Сквозь пепел чужого мира

Когда слова становятся опаснее кулаков, а молчание — оружием острее ножа…

— «В этом городе даже стены умеют слушать. Но кто когда-либо слушал меня?..» — ГоХи, 16 лет, дневник.

— …ты не должна была приходить, — голос в трубке дрожал, словно на том конце кто-то изо всех сил сдерживал крик.

ГоХи стояла в тёмном холле школьного спортзала. Телефон дрожал в её руке. Её дыхание отражалось в грязном стекле, за которым проблескивали лампы коридора.
— Кто ты? — прошептала она.

Молчание. Затем — щелчок отбоя.

Она не знала, что этот звонок станет началом. Началом всего.

Утро пришло без цвета. Как будто мир вылили в чёрно-белый фильтр. В школьной раздевалке пахло хлоркой и мокрой формой, а на стенах кто-то оставил чёрные каракули: «ТРЕЩИНЫ НА ЛЬДУ ВСЕГДА ИДУТ В ГЛУБЬ».

ГоХи вошла молча, чувствуя взгляды. Она больше не пряталась. После стычки с Херин и боя с Бэк Джином в ней что-то изменилось — словно под кожей, под школьной формой, что-то проснулось.

— Эй, Тайка, — услышался голос Джури. Та сидела на подоконнике и лениво выдувала дым из электронки. — Слышь, ты теперь звезда? Побила самого Бэк Джина и теперь можешь смотреть свысока?

Херин стояла рядом, не проронив ни слова. В её глазах было то же, что и в зеркале ГоХи — напряжённая пустота.
Но на этот раз ГоХи не отвела взгляд.

— Я не звезда. Но если хочешь, могу зажечь тебя.

Тишина. Джури вяло усмехнулась. А Херин впервые отвернулась.

СонДжэ ждал её у раздевалки, как всегда. На плече — школьная сумка, на запястье — чёрная повязка дисциплинарного старосты.
— Ты хорошо держалась, — сказал он тихо. — Херин скоро сломается. Такие, как она, не умеют проигрывать.

— А ты? — ГоХи остановилась прямо перед ним. — Ты умеешь проигрывать, Гым СонДжэ?

В его глазах промелькнуло что-то, что нельзя было назвать эмоцией. Скорее, тень.

— Я не учился этому.

— Жаль.

Он протянул руку, как будто хотел убрать выбившуюся прядь с её лба, но не дотронулся.

— Сегодня вечером. Ты пойдёшь со мной. — Это не было вопросом.

— Что? Куда?

— Есть кое-что, что ты должна увидеть. Прежде чем сделаешь следующий шаг.

Клубная комната была спрятана в подвале, куда допускались только старшие ученики — и только те, кто «в курсе». Здесь шла игра. На деньги. На страх. Иногда на чувства.
ГоХи вошла следом за СонДжэ.
Он обернулся:

— Здесь всё началось. Союз. Власть. Контроль. И моя месть.

Она увидела фотографии. На стенах. На экране. Её собственное лицо. Из Таиланда. Кадры с камер, которых не должно было быть.

— Кто это снимал?

— Он. Тот, кто дал мне доступ. И причину. — СонДжэ посмотрел вглубь комнаты, где кто-то в тени курил ментоловую сигарету.

Там сидел ГоТхак.

— Брат?.. — выдохнула она.

И он посмотрел на неё. Так, как никогда не смотрел раньше.

Флешбек: Воспоминание сожжённое

…я бежала по рынку. Тайская жара обжигала подошвы, кровь стучала в ушах. За мной гнались. Парни из старшей школы, которым не понравилось, что я не улыбнулась. Я не помню, как сломала первому нос. Помню — как хрустнули пальцы. И помню, как смеялся кто-то в маске. Он видел. Он снимал…

Ночь была долгой. ГоХи лежала на спине, разглядывая трещины на потолке. СонДжэ сидел рядом, не дотрагиваясь, но каждый его вдох звучал как прикосновение.

