𝙊𝙛 𝙏𝙝𝙚 𝙂𝙞𝙧𝙡
С каждым днём в воздухе становилось всё более ощутимо Рождество. В нашем доме стояла тихая суета: яркие украшения, огоньки на ёлке, запах корицы и мандаринов, но в моём мире было что-то иное, туманное и мимолётное. В последнее время, я чувствовала себя странно. Тошнота. Лёгкая головная боль. Ранние утренние часы, когда всё вокруг казалось уставшим, а я... никак не могла найти комфорта. Это было не просто. Казалось, что каждый шаг даётся мне с трудом, и даже утреннее кофе не приносило того удовольствия, как раньше. Я забеспокоилась, но решила, что это просто стресс, зимняя хандра или усталость от подготовки к праздникам, но в глубине души я знала, что что-то не так. Всё стало яснее, когда в один момент, стоя в ванной, я увидела на тесте две полоски.
Помню, что тогда мой яркий мир словно остановился. Я встала перед зеркалом, ошарашенно пытаясь понять, что это значит. Моя рука вздрогнула, и я почувствовала, как моё сердце колотится в груди чаще обычного. Беременность. Неужели? Я так долго и тайно этого хотела, но почему-то сейчас было страшно.
Что я скажу Педри? Как он отреагирует? Я понятия не имела, а в голове была полная каша. Я сидела на краю ванной, глаза заполнились слезами, и мне было сложно дышать. Это всё-таки была радость, да, но и липкий страх одновременно. Как всё будет теперь? Он ведь так хотел детей, но я чертовски боюсь, что не смогу ему это всё объяснить, как бы он не был готов. Может, он будет испуган? Или наоборот... счастлив? А может вообще бросит меня?
Я скрывала это от него несколько дней. С большим трудом и слишком нервничая, я пыталась успокоиться, поговорить с собой, но накануне Сочельника я не смогла больше молчать. Я зашла в детский магазин какого-то огромного мола и купила маленькие пинетки, розовые, с милыми ушками и рисуночками по бокам.
Сочельник наступил слишком медленно, и за несколько часов до того, как мы сели за праздничный стол, я всё-таки не выдержала. Педри что-то готовил на кухне, смеясь с его старшим братом. На мгновение я осталась одна в холле, где стояла огромная ёлка с огоньками. Мое сердце билось быстрее, чем когда-либо.
Я подошла к нему и попросила отойти со мной на несколько минут в гостиную, судорожно сжимая в руках заветную коробочку. Он повернулся ко мне с улыбкой, и мы отошли обратно к ёлке, но, когда Педри увидел, что я держу в руках, его лицо моментально изменилось.
— Что это? — он подошёл ко мне ближе, и я почувствовала, как его дыхание становится учащённым. А я стояла там на месте, совсем не зная, с чего начать. Но в этот момент мне и не нужно было слов. Я просто показала ему коробочку, открыв её дрожащими руками. Он застыл на мгновение, его взгляд стал чересчур мягким и удивлённым.
— Это... — его голос был едва слышен. — Ты... ты... беременна?
Я не смогла сдержать счастливых слёз. Всё, что я чувствовала, вылилось в этот момент, и я почувствовала, как моё сердце наполняется безграничной радостью и любовью.
— Да. — я едва произнесла это, но всё внутри меня казалось лёгким, тёплым. — Мы будем родителями, cariño.
Его руки автоматически вытянулись, чтобы нежно меня обнять, пока в шоколадных глазах появилась такая искренняя радость, что мне не нужно было больше слов.
— Ты... Ты правда ждёшь от меня ребёнка? — он робко прошептал, пока его бархатный голос дрожал, как будто не веря. — Это самое лучшее, что могло случиться в моей жизни.
Его глаза наполнились слезами, и я почувствовала, как и его руки начинают дрожать, прямо в такт с моими. Он лишь прошептал:
— Я не верю... Я мечтал об этом. Я мечтал, что мы будем вместе, с детьми и вот, это происходит. Так легко и так быстро.
Он крепко прижал меня к себе, зарывшись лицом в мои медовые волосы.
— Я так счастлив, mi vida. — его голос стал низким, и я ощутила, как слёзы падают на моё плечо. — Ты не представляешь, как сильно я счастлив. Ты — моя жизнь. Ты — моя семья. Поверить только я стану папой.
Мы стояли так, пока не пришли его старший брат и мама с папой, чтобы поздравить нас с Рождеством. Педри старался скрыть свои эмоции, но я видела, как он не мог остановиться от этого небывалого и хрупкого счастья.
Когда мы сели за праздничный стол, на фоне восковых свечей и блистающей ёлки, и разговоры за столом разогнались до небывалых скоростей, Педри взял мою руку под столом и нежно прошептал:
— Я не могу дождаться, чтобы быть с тобой и нашим малышом. Это будет только наше Рождество. Самое лучшее и самое семейное из всех.
Я посмотрела на него, и в его глазах было всё: любовь, счастье и, главное, абсолютная уверенность в нашем будущем. Слёзы навернулись на мои глаза, я прикрыла их ресницами и улыбаясь еле слышно прошептала:
— Я тоже, Педри. Я тоже.
