32 Глава
Даня
Паста болоньезе мистера Гаврилина была фантастической.
Спагетти были al dente, а в сочетании с разными приправами, томатом и чесноком, да еще с добавкой красного вина в соусе, оказалось так вкусно, что я не смог сдержать стона удовольствия.
Когда я проглотил первый кусочек, на меня были устремлены четыре пары глаз. Все семейство Юли смотрело на меня. Особенно нервировал взгляд мистера Гаврилина. С той минуты, как я неправильно положил на стол приборы, он не сводил с меня сощуренных глаз, словно подкарауливал следующий мой промах, который показал бы ему, что я недостаточно хорош для его дочери. Притом что я совершенно точно знал, как должны лежать приборы. У нас дома то и дело проходят деловые обеды и ужины, на которых подле тарелок выкладывают по три разных прибора. То, что я взялся здесь не за те, объяснялось не тем, что я такой дурак, а моим волнением.
Я откашлялся, сел прямо и сказал с полным убеждением:
– Это лучшее болоньезе, какое мне приходилось когда-нибудь есть.
Мать Юли улыбнулась. Соня пробормотала, прикрыв рот рукой, что-то вроде «подхалима». Правда, лицо мистера Гаврилина стало после этого чуточку приветливее. Теперь я видел, что Юля и Соня однозначно унаследовали глаза от него.
– Данила, – сказала миссис Гаврилина – Лариса, как я мысленно поправил себя, – когда я как раз набил рот очередной порцией пасты. – А ты уже знаешь, что будешь делать после школы?
Я автоматически оцепенел. Но потом увидел полный ожидания взгляд Юли и вспомнил, что эти люди – семья, и мне незачем притворяться перед ними.
– Я получил одобрение из Оксфорда, – помедлив, ответил я без обычной твердости в голосе. – И теперь я один из совладельцев компании «Милохины».
– И ты хочешь заниматься этим всегда? – продолжала расспрашивать Лариса.
О’кей. Может, я и не должен перед ними притворяться, но я и не могу выложить перед этими – считай что посторонними – людьми всю мою подноготную. Это попросту не нужно. Я медленно прожевал пасту и сделал вид, что задумался, чтобы не отвечать сразу.
– Юлия уже давно знала, что хочет в Оксфорд. И мне просто любопытно, для всех ли учеников старшей школы дело обстоит так же, – добавила она и улыбнулась дочери, которая сидела слева от меня и беспокойно ерзала на стуле.
Я сглотнул и выпил воды.
– Не все такие, как Юля, могу вас заверить.
– Что это значит? – возмущенно спросила Юля.
– Я не знаю больше никого, кто бы так стремился в Оксфорд, как ты. Я и мои друзья тоже туда готовились, но я уверен, что никто не пахал так, как ты. – Я призадумался, не слишком ли это смахивало на то, что я хотел подольститься к ее семье, нахваливая перед ними Юлю. – Но может быть и так, что я говорю немного предвзято.
Тут все за столом засмеялись. Кажется, их это развеселило. Я наморщил лоб. Все, что я сказал, было абсолютно честно. Вот уж не подумал бы, что над этим можно смеяться. Какое-то непривычное чувство разрасталось внутри, и я поддел на вилку следующую порцию пасты, чтобы вытеснить это ощущение.
После обеда я помогал убирать со стола. Дома я бы никогда не стал это делать – для этого у нас есть прислуга, – но здесь все делали это как само собой разумеющееся, и я не медлил ни секунды.
Кроме того, мне действительно хотелось понравиться родителям Юли.
Я могу понять, почему они воспринимали меня скептически. Я бы на их месте был таким же.
– Вы вдвоем еще побудете с нами в гостиной? – спросила Лариса, когда мы управились. – Или тебе надо домой, Данила?
Я отрицательно помотал головой:
– Нет. Нет, мне не надо домой.
– Если они будут задавать вопросы, на которые тебе не хочется отвечать, то просто ничего не говори, – шепнула мне на ухо Юля, когда мы следовали за ее матерью из кухни на некотором расстоянии. – Жаль, что сейчас было так неловко.
– Да все о’кей, – так же тихо ответил я. – Даже не думай об этом. Мне нравятся твои родители. И сестра тоже.
На губах у Юли показалась улыбка. Больше всего мне хотелось взять ее за руку или как-то иначе прикоснуться к ней, но в этот момент мы вошли в гостиную, где уже уютно устроилась вся семья.
Мне бросилось в глаза, какой просторной казалась эта комната и как минималистично она обставлена. В отличие от комнаты Юли она была не заставлена, а имела много свободного места. Я понял, почему это было необходимо, когда мистер Гаврилин маневрировал в своем кресле-каталке, пока не поставил его вровень с диваном. После этого он взял в руки что-то вроде пульта управления, и диван поднялся на высоту сиденья его каталки. Мистер Милохин перебрался с одного сиденья на другое. Когда он увидел, что я наблюдаю за его действиями, у меня возникло желание отвести взгляд, но я устоял против этого импульса. Он не должен думать, что мне неприятно на него смотреть; в конце концов, это для него совершенно нормальное дело. И я удержал свой взгляд и указал на диван, который снова начал опускаться.