— Почему ты не остановил его раньше? — прошептала она.

— Потому что я хотел, чтобы ты сама увидела.

— Увидела что?

Он склонился к ней, коснулся лбом её лба.

— Что ты не одна.
—-—-—-—-
Он сидел в кресле, словно из другой жизни. Не тот ГоТхак, что давал ей чай с лимоном в детстве, не тот, кто срывал уроки в школе, не тот, кто царапал стены в клинике, когда ей стало плохо в Таиланде.

Этот ГоТхак был чужим.

— Ты знал, — её голос прозвучал плоско, как выстрел глушителя. — Всё это время.

Он медленно поднял голову. Свет клубной лампы падал на его щёку, где синяк уже начал желтеть.

— Да.

— Почему ты молчал?

— Потому что я был слаб, — его голос звучал, как серая пыль после взрыва. — Потому что ты была монстром.

Молчание повисло между ними. Страшнее крика.

— Ты... всегда думал, что я чудовище?

Он закрыл глаза. И сказал честно:

— Нет. Но я боялся, что однажды ты перестанешь быть моей сестрой. И станешь чем-то другим.

СонДжэ смотрел на всё со стороны, как всегда. Он стоял, прислонившись к стене, словно к ножу. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Ты боишься не её, — произнёс он холодно. — Ты боишься, что в ней есть то, чего нет в тебе.

— Ты не имеешь права… — ГоТхак поднялся. Его голос сорвался.

— Я имею. Потому что, в отличие от тебя, я не отворачивался, когда её пытались убить. Или когда она хотела себя убить.

ГоХи вздрогнула. Слова легли ей под кожу, как тонкие швы. Она вспомнила ванну. Тайский вечер. Лезвие в воде. Папоротники на стене.

— Хватит, — сказала она.

Но они не слушали.

Мужчины, что любили её — каждый по-своему — дрались за право быть рядом. Один — кулаками, другой — тишиной.

Они вышли из клуба в четыре утра. Школа спала. Улицы были похожи на чертежи: пустые, точные, холодные. СонДжэ проводил её до дома, но не заходил.

— Я не могу спать, — прошептала она, когда он уже повернулся уходить.

Он обернулся. В его глазах не было ни победы, ни сожаления. Только утомлённая честность.

— Тогда не спи.

Она сделала шаг к нему. Потом ещё. Между ними оставалась лишь тень фонаря. Он смотрел на неё, не двигаясь.

— Я всё время думаю, — она остановилась в полушаге, — как было бы, если бы ты встретил меня раньше. Там. В Таиланде. До всего этого.

Он коснулся её подбородка, мягко, будто знал, что она может сломаться.
— Я бы не позволил тебе исчезнуть.

— А ты бы не исчез сам?

— Я уже исчез, ГоХи. Я просто жду, когда ты станешь моей тенью.

Она не ответила. Но в следующий момент его губы нашли её.
Сначала — осторожно. Почти вежливо.
Потом — глубже. Словно он пытался поцелуем вынуть из неё яд.

Когда она проснулась, окно было распахнуто. На подоконнике лежала записка.
«У каждого из нас есть молчание, которое убивает. Но твоё — научилось петь. Сломай свою песню, прежде чем она сломает тебя.»
— С.

И рядом — фотография. Старый снимок. Четыре фигуры. ГоХи, ГоТхак, Бэк Джин и… ещё один мальчик.
Стертый, словно время пыталось вырезать его из памяти. Но на обороте стояло имя: Ким Ёнха.

В кабинете директора, за затемнённым стеклом, Кан Херин сидела, скрестив руки.
— Она слишком быстро учится.

Секретарь молчал.

— Уберите её. Или я сделаю это сама.

На экране камеры — кадр с поцелуем ГоХи и СонДжэ.
Херин наклонилась ближе. И улыбнулась, как акула.

— А любовь — это самое слабое место.