26 глава - Шрамы.
Лайла
Перед моими глазами медленно появляется серый потолок, и я пытаюсь вспомнить где нахожусь. Сначала начинаю зевать, а затем от всей души тянусь руками и ногами во все стороны, как вдруг моя рука сталкивается с чем-то, и я быстро обнаруживаю парня рядом с собой. Его глаза закрыты, а лицо максимально расслабленное. Таким я его вижу в первый раз.
И да, я же вчера вышла за него замуж, как могла забыть что-то настолько важное?
Мои глазами мельком замечают каждую детальку на нем, сначала его волосы, его коричневые (не черные!) волосы, затем чуть-чуть смуглая мужская кожа, какой-то маленький шрам рядом с левой бровью и легкая щетина на лице. Он такой аккуратный и чистый, что хочется прикоснуться к нему и удостовериться, что это все наяву.
Но я не настолько смелая, чтобы делать все, что придет в голову. Вместо этого я осматриваю себя саму и ударяю по голове от того, как выгляжу.
— Я в этом еще заснула, — шепчу сама себе и встаю с кровати. Затем на цыпочках бегу в ванную комнату своего мужа, запираюсь и ровно так же, как вчера, умываюсь его шампунем, затем гелем для душа и чищу зубы его зубной пастой. Засунув грязную одежду в стиральную машинку, я внимательно осматриваю вчерашнее свадебное платье, надев которую у меня не получится выйти. Иного выхода, кроме как, остаться в его банном халате и с мокрыми волосами, нет.
Что ж, что есть, то есть. Как-никак, я ему уже жена.
В последний раз закинув волосы через оба плеча, я улыбаюсь своему отражению и, открыв дверь, медленно вступаю внутрь его спальни. Парень сидел ко мне спиной. Разрисованной спиной и без футболки. На плечах, в области лопаток и у поясницы были шрамы, словно от плети и чего-то обжигающего. Потерев глаза, я смотрю еще внимательнее и понимаю, что либо сошла с ума конкретно, либо это наяву.
— Что это?! — мои ноги мигом оказывают меня перед растерянным парнем, который уже собирался уходить, а моя рука, что оказалась на его голом плече, ему этого явно не дает. Взглянув на меня с какой-то опаской, он хочет что-то сказать, но я его опередила и усадила обратно. Вместо лишних слов я быстро забираюсь на кровать и усаживаюсь лицом к его спине. Внутри меня какая-то пустота и до боли знакомое чувство от увиденного. Потому что тут не просто шрамы, а на каждом шраме по два-три других. Словно не один день, а всю жизнь его мучали.
— Кто это сделал? Как это произошло? — пытаюсь я звучать как можно спокойнее, но лишь дотрагиваюсь до шрама пальцем, и тот отдирается, гнев бураном начинает крутиться внутри меня. — Кто посмел?!
Абу Бакр молчит.
И это молчание явно значит очень многое и слишком больное для него.
— Как я только могла это не заметить на соревнованиях... Абу Бакр, — я опять кладу свою ладонь на его холодную спину, но парень уже встает на ноги и оказывается ко мне лицом. Теперь это я смотрю сверху вниз, а не он. Замечаю про себя на секунду, как это классно, когда так смотрят. Но а потом откуда ни возьмись во мне просыпается гнев на того или тех, кто натворил, натворили это, и я решаюсь стоять к нему впритык, чтобы получить ответ на свои вопросы.
— Тебе не стоит этого знать, — хриплым голосом отвечает мне парень, и я не действительно понимаю, как могу стоять перед ним на ногах.
— Я твоя жена, и я хочу знать кто посмел сделать такое с твоей спиной, — говорю я достаточно внушительно, и, по-моему, я его даже тронула своими словами. Однако мужская решительность прям-таки непоколебима. К сожалению, он отмахивается от ответа и пытается перевести разговор на другую тему:
— Давай мы с тобой лучше позавтракаем?
