Жертва

5 дней назад.

— Лиса! Да где ж тебя демоны носят!

От громогласного рева дрогнул весь их домик, от флюгера до сараюшки. Девушка вскочила на ноги и заметалась по чердаку наперегонки с потревоженными воробьями. Когда папенька так орет — дело добром не кончится. Затрещиной наградит или хворостиной поперек хребта перетянет? Ой, только бы за плеть не взялся. С прошлого раза еле очухалась, старой ведьме Мине последний серебряный кругляш выложила. Мазь против ран и рубцов недешево стоит.

Мысль «за что» давно уже не бередила голову. Сколько Лиса себя помнила, родители рьяно блюли одну из заповедей Единого — держать дитя в строгости. Вот только отдувалась она еще и за своих братьев и сестрицу. Розэ клякс насадит в домовой книге — трещат волосы у Лисы на голове — почто за младшей не уследила? Братья с гулянки придут ободранные да хмельные — на, Лиса-раззява, тумака — чего молчала, когда эти двое гуляк сбегали? В саду работаешь, все видишь… А как не молчать? От матушкиного подзатыльника, да отцовского пинка встал, почесался, и дальше пошел, а вот Джехен и Ён пощады не знали. С каждым дюймом роста погодки становились все злее и наглее.

— Лалиса!!!

Подпрыгнув от страха, девушка бросилась к лестнице. Осторожно ставя узкие босые ступни на крутую лестницу, принялась спускаться вниз. Думай не думай, а к папеньке идти надо. И побыстрее.

Отец нашелся в спальне. Окна по случаю небывалой жары были распахнуты настежь, однако проку от этого было ни на грош. Вот уже третью неделю земли от Звездного озера до Игольчатого Хребта изнывали от зноя. Поговаривали, даже в столице днем невозможно было встретить ни одной живой души. Солнце палило так, что булыжники мостовых превращались в раскаленные уголья, по которым нельзя было ступить и шагу. Врали, должно быть… Вот она прыгала по камням, когда посылали к роднику. Горячо, конечно, но терпимо.

Девушка нервно отряхнула не по росту короткий подол и тихо шмыгнула носом. Бочком пробралась в комнату и стала у самых гобеленов, на почтительном расстоянии от родительской кровати, где на белых и точно прохладных простынях раскинулся ее отец. Широкая грудь его вздымалась тяжело, со свистом и хрипами вбирая и отдавая застойный воздух. В комнате плыл тяжкий запах потного тела, и Лиса едва удержалась, чтобы не поднести сжатый кулачок к носу, но вместо этого тихо произнесла:

— Звали, батюшка?

Отец лениво оглядел ее с головы до ног и едва заметно шевельнул пухлой рукой.

— Воды неси. С родника. И живей шевелись.

Лиса тихо выдохнула. Солнце сегодня стало ее заступником. Крупному мужчине тяжко было справляться с жарой, особенно такой злой. Зато и ей прописать оплеуху лишний раз желания не возникало.

— Как прикажете, — и она тенью выскользнула в коридор.

На радостях понеслась к двери, но тут же круто развернулась на пятках и поспешила к лестнице, что вела на второй этаж. Мать, наверное, с Розэ на пару киснет. Не спросить их — все равно, что добровольно в петлю голову засунуть. Неделю припоминать станут и точно отправят на кухню в помощь к новой поварихе. Нарочно что ли, выгнали добрую Сару и взяли злую, как оголодавшая шакалиха, Мину? Девушка вздохнула, и рассохшаяся половица жалобно скрипнула в тон ее печальным мыслям.

Сестра с матерью и правда обнаружились в детской. Обе развалились на кушетках и были похожи на лакомство, что торговец сластями называл пудинг. Такие же рыхлые и влажные. Только мать была шире Розэ раза этак в два.

— Матушка, простите за беспокойство. Отец к роднику шлет и…

— Неси, — сонно буркнула Джихе, — и с кухни фруктов захватишь.

Прошептав тихое «как прикажете», Лиса  бросилась прочь из отчего дома. Именно в этот момент, пожалуй, единственная на многие мили вокруг, она мысленно благодарила Единого и солнце за усердную работу. Можно и лишний раз хоть ненадолго, но представить себя свободной, и на улице погулять, и… Тут Лиса даже крепко зажмурилась от удовольствия, морща облупленный нос. Можно к Храму завернуть. А что? Все равно рядом ведь.

