Пока мы вместе

Цепь дёрнулась и натянулась у меня на ноге. Металл звякнул, будто напоминая: я теперь привязана. Он сел обратно на стул и даже не посмотрел на меня, как будто всё это было нормой.

- Ты вообще понимаешь, что я говорю? - сорвалось у меня. - Или ты специально сидишь, как дебил, делаешь вид, что ничего не слышишь?

Его взгляд резко стал тяжёлым.
- Если ты сейчас не прекратишь меня материть, я тебя убью, - сказал он ровно, так спокойно, что от этих слов стало холоднее, чем если бы он закричал.

Я растерянно моргнула.
- Ты... ты понимаешь русский?

Он выдержал паузу, потом усмехнулся уголком губ.
- Да. Мать у меня из России была. Она с детства со мной по-русски говорила. Хотела, чтобы я язык знал. Так что я тебя всё это время понимал.

Сердце упало. Значит, каждое моё слово, каждая ругань, каждая просьба - он слышал и молчал.

Специально молчал, наслаждаясь тем, как я бесилась. Играл со мной, как с игрушкой.

- Значит, ты всё время слышал меня и делал вид, что не понимаешь?

- Ага. - Его взгляд был холодный, пустой. - Мне похуй, что ты там несла.

Мразь. Я кусала губы до крови, чтобы не сорваться снова. Он не просто держал меня - он издевался над самой мыслью, что у меня есть голос. Моё слово ничего не значило рядом с его молчанием.

- Ну и зачем ты меня похитил тогда? - голос дрогнул, но я заставила его звучать твёрже.

- У меня свои причины, - сказал он.

- То есть вы держите меня просто так?

Он наклонился чуть вперёд.

- Нет, не просто так. - Его голос был низким, тяжёлым. - У каждого плена есть цель. И твоя скоро проявится.

От этих слов по коже побежали мурашки. Я поняла одно: впереди будет хуже.

Он схватил меня за плечо и затащил в пыльную комнату. Внутри стоял только диван. Дверь с грохотом захлопнулась, замок щёлкнул. Ни окон, ни света - только глухая тьма.

Анна: Открой! Я боюсь темноты! Открой, мне страшно! стучала кулаками в дверь

Алекс: Да заткнись ты уже.

Анна: Мне страшно, слышишь?! Открой дверь!

Алекс: Нет. Я спать хочу. Закрой рот.

Анна: Пожалуйста... открой...

Он ушёл. Тишина легла тяжким одеялом.

Казалось, стены сдвигаются ближе. Воздух вяз, дыхание резкое. Хотелось исчезнуть, провалиться сквозь пол.

Я заснула - и оказалась в подвале.

Это не был обычный сон. Подвал стоял во мне как память, которую отец когда-то вбил в меня: низкий потолок, влажный запах земли, холодный бетон под ногами. Я слышала капли воды где-то далеко, слышала, как щёлкали трубы - те же самые звуки, что и тогда, когда он опускал за мной решётку. Там были другие запахи: старые коробки, машинное масло и пряный привкус сырости. В углу тлела маленькая лампочка, но свет её был узкий и злой, он не согревал - только высвечивал плешь и тени.

Я шла по узкому коридору между стеллажами и коробками, пытаясь догнать чей-то шаг. Пол казался липким, каждая ступня прилипала, словно что-то держало меня. Двери в стенах были закрыты, одна из них - моя дверь в дом - была того самого цвета, что помнила из детства. Я толкала, звала, безысходно терла ладони об сырой бетон, и каждая попытка ничего не давала: двери оставались закрытыми, звук моих слов тонул, как в воде.

Я вспомнила тот вечер - как отец сказал: «Ты не выходишь - подвал твой угол», - и закрыл меня там, будто это была наказательная комната для ребёнка, и на его лице не было ни жалости, ни сомнений. Тогда я плакала, били зубы от холода, и с тех пор темнота подвала жила во мне как тёмный шрам. В этом сне подвал снова был со мной - сильнее, острее, настоящим.

Я закричала: «Папа! Открой дверь!» - и голос мой отозвался эхом, которое растекалось по бетону и, вместо того чтобы придти на выручку, только подчёркивало пустоту. В конце узкого прохода появился силуэт.

Я бросилась к нему, думая, что это отец, что он придёт и откроет, что всё вернётся на место. Но когда подошла ближе - это оказался Мой похититель

Его фигура вырисовывалась на фоне лампы, глаза блестели холодом.

Я вцепилась в него, как в спасательный круг, потому что в этом сне он был тем, кто мог открыть дверь. Его голос был тихим, ровным, и он сказал: «Чего ты орёшь с утра?»

Я проснулась и обнаружила себя у той самой двери в комнате - дрожащую, вся в слезах. Сердце долбило так, будто только что выбежала из подвала.

Анна. Мне было страшно... я же говорила, что я боюсь темноты.
Алекс. Ты взрослая баба, а ведёшь себя как ребёнок. Пиздец.

Он фыркнул и ушёл в ванну.

Вода за стеной шумела так спокойно, будто всё происходящее - просто утро. Странно. Даже монстры умываются.

Через десять минут он вышел, бросил быстрый взгляд и сказал: Иди. Приведи себя в порядок.

Я зашла в ванну. В зеркале смотрела на меня чужая - глаза красные, волосы в кривом пучке, чёрная кофта и серые шорты. Это не я. Это какая-то другая Анна. Я поправила волосы и вернулась.

Он уже сидел за столом.

Алекс. Садись.

Передо мной - тарелка с яйцом и колбасой. Запах ударил в нос. Желудок взбунтовался, но голод победил - я начала есть.

Алекс. Ты там тарелку не сожри, - хохотнул он.
Анна. Это из-за тебя я такая голодная, придурок! Голодом морил!

Он резко замолчал. Затем поднялся и шагнул ближе. Машинально я отодвинулась назад, спина упёрлась в стену.

Сердце в висках - будто барабан. Пространство между нами тает. Хотелось провалиться в пол.

Алекс. Ты, кажется, не понимаешь, что так с людьми не разговаривают.

Я чувствовала его запах - горький чай и мускат.

Анна. Ладно... больше не буду. Просто уйди.
Алекс. Что, страшно стало, малявка?
Анна. Не называй меня так.
Алекс. Малявка.

Он ухмыльнулся и отступил.

Я вдохнула с облегчением, но внутри всё ещё трясло. Ещё чуть - и я бы сорвалась.