Оставив меня вот так вот стоять посреди постели, Абу Бакр отходит на несколько шагов и останавливается в дверях у ванной комнаты. Сначала его глаза быстро и пристально рассматривают мой внешний вид, а затем внезапно изучают паркет под нами. Я с удовольствием замечаю его смущение, и мне становится вдвойне приятно от этого.
— А еще... В тот день, когда я увидел тебя без платка, — парень теперь смотрел в сторону окна, который находился прямо напротив кровати. — Клянусь, это было не специально. На миг я забыл, что взрослая Лайла покрытая. В моих глазах ты навсегда осталась шестнадцатилетней девочкой, которая свела меня с ума и первая накричала на меня посреди класса, — на его губах еле заметная улыбка, наверное, он улыбается от воспоминаний нашего общего прошлого. — Не считай, что я, как мальчишка, стою и отчитываюсь перед тобой, но знай, вместо того, чтобы смутить тебя, обидеть и задеть своими словами или же действиями, я лучше отдам свое тело на расчленение.
Опять его тело...
И почему он мне это говорит? Разве я достойна таковых слов, а пуще того, таких жертв?
— Ты... Ты почему это говоришь? — медленно слезая с кровати, я иду к нему легкой походкой, не сводя свой взгляд с опущенной мужской головы. — Почему стоишь тут, не смотришь на меня и говоришь мне такие слова, словно я — есть самое ценное в твоей жизни?
— Потому что ты и есть самое ценное в моей жизни, — серо-голубые глаза пристально начинают смотреть на мое лицо. И опять этот странный взгляд Абу Бакра.
Чтобы наблюдать за его мимикой на лице еще лучше, я опираюсь только на пальцы своих ног и теперь почти близко вижу эту неописуемую тоску в глазах.
— Что случилось с тобой, Абу Бакр? — моя ладонь сама как-то оказывается на его щеке и начинает мягко поглаживать ее. Сначала он изумляется, а после же расслабляется и прижимает свое лицо еще ближе к моей ладони, попутно прикрывая глаза и сжимая губы. Этот огромный парень почему-то становится в моих глазах по-настоящему ребенком и в этот момент мне впервые хочется заключить его в крепкие, теплые, материнские объятья, говоря о том, что больше ни одна живая душа не посмеет его обидеть, тем более, поднять на него руку.
Я чувствую, что кто-то прижал ткань банного халата к моей талии, смотрю вниз и становлюсь свидетелем того, как свободные ладони парня сжимают материал на мне настолько сильно, что костяшки на них побелели.
— Не пытай себя, — шепчу и опять смотрю на его лицо, желая убрать ладонь, но он не дает мне и пошевелиться, потому что тут же освобождает халат из своего «плена», сжимая мою кисть на своей щеке своей силой. Я хочу сказать что-то, но не успеваю. Мой организм забывает как функционировать процесс дыхания, когда своими губами он вцепляется в мои губы, толкая меня всю назад и в тот же миг удерживая рукой на месте. В первую секунду мне хочется закричать от страха, но я вовсе не желаю его отталкивать от себя. Мне становится настолько приятно чувствовать его руки на своем теле, а губы совсем близко к своему рту, что из рта исходит легкий выдох с нотками странного облегчения. Он чуть отстраняется от меня, когда мои глаза закрываются, а затем еще сильнее, но с другого ракурса целует меня томно и настолько глубоко, что я хочу заплакать. Но вместо этого я кладу свои трясущиеся ладони на его голую спину, чувствую пальцами шрамы и свожу брови вместе. В голове самые разные сцены, как он мог их получить. Ведь, в проклятом преступном мире мой родной отец именно так пытал своих заложников и своих детей...
Не может же быть, чтобы его тоже схватили и мучали его враги?
Нет-нет. Я не хочу в это верить. Так нельзя. С ним нельзя поступать плохо. Он сам никому плохого не делал и не сделает. Абу Бакр всего лишь может защититься, но никогда сам не стал бы атаковать кого-либо.