После Рождества мы почти сразу улетели на Мальдивы. Это была его идея. Он сказал, что нам обоим нужен отдых, а малышу — тёплое солнце и море, пусть даже пока он просто житель моего животика. Я не спорила с ним, потому что не видела смысла. Я просто была счастлива, что у нас есть эта неделя, вместе. Где только мы. Без камер. Без суеты и без вопросов.
Он забронировал нам бунгало прямо над водой. Ты просыпаешься и сразу видишь бирюзовый океан. Настолько сказочный и сверкающий, что прямо как в рекламе. А по утрам... по утрам он почти всегда будил меня первым.
— Пошли гулять, малыш должен дышать, — говорил он, мягко откидывая простыню и нежно целуя меня в щёку.
Я сонно тёрла глаза и хмурилась.
— Малыш ещё с размером с абрикос, — усмехалась я, кутаясь в его растянутую футболку. Кажется, это была выездная форма Барсы за 2021 год.
— Ну и что? У абрикоса тоже есть право на свежий воздух, — серьёзно отвечал он и трепетно брал меня под руку.
Так мы и ходили вдоль воды, босиком, оставляя следы на тёплом, почти белоснежном песке. Он иногда касался моего живота, будто уже чувствовал там кого-то, хотя живот едва начал округляться. Эти прикосновения были самыми трогательными. Он, в роли «начинающего» папы был самым трогательным.
В один из отпускных дней, когда моросил лёгкий тропический дождик и мы решили остаться в бунгало, я увидела, как он сидит на веранде и внимательно читает какую-то книгу. Не просто пролистывает, а даже делает какие-то пометки на полях.
— Ты что делаешь, мистер Гонсалес? — спросила я, устало потягиваясь. Поясница болела так, что порой хотелось шумно выдыхать, сквозь плотно сжаты губы.
— Готовлюсь, — легко ответил он, не отрывая взгляда от страницы. — Тут пишут, что ты можешь испытывать усталость. Особенно по утрам.
Я прыснула от смеха.
— Ага, спасибо, доктор. Я об этом даже не догадывалась.
Он посмотрел на меня поверх страницы с самым серьёзным лицом.
— Это нормально, — сосредоточенно кивнул он. — Так написано на странице сорок три.
Я не выдерживаю этой врачебной «консультации» и заливисто смеюсь, почти до слёз.
— Сariño, ты уже на стадии «эксперт»?
Педри коротко пожал плечами, закрывая книгу.
— Нет, но я уже хочу быть лучшим папой. Хочу, чтобы ты ни в чём не сомневалась. Ни в себе. Ни во мне. Ни в нас.
Я глуповато улыбнулась и села рядом с ним, положив голову ему на плечо. От этих приятных и таких искренних слов, внутри всё переворачивалось — сладко и щемяще.
— Я ни в чём не сомневаюсь, — нежно прошептала я. — Ты уже самый лучший.
— Правда? — он мимолётно коснулся моего лба своими губами, откидывая прядку моих медовых волос.
— Правда. Даже если иногда и ведёшь себя, как сумасшедший папа с гиперопекой.
— Эй, это называется «осознанный подход».
— Осознанно принести мне пять подушек, потому что «малышу должно быть мягко»?
— Он у меня уже избалован, — довольно хмыкнул Педри. — Я ему всё разрешаю.
— Ну вот, ты даже не знаешь, кто это — он или она, а уже «разрешаю».
— Я знаю, — уверено сказал он, серьёзно глядя в мои серо-голубые глаза. — Это наш ребёнок. Самый любимый и самый лучший. И всё, что я делаю, — для него. И для тебя.
Мне хотелось плакать от этой сумасшедшей и бесконечной нежности. Он стал другим. Не снаружи, а внутри. Ещё более глубже. Спокойнее. Теплее. Увереннее. Это было видно в каждом его движении, в каждом взгляде, даже в том, как он подаёт руку, чтобы помочь мне встать.
— Как ты думаешь, каким он будет? — сонно пробормотала я, прижавшись к его плечу. Мы лежали на шезлонгах, укутавшись в тонкий плед, под мягким светом звёзд. Шум волн, перекатывающихся по песку, был как колыбельная, а прохладный морской ветерок то и дело трепал мои медовые волосы, щекоча шею.
Он не сразу ответил, словно действительно задумался, а потом тихо, почти шёпотом:
— Весёлым. Беззастенчиво добрым — как ты и безумно любопытным. Ему всё будет интересно, он будет смотреть на мир с широко распахнутыми глазами. Твоими глазами. Я надеюсь, что у него будут именно они.
Я умилённо улыбнулась, уткнувшись носом ему в плечо.
— А я надеюсь, что он унаследует твоё сердце. Такое же искреннее, щедрое и тёплое. Миру не хватает таких, как ты. Таких, кто умеет любить так... тихо, но до дрожи.
Я на секунду замолчала, потом добавила с лёгким смешком:
— И пусть обязательно унаследует твои длинные ресницы. Это будет преступление, если они не передадутся дальше.
Он тихо рассмеялся, а потом взял мою