Пока мы вместе

От лица Анны

Дом после его ухода стал ещё тише, чем раньше. Но это не была тишина облегчения. Это была тишина, которая давила, как камень на грудь. В каждом углу слышались отголоски его слов про сухари. Я бродила по комнатам, цеплялась взглядом за пустые полки, заглянула в холодильник - и там тоже пустота. Пустота, которая будто шептала: «Ты здесь никто. Даже еда отвернулась от тебя».

Когда дверь открылась снова, я вздрогнула так сильно, будто сердце на секунду остановилось. Алекс вошёл. В руках пакеты, запах еды наполнил кухню резко, тяжело, и мой желудок предательски сжался. Но вместе с голодом внутри тут же вспыхнула тревога: «А если он что-то туда подсыпал? А если это не просто еда?»

Он бросил пакеты на стол и сел напротив. Смотрел на меня не моргая, будто изучал каждое моё движение.
- Ну что, голодная? - сказал он, подтолкнув пакет ближе.

Я медленно развернула бургер. Руки дрожали. Я смотрела на него так, словно это была бомба с таймером, а не еда. Сделала крошечный укус и замерла, прислушиваясь к себе. Никакого странного вкуса, никакой горечи... но мысли всё равно не отпускали.

«Если он хотел меня отравить, разве не сделал бы это раньше? Почему именно сейчас? Может, это проверка? Может, он сидит и смотрит, как я мучаюсь? Если я не буду есть, он начнёт издеваться. Если буду - он будет наслаждаться моей осторожностью. Тут нет выигрыша...»

Алекс сразу заметил, как я медлю. Его губы изогнулись в злой ухмылке.
- Что, боишься? Думаешь, я туда яд подсыпал?

Я подняла взгляд. Внутри всё сжалось, но я не хотела давать ему победу. И поэтому я сказала спокойно, тихо, будто сама себе:
- Если бы хотел, сделал бы это раньше.

Он прищурился. Улыбка дрогнула. На секунду я почувствовала, что его задело. Но потом он наклонился ближе, голос стал жёстким:
- Ха. Может, я как раз и ждал момента.

Я сделала ещё один укус - такой же осторожный, маленький. Глотала, чувствуя, как пересохло горло. И снова сказала, сохраняя видимость спокойствия:
- Значит, ты слишком долго ждёшь.

«Я сама себе не верю, - думала я. - Слова звучат уверенно, а внутри всё дрожит. Но пусть он слышит только это. Пусть думает, что я спокойна. Даже если каждое слово - ложь».

Он откинулся на спинку и усмехнулся шире.
- Ты сама себя травишь страхом. Даже делать мне ничего не надо.

Я положила бургер обратно. Пальцы дрожали так сильно, что я сжала руки в кулаки под столом.
- Если есть яд, он уже внутри, - сказала я тихо. - Так какой смысл переживать?

Я удивилась самой себе. Голос звучал ровно, без истерики. Но внутри я чувствовала, что стою на краю. «Неужели он сейчас заметит, как у меня сердце колотится? Неужели он услышит, что я сама себе не верю?»

Алекс рассмеялся - громко, зло, так, что смех больше напоминал рычание.
- Малявка... ты думаешь, твои спокойные слова спасают тебя? Нет. Они только делают интереснее.

Он взял второй бургер из пакета, развернул и начал есть демонстративно, нарочито громко. Каждый его укус звучал, как издёвка. Он жевал медленно, с удовольствием, и всё это время не сводил с меня глаз.

- Видишь? - сказал он после пары укусов. - Всё нормально. Значит, если кто и сдохнет, то только от собственных фантазий.

Я отвернулась, но внутри всё горело. Его слова жгли не меньше страха. Я понимала: он наслаждается не едой, а моей настороженностью. Для него это игра. Для меня - борьба за то, чтобы не показать слабость. И каждое моё слово - единственное оружие, которое у меня есть.

Я сидела и смотрела на кусок еды, который так и остался лежать на столе. Сердце колотилось так сильно, что казалось - он тоже должен это слышать. Но снаружи я старалась быть каменной. Без крика, без истерики. Только слова - короткие, ровные, будто мне всё равно.

И я поняла: это и есть моё оружие. Не крики, не сопротивление, не истерики - они ему только на руку. Он ждёт слёз, страха, паники. А я должна давить обратно тишиной и спокойствием. Даже если внутри у меня всё горит и трещит, снаружи я должна оставаться ровной линией.

«Да, я боюсь. Да, каждое его слово вонзается под кожу, как игла. Но если я отвечаю спокойно, он злится больше. Если я не даю ему шоу, он сам начинает накручивать себя. Значит, я могу хоть немного управлять этой игрой. Значит, у меня ещё есть шанс».

Я посмотрела на него - он демонстративно ел, не отводя от меня взгляда. В каждом его укусе слышалось издевательство. Но я вдруг улыбнулась. Маленькая, едва заметная улыбка. Не от счастья - от упрямства.

«Ешь, смейся, издевайся. А я всё равно не дам тебе увидеть мой страх. Пусть моё спокойствие будет для тебя самым большим раздражителем».

Я знала: мои слова были единственным щитом. Я могла проигрывать всё остальное - силу, свободу, время. Но пока у меня есть голос, я могу бросать эти «мирные» ответы, которые звучат ровно, а внутри рвут меня на части. И в этом было что-то похожее на победу.

Через пару минут он встал.

- Пойду покурю, - бросил и вышел на балкон.

Щёлкнула зажигалка. Потом его голос:

- Ало.

- Хей, бро, как ты? - весёлый голос.

- Норм, как сам, - холодно ответил Алекс.

- Как там твоя «рабыня»?

Я замерла. Эти слова были хуже его смеха.

Алекс хмыкнул.

- Рабыня? Ты бы с ней и часа не протянул.

Смех в трубке.

- Чего уж там. Ты же сам её держишь.

- Держу? - его голос стал жёстким. - У неё язык острее ножа. Она бы тебя словами раздела так, что сам бы умолял забрать её обратно.

- Ха-ха! Так она тебя достаёт? Малявка тебя пилит, да?

- Именно, - сказал Алекс зло. - Но это моя заноза. И я сам с ней разберусь.

- Слушай, дай загляну. Попробовать хоть немного...

- Забудь, - резко бросил он. - У тебя кишка тонка.

На том конце засмеялись, но уже не так уверенно.

- Да ладно, чего ты так? Неужели она зацепила?

Алекс рассмеялся, но это был смех без радости - издевательский.

- Зацепила? Да чтоб я с ума сошёл. Это обуза, а не женщина. Просто чужим её не трогать.

- Понял?

Он сбросил звонок.

Я стояла у стены, сжимая кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Его слова жгли сильнее любого удара. Он выставил меня занозой, проблемой, обузой, которую никто не выдержит. Для него я была не человеком, а раздражающей игрушкой, и чужим он меня не отдавал не ради защиты, а ради издёвки.

«Не забота. Не тепло. Просто насмешка. Даже мой характер для него - вещь, которой он владеет. И пока босс не решит, я останусь этой «занозой», его головной болью. И только».