Из моего глаза как-то само собой вытекает соленая и горячая капля, которая медленно падает на наши с ним губы. Абу Бакр отстраняется от меня так же медленно, как и моя слеза решила нам помешать. Он глубоко дышит и обеими ладонями мягко держит меня за голову. Его голубые глаза, которые смотрят на меня, пытаясь прочитать на лице каковы мои ощущения, в этот миг не напоминают холодный, отчужденный Атлантический океан, я в них вижу самый теплый морской бриз.
— Я слишком много шалил, моему дедушке пришлось привести меня в себя именно таким способом, так как ничем другим меня было не спасти, — звучит успокоительный голос Абу Бакра в тишине.
— Это же... Жестоко...
— Абу Бакр был еще жестче. Когда твой отец отобрал у меня тебя, я нашел утешение лишь в травках, гонках и алкоголе.
Мое сердце ухает вниз, ближе к желудке.
— Прости, — шепчу я, все не прерывая наш зрительный контакт.
— Ты меня прости, что я поверил в эту чушь и так трусливо сдался. И прошу не забывай о том, что я все это оставил и снова как проклятый взялся за спорт.
— Абу Бакр...
— Я люблю тебя больше всего на свете, Лайла. Люблю настолько, что боюсь того, как бы Аллах не отнял у меня тебя.
И вот он это сказал. Произносит он, а краснею я. Его слова стрелами летят в мое сердце и захватывают его.
— И прямо сейчас я медленно повернусь к тебе той самой спиной и пойду в ванную комнату, пока мой разум вовсе меня не покинул, а я не наделал бед. Ты же можешь взять платье и платок вместе с туфлями со своей тумбочки, которые я тебе заказал вчера ночью, одеться, чтобы мы с тобой поехали, вкусно позавтракали вместе и обсудили некоторые моменты совместной жизни.
Он уходит быстро, а я остаюсь одна посреди огромной спальной комнаты. Выхожу в холл и сразу же нахожу коробки на круглом столе. Мне настолько приятно от того, что кто-то подумал обо мне и купил что-то именно для меня, что я бегу к этому столу. Открываю заветную коробку и вижу мятного цвета ткань. Я медленно вынимаю платье, усыпанное стразами у вóрота и с пышными рукавами, затем вижу бежевый шарф и в других коробках нахожу такого же цвета сумку и балетки. Словно ребенок, схватив свой образ, бегу в нашу комнату и хочу поскорее примерить свой подарок, но внезапный телефонный звонок меняет все.
«Отец.» — расплывается на экране, и через несколько секунд бессмысленного размышления мне приходится взять трубку.
— Бери в ту же самую секунду, когда я тебе звоню, — общается через телефон ко мне отец, а затем каким-то другим тоном добавляется ненавистное слово мне, — доченька.
— Ты что-то хотел? — неожиданно для меня самой, задаю я конкретный вопрос.
Отец фыркает.
— Я многого хочу. Но прямо сейчас желаю уничтожить твоего мужа и отомстить за своего человека.
— Я вправду тебя не понимаю.
— Сегодня вечером я хочу от тебя отчет о всех делах твоего мужа. С кем он общается, с кем у него близкие отношения, и чем он занят целый день.
— Я не могу тебе помочь с этим.
— Ты можешь мне с этим помочь, потому что на Кавказе рядом с твоей сестрой обитает наемный мной человек, который притворяется ее молодым человеком. Он в любой момент может с ней сделать что угодно.
Во мне поднимается паника. Я чувствую, как теряю контроль над дыханием.
— Нет, не трогай ее...
— Слушай, что я тебе говорю. В десять вечера я получу от тебя отчет обо всем. На этом все. Я отключаюсь.
Телефон падает из моих рук, и я замираю до того момента, как не вздрагиваю от неожиданного мужского голоса за спиной.
— Я спрашиваю, с тобой все в порядке? — повторяется Абу Бакр и касается моего плеча, ибо привлечь внимание. Моя голова инструктивно мотается. Но он все-таки смотрит на меня встревоженно.
— Д-да. Абу Бакр, все в порядке.
— Точно?
— Точно.