– Никогда еще такого не видел, – честно сказал я. – Это встроено в диван или?..
Мистер Гаврилин кивнул. Даже если мой вопрос удивил его, он не подал виду.
– Точнее говоря, под диваном.
соня упала на диван рядом с отцом. Она мельком приникла к его плечу, и тут по лицу мужчины расползлось нежное выражение, которое смягчило всю его мимику. Вот как выглядит отец, который видит в своем ребенке не партнера по бизнесу, которого он может превратить в инструмент для своих целей.
– Садитесь, – сказала Лариса. Я нерешительно повернулся к ней, которая избавила меня от выбора, указав на кресло напротив дивана. Сама же она села рядом с соней.
– Данила, а ты когда-нибудь играл в дженгу? – неожиданно спросила Соня, когда мама выложила на середину стола в гостиной эту игру, которая выглядела просто набором деревянных брусков.
Я скептически ответил:
– Нет.
Соня раскрыла рот от изумления:
– О’кей. Это… – она откашлялась. – Даже не знаю, как к этому отнестись.
Я пожал плечами:
– Сорри.
– В этом нет ничего странного, – встряла Юля и бросила на Соню взгляд, отчетливо говорящий, что лучше бы та помолчала.
– Вот именно, – поддакнула Лариса. – Это детская игра.
Мистер Гаврилин фыркнул:
– Легко тебе говорить, ты всегда выигрываешь.
– Что за чепуха. – Она обнадеживающе улыбнулась мне и указала на башню, которую только что выстроила из этих брусков: – Мы должны вытягивать из этой башни по очереди по одному брусочку и снова класть его сверху. При вытягивании можно использовать только одну руку, и в каждом ряду должен оставаться хотя бы один кирпичик.
Я кивнул:
– Все понял.
– И самое крутое в этой игре, – продолжила она, глядя при этом на своего мужа, – что всегда есть несколько выигравших и только один проигравший.
– Это не так, – возразила Юля. – Если оглянуться на последние восемнадцать лет, то мы все проиграли, потому что у мамы башня не рухнула ни разу.
Лариса в ответ только улыбнулась, и в этот момент я понял, что мне не следует обманываться ее сердечной манерой поведения.
Началась игра. Моя очередь была сразу после Ларисы, и я вытянул маленький брусок сбоку, после ходил мистер Гаврилин, потом Соня и в заключение Юля. Когда очередь снова дошла до меня, башня рухнула. Я испуганно отшатнулся, когда деревянные брусочки попадали во все стороны.
– Не обижайся, Дань, но игрок из тебя плохой, – сказала соня.
– Ему надо хоть чуточку потренироваться, – в словах Юли было куда больше уверенности, чем во мне.
На следующем круге я продержался дольше, но и на сей раз именно я был тем игроком, который развалил башню. И в третьем круге тоже. Правда, Соня и мистер Гаврилин этому радовались, хотя бы это меня утешало. Четвертый круг прошел уже лучше. Я попытался скопировать технику Ларисы, и, кажется, действительно весь фокус заключался в том, чтобы задействовать только кончики пальцев, а не всю кисть. Поэтому я не торопился, хотя чувствовал на себе взгляды всех четверых. Я старался вытягивать блок как можно медленнее, и на сей раз это сработало.
К концу игры башня была уже такой шаткой, что Юля отчаянно помотала головой, когда очередь дошла до нее. С порозовевшими щеками и сосредоточенным взглядом она вытянула деревяшку. Когда Юля откинулась назад, башня качалась туда и сюда, и мы все смотрели на нее как зачарованные. Когда качание прекратилось и башня осталась стоять, я с облегчением вздохнул. Юля услышала это и взглянула на меня поверх башни. Я никогда не забуду улыбку, которая осветила ее лицо. В самом деле, никогда. Эта улыбка наполнила все мое существо. На какой-то момент я попал в плен ее красоты, поэтому даже не заметил, как Лариса протянула руку и…
Башня с грохотом рухнула. Соня вскочила с победным воплем, показывая на мать пальцем:
– Ага!
– Это Даня довел маму до проигрыша! – воскликнула Юля и захлопала в ладоши.
Мистер Гаврилин тоже тихонько смеялся, весело глядя на жену.
– Я думаю, нам надо все заново перепроверить, – сказала Лариса и посмотрела на меня. И потом кивнула в сторону рассыпавшихся брусочков: – Помоги сложить пирамиду, Данька.
Эта семья очаровала меня. Их воодушевление заразительно, и благодаря ему я чувствовал себя так непринужденно, как мне уже давно не доводилось.
– С удовольствием, – ответил я с опозданием и поднялся, чтобы строить башню. Блок за блоком, брусок за бруском. В точности как у нас с Юлей. И во всем остальном.