рука дрожала, когда она протянула телефон.
— Этот психопат... — прошептала Оливия, закрывая лицо руками, ее плечи затряслись. — Он не остановится ни перед чем. Он пересек все границы.
— Все, конец! Мы идем в полицию! Прямо сейчас! — решительно, почти истерично заявила София, хватая свой телефон. Ее пальцы промахнулись мимо экрана с первой попытки. — Сейчас же! У нас есть дневник, есть угрозы, есть это... это фото! Это уже не шутки!
— НЕТ! — резко, почти крикнула Шарлотта, вскакивая. Ее глаза были сухими и горящими от бессильной ярости, в них плескалась настоящая животная ярость. — Ты видела фото? Ты поняла? Он был у ее окна! У ее кровати! Пока мы будем трястись в участке, пока будет что-то объяснять какому-то скептически настроенному офицеру, он... он может быть уже там. Он может быть в ее комнате! Я не могу рисковать Лилли. Я не могу! — ее голос сорвался, и она с силой сжала виски пальцами, будто пытаясь остановить нарастающую панику.
ㅤНаступило тяжелое, гнетущее молчание. Даже София опустила телефон. Они понимали, что Шарлотта права. Это была безупречная, чудовищная ловушка. Аноним всегда был на шаг впереди, предугадывая их действия, играя на их самых святых чувствах. Он не оставлял им выбора. Он лишь предлагал иллюзию выбора, за которой скрывалась одна-единственная, горькая дорога.
— Что ты будешь делать? — тихо, почти беззвучно спросила Эмили, ее глаза были полны сострадания и ужаса.
ㅤШарлотта медленно отпустила руки. Она обвела взглядом комнату, и ее взгляд упал на висевшую на стене фотографию в раме. Там она стояла на пьедестале после победы на региональных соревнованиях, с сияющими глазами и золотой медалью на шее, мокрая, счастливая, непобедимая. Она шла к этому годами. Каждая пропущенная вечеринка, каждая слеза от усталости, каждая содранная до крови мозоль на ноге — все это было ради этого. Ради этого момента триумфа. Теперь все это рушилось в одно мгновение.
— Что мне остается? — ее голос звучал плоским, механическим, опустошенным. В нем не было ни капли жизни. — Я сделаю это.
ㅤНа следующее утро в школьном спортзале, где обычно царила атмосфера бодрой суеты, звонких голосов и звука ударяющегося о пол мяча, было непривычно тихо и пусто. Воздух пахнул пылью и старым деревом. Тренер и несколько самых преданных членов команды собрались тесным кругом вокруг Шарлотты. Ее лицо было маской спокойствия, за которой скрывалась настоящая буря из стыда, ярости и отчаяния.
— Я... — она сглотнула комок в горле, заставив себя поднять глаза и посмотреть на тренера, но увидела лишь размытое пятно. — Я не смогу участвовать в чемпионате. Травма. Спина. Врачи... врачи запретили любые нагрузки на неопределенный срок.
ㅤСлова дались ей с невероятным трудом, каждое из них было похоже на гвоздь, вбиваемый в крышку ее собственного гроба. Они обжигали губы, вкус лжи был горьким и противным. Тренер ахнул, его брови поползли к линии волос. Кто-то из девочек испуганно прошептал: Как так? У тебя же все было идеально! Шарлотта чувствовала на себе их взгляды — полные недоверия, растерянности, разочарования, а где-то в глубине — жгучей жалости. Она лгала. Публично, грубо, неубедительно. И хуже всего было то, что она видела в глазах тренера не гнев, а понимание — он знал, что это неправда, видел ее на тренировке вчера, но не мог понять, зачем.
ㅤОна отвернулась, не в силах вынести этого зрелища, и быстрыми шагами вышла из зала, хлопнув тяжелой дверью. За углом, в пустой аудитории, ее ждали подруги. Ни слова не говоря, Эмили шагнула вперед и обняла ее за плечи, прижавшись щекой к ее мокрой от холодного пота майке. Шарлотта вся дрожала, как в лихорадке, сдерживая рыдания, которые рвались наружу.
ㅤВ кармане ее спортивных брюк резко и беспощадно завибрировал телефон. Новое сообщение: «Умница. Твое послушание спасло ее... пока что. Но игра продолжается. Следующая очередь — Эмили. Она знает, почему. Время ее признания истекает в полночь.».
ㅤСообщение пришло одновременно на все четыре телефона. Хор вибраций прозвучал как погребальный звон. Все взгляды, полные сочувствия и усталости, мгновенно устремились на Эмили. Та отшатнулась, будто от физического удара, ее лицо стало абсолютно белым, маковым. Глаза, широко распахнутые, наполнились слезами и чистой, животной паникой. Она затрясла головой, отказываясь верить.
— Нет... — простонала она, отступая к стене. — Только не это... Я не могу... Я не
ㅤНо в ее глазах, помимо отрицания и страха, читалось нечто иное. Читалось знание. То самое, о котором писал аноним. Она что-то скрывала. Что-то очень тяжелое и очень страшное. И теперь час ее расплаты неумолимо приближался. Полночь. Всего несколько часов. Приговор был вынесен.