Глава 6
Влад
Я оставил её на веранде.
С трясущимися губами, запутавшимися в мыслях глазами и сердцем, которое билось, как у испуганной птицы.
Я мог бы дожать. Сломать.
Заставить.
Она была в шаге от того, чтобы сдаться.
Но я ушёл.
Потому что ещё не заслужил.
И потому что в её взгляде всё ещё было слишком много боли. Не от меня — от прошлого. От жизни.
Я вернулся в дом. Прошёл по мраморному коридору, и каждый мой шаг гудел в висках, как выстрел.
Сделал два глотка виски, но даже он не перебил привкус её дыхания на моих губах.
Чёрт. Я невыносим.
---
Когда началась эта мания?
Когда Лия вошла в комнату, где я выбивал правду из судьи Горино.
Там, где должен был быть страх, была ненависть.
Гордая, ледяная, до мурашек красивая.
Она смотрела на кровь на моих руках и не дрожала.
Она смотрела на меня, будто я был животным, а не человеком.
И тогда я понял: если я не прибью её к себе — я потеряю контроль над собой навсегда.
Я не знал, кто она.
А потом узнал — слишком много.
Дочь убитой сестры Горино. Та, кого он скрывал, как уязвимость.
Та, которую мир не должен был замечать.
А я заметил.
И уже не мог развидеть.
---
Я сижу за рабочим столом, но не читаю бумаги.
Не смотрю на экраны.
Перед глазами только она. В белом. Босиком. С книгой. Слишком хрупкая. Слишком красивая. Слишком моя.
— Vlad?
Голос Марко.
— Говори.
— Один из людей Кардоне… Он интересуется твоей женой.
Я резко встал.
— Что?
— Он был в кафе в городе. Расспрашивал про Лию. Назвался "другом семьи". Но у нас есть фото. Он из тех, кто раньше работал на младшего Кардоне.
Внутри меня что-то щёлкнуло. Ломкое. Опасное.
— Ты знаешь, что делать.
— Уже делают.
Марко ушёл, а я сжал край стола до боли в пальцах.
Они посмели.
Посмели думать, что могут даже интересоваться ею.
Моей женой. Моей навязчивой, прекрасной проблемой. Моим личным адом и раем.
---
Я открыл камеры.
Она была в саду. Опять.
Смеялась над книгой. На солнце. Ветер трепал её волосы.
Беззащитна.
Я вышел. Молча. По гравию, по плитке.
Она не заметила меня, пока не заговорил:
— Ты забываешь, что не одна.
Лия вздрогнула и резко обернулась.
— Влад…
— Я просил не выходить одна. Камеры — это не броня.
— Я устала сидеть в заперти, — ответила она холодно. — Я здесь уже больше недели. И никто не разговаривает со мной, кроме тебя… когда ты решаешь, что время пришло.
Я подошёл ближе.
— Ты хочешь, чтобы с тобой говорили мои охранники? Или чтобы тебя развлекал садовник?
— Хочу дышать. И не чувствовать себя заложницей.
— Ты моя жена, — напомнил я.
— По контракту.
— А чувства ты тоже по контракту изображаешь?
Она замерла.
Вот оно.
— Что ты имеешь в виду? — прошептала она.
— Ты дрожала, когда я касался тебя. Губы горели. Глаза метались. Ты была в шаге от того, чтобы потеряться в моих руках.
— Я… — голос её срывался. — Я была испугана. Сбита с толку.
Я шагнул ближе.
— Нет, Лия. Ты была возбуждена.
Она ударила меня по щеке.
Громко. Резко.
Я не сдвинулся с места. Только посмотрел на неё сверху вниз.
— Ты боишься себя рядом со мной, не меня.
— Я не… — она сжала кулаки, будто сама с собой боролась. — Я не позволю тебе управлять мной через секс.
— Я и не собирался. Пока.
Она отступила, но упёрлась спиной в колонну.
Я приблизился и наклонился так, что наши лица разделяли сантиметры.
— Я сошёл с ума с того дня, как увидел тебя.
Я женился на тебе не ради сделки, а чтобы запереть тебя в клетке, где только я мог бы смотреть, касаться, дышать рядом.
— Это… болезнь, — прошептала она.
— Может быть.
Но теперь ты заражена.
---
Я не поцеловал её.
Я прижался лбом к её лбу, вдыхая её дыхание.
— Скажи мне нет. Не глазами. Губами.
Она молчала.
Ресницы дрожали.
Я чувствовал её сердце — как барабан войны. И моё билось в ответ.
Я мог бы. Сейчас.
Но не хочу быть монстром, даже если я им родился.
— В другой раз, — прошептал я. — Ты сама попросишь.
Я отошёл.
Её взгляд остался у меня под кожей.
---
В этот вечер я сидел в тени у своего окна и смотрел, как она ужинает одна.
С вилкой в руке. С потухшим взглядом. Но уже другой.
Что-то во мне от этого разгоралось.
Значит, процесс пошёл.
Моя жена уже не уверена в себе.
Значит, скоро она будет моей. В полной мере. Без остатка.
И если ради этого придётся сжечь всё к чёрту — я даже не моргну.