Глава 22 - Ты знаешь, что делать
Андрей вышел с вечерней тренировки усталый, но собранный. С утра не было ничего особенного, если не считать той странной переписки с Ксюшей накануне. Он знал — чувствовал — что она что-то недоговаривает. А потом был тот вечерний ресторан. Он даже не думал туда заходить — просто шёл мимо, увидел, как она сидит с Костровым, улыбается, кивает, что-то говорит. Она сказала, что будет с Сашей и Яной. Яны не было. Он заметил. И это, почему-то, было как щелчок внутри.
Когда он вышел из раздевалки, на парковке уже темнело. Возле серой машины, которую он хорошо знал — стоял человек. Ровно. Прямо. Как будто ждал.
Вадим Казанцев.
Андрей сразу всё понял.
— Добрый вечер, — коротко сказал он, подойдя ближе.
— Добрый, Андрей, — ответил Казанцев, сложив руки за спиной. — Не думал, что мы с тобой вот так вот поговорим. Но, видимо, пора.
— Я слушаю, — без вызова, спокойно, но жёстко ответил Андрей.
— Ты всё понимаешь, да? — Вадим смотрел ему прямо в глаза. — Ты — игрок «Медведей». У тебя карьера. Команда. Будущее. И у меня — тоже свои планы. Своя ответственность.
— Я не нарушал дисциплину. Не подводил команду. У нас были победы, и я —
— Это не про лёд, — перебил его Казанцев. — Это про Ксению.
Андрей сжал пальцы. Он не отводил взгляд.
— Вы же знаете, что между нами ничего плохого. Я... я к ней серьёзно.
— А мне не важно, как ты говоришь, — голос Казанцева стал твёрже. — Важно, как это выглядит. И как может закончиться. А закончится это, Кисляк, только двумя путями. Либо ты оставляешь её в покое — и живёшь своей карьерой. Либо ты упорствуешь — и теряешь всё.
Андрей молчал. Казанцев подошёл на шаг ближе.
— Я могу не делать это публично. Я могу просто поговорить с нужными людьми. И тебе не дадут ни одного контракта. Ты останешься в «Медведях», пока не выжмут как лимон, а потом забудут. Или вообще вылетишь из состава, если появится удобный повод. Поверь, я знаю, как это работает.
— Это шантаж?
— Это реальность. — Казанцев смотрел на него спокойно. — Я не хочу тебе зла, Андрей. Но моя дочь — не разменная монета в твоих играх. Она умная, талантливая, ей нужны возможности. Чистый путь. Без хоккеистов с сомнительным будущим.
— Я не играю с ней, — тихо сказал Андрей. — Я её люблю.
— Тогда докажи, что ты мужчина. И сделай шаг назад. Ради неё.
Он разворачивается и уходит. Без крика. Просто — оставляя Андрея одного, с грузом слов, от которых не так-то легко отмахнуться.
Позже, сидя на лавке возле спорткомплекса, Андрей уткнулся в телефон. Открыть диалог с Ксюшей — и закрыть. Несколько раз. Мысли путались.
Если сказать ей — она расстроится. Если промолчать — потеряешь себя. Если уйдёшь — может быть, будет лучше...
Но лучше для кого?
Он сжал кулак. И впервые за долгое время почувствовал неуверенность. Но не в чувствах. В себе.
На часах было 23:47, когда Андрей всё-таки решился.
Сначала он просто держал телефон в руках. Открыл диалог с Ксюшей. Читал их старые переписки. Её "доброе утро", его "жду у тренировочной", её смешные голосовушки с тихим смехом. И потом — всё пошло иначе. Он знал, что всё на грани. Знал, что её отец готов разнести всё, лишь бы стереть их отношения.
Но он не мог молчать.
Андрей (23:49):
Ксюша, я, наверное, не должен был бы писать сейчас. Не хочу давить. Но просто не могу держать в себе.
Палец завис над экраном. Потом — продолжил.
Андрей (23:50):
Я не знаю, как всё пойдёт дальше. Не знаю, как всё решить. Но я точно знаю одно — я тебя люблю. Не «влюбился», не «понравилась» — не так. Ты как часть меня стала. Твоя улыбка — моя точка опоры. И даже когда ты злишься, отворачиваешься или молчишь — я всё равно смотрю на тебя, как на что-то важное. Единственное.
Он замер. Потом — снова набрал:
Андрей (23:51):
Мне тяжело. Не из-за твоего отца. Даже не из-за того, что он сказал. А из-за мысли, что я могу тебя потерять. Просто потому, что не смогу быть рядом. Что кто-то решит за нас, как должно быть. Мне страшно от этого. Потому что я знаю — ты не просто «кто-то». Ты — моя Ксюша.
Он провёл рукой по лицу. Глубоко вздохнул. Последняя строчка — и отправить.
Андрей (23:53):
Я не прошу ответить. Просто знай это. Всё, что между нами — было и остаётся настоящим. Даже если придётся молчать об этом миру.
Он нажал отправить.
И долго ещё сидел, глядя в экран. Ни звука. Ни уведомления. Только отражение света в тёмном стекле телефона — и тяжесть в груди.