Дорожная пыль легко взлетала из-под босых ступней и ровным слоем ложилась на кожу аж до середины икр. Лалиса бодро размахивала ведром, вполголоса насвистывая под нос незатейливую песенку-смешинку, в которой богохульный бард призывал Единого скоротать вечерок за чарочкой сивой самогонки. Одернуть проказницу было некому. Жители сидели в своих домах, как тараканы под веником, и не казали на улицу даже мизинца.

Покосившиеся от времени заборы неторопливо ползли за спину. Вообще-то, если верить слухам, в прошлом Ламорна считалась зажиточным поселением. Со всей Дивирии стекались сюда паломники. Спешили выразить почтение Чонгуку — Божественному Змею, повелителю Земли и Вод, что плещутся на земле и под ней. Но после того как пришла война, а с ней и вера в Единого, Храм опустел, а торговые пути лежали далеко от здешних мест. Теперь жителей Ламорны кормили не священнослужители древнего бога, а собственные руки. Но это, конечно, не могло спасти некогда большое поселение от медленного превращения в дряхлеющую деревню. Молодые сбегали в город, где есть работа и какое-никакое движение в жизни, а семейные люди доживали тут, довольствуясь редкими поездками в близлижайший городок на ярмарки. И она там пару раз побывала. Торговала зерном. Вот только после того, как отец заметил, что молодые мужчины останавливались не столько о ценах выспросить, сколько с ней парой слов перемолвиться, пришел конец ее поездкам. А с ними и надеждам на то, что найдется тот, кто не погнушается взять ее даже без приданного, ведь батюшка не дал бы за ней и ломаного гроша.

Лиса зло нахмурила брови и зашагала скорее, словно пытаясь сбежать прочь из опостылевшей деревеньки. И зачем отец сюда перебраться решил? Не беден же! Иногда, она будто бы припоминала, что раньше они жили в другом месте, но Лиса была совсем крохотной, когда Вону вздумалось оставить прежнее ремесло купца и осесть здесь. Ее братья родились уже в Ламорне, а следом и сестра под это небо пришла. Ребенком стала последним, но зато любимым. Мать с отцом над ней, как над редким цветочком, тряслись. А вот старшую дочь хуже сорной травы считали…

Жилая часть селения быстро закончилась, затем мелькнули и пропали остатки опустевших хижин прежних жителей. Пыльная дорога под ногами сменилась вьющейся тропкой, и Лиса, не оглядываясь, спешила через поле и негустую рощицу к овражку, в котором прятался источник. Сухая трава длинными колосьями щекотала ноги, а вокруг надрывались ошалевшие от жары цикады. Лиса перевела дыхание и зашагала медленней. Сорвала пожухший лист лопуха и накрылась, словно платочком. Так-то лучше. Мучиться головной болью ей вовсе не хотелось.

Тропинка вильнула и стала спускаться вниз. Сначала едва заметно, а потом все круче. Вообще-то, сюда за водой давно не ходили, ведь сам источник находился около древнего Храма. Да и зачем, когда есть колодцы? Но в этом году засуха была так зла, что выпила даже самые глубокие. Лиса знала это, потому как даже староста уже неделю гонял своих работников сюда. Широкоплечие крепыши Кай и Ник таскали полные бадьи так легко, будто те ничего не весили. Встречая ее, плетущуюся с полным ведром, не гнушались помочь. Добродушно подшучивая, выхватывали из рук тяжесть и несли аж до самого дома.

Девушка улыбнулась. Мало кто в деревне был добр к ней. По пальцам одной руки счесть можно. Остальные обычно делали вид, что ее не существует. Их семейство недолюбливали. Тяжелый нрав отца быстро отпугнул тех, кто рискнул проявить доброжелательность. Особенно к ней.

Песок и мелкие камушки с тихим шорохом стекали вниз, когда Лиса скользила по тропке к журчащему источнику. Руки привычно цеплялись за кустарник и мелкие деревца. Шаг, еще шаг и вот уже в знойном воздухе разливается живительная свежесть. Девушка мысленно вознесла хвалу Чонгуку за оставленную для них воду и тут же попросила у Единого прощение за оплошность. Старые Боги давно канули в прошлое. Им не молились и не возносили хвалу уже много поколений. Где-то в глубине души, на самом ее донышке, Лиса тихо жалела об этом. Сказания о Древних Богах, которые в длинные дождливые сезоны она тайком подслушивала на кухне, заставляли сердце то трепетать, как крыло бабочки, то вовсе замирать. Они были такими… такими…

Нога подломилась и остаток пути Лиса проделала на заднице. Юбка безобразно задралась, оголяя исцарапанные загорелые ноги едва ли не до середины бедра. Треск рвущейся материи перекрыл даже звон цикад. Ой! Несмотря на жару ее продрал озноб. Ткань разошлась от подола и до пояса, бесстыдно выставляя Лисы тощие прелести на всеобщее обозрение.

Вот и закончилось ее счастье! Теперь, точно, трепки не избежать… Покряхтывая, Лиса поднялась на ноги и обтрясла пыль с платья. Если верить заповедям Единого, то испытания очищают душу, да и в худом можно отыскать что-то хорошее. Пожалуй, единственной радостью можно было считать то, что теперь матушка уж точно выдаст ей другую одежду. Вновь какое-нибудь рубище, но хотя бы более крепкое и, может, не такого ужасного, болотного цвета. Девушка обреченно сдула упавшую на лоб рыжую прядку и пошла подбирать ведро, которое откатилось к траве, что широкой полосой росла по берегу ручейка.

Немного подумав, сошла с утоптанной площадки и ступила на каменистое дно источника. Прохладная вода ласково защекотала ступни сотней маленьких, нежных ладошек. Стараясь не поскользнуться на замшелых камнях, Лиса побрела вверх по течению. Исток живительной влаги, не пересыхающей даже в такую невыносимую жару, находился не где-нибудь, а у самого входа в храм Чонгука. Местные туда не ходили. Боялись. Может, гнева Древнего Бога за то, что позволили храму прийти в запустение, а может, просто змей, которые в изобилии водились окрест. Поэтому и вытоптали тропку ниже по течению, не рискнули идти ближе.

Лиса внимательно смотрела под ноги, чтобы, не приведи Единый, не потревожить покой шипящих красавиц. Да, в отличие от многих, она страха перед змеями не испытывала. Полозов и ужей спокойно брала на руки, гладила точеное, изящное тельце. Любовалось красотой и хитрым узором гладких чешуек. А от гремучников держалась на почтительном расстоянии и никогда не мешала им своим присутствием. Не тронешь их — не тронут и тебя. Вот и вся наука.

Берега оврага ушли в стороны, образовывая продолговатую чашу, и перед Лисой возникли две статуи, увитые пожухшим от жары вьюнком. Каменные наги. Не пощадило их время и дурость людей. Одна была сколота почти наполовину, а у другой отсутствовала левая рука и часть свернутого кольцом хвоста. Лиса называла их стражами. Во всяком случае, на обоих было надето что-то похожее на доспех. Широкий пояс закрывал живот, еще были наплечники и шлем. А больше ничего. Наверное, хвосты они оставляли свободными. И верно — какой прок от негибкого хвоста?

В паре дюймов от нее по воде скользнула тонкая тень. Полоз. И длинный такой, красавец! Девушка улыбнулась и неторопливо двинулась вперед. Раньше сюда спускались две боковые лестницы из камня. Ведь построен Храм был, как и полагалось для Бога-Змея, под землей. Ручей же был просто ручьем. У его истока, на гладких черных плитах, грелись хозяйки и хозяева этого места. А паломники, в знак своего уважения и преданности, оставляли рядом расписные блюдца со сладким молоком. Красивый обычай. Она порой тоже приносила молока. Тайком от всех.

На остатках камней, еще свободных от длинных стеблей травы угрелись два молоденьких ужика. Стоило ей приблизиться, как обе змейки подняли увенчанные оранжевыми пятнышками головы и предупреждающе зашипели. Лалиса улыбнулась. Ужи так пугали не шибко сообразительных врагов. Не обращая на забияк внимания, она подошла к выложенной круглыми гладкими камнями купели и опустила туда ведро. Вода весело булькнула, заливаясь внутрь.

Вдруг сбоку раздалось знакомое потрескивание. Не только ужи пришли погреться у источника! Стараясь не суетиться, Лиса попятилась. Однажды ее кусала змея. Повезло, что гремучник был старым, а она к этому времени уже знала, что делать в случае укуса. От яда избавилась так хорошо и быстро, что рука почти не пострадала. Обошлось все легким отеком и лихорадкой на пару дней. Этот досадный случай научил ее быть еще более внимательной и осторожной. Последний раз окинув взглядом полуразрушенный двор забытого храма, Лиса поспешила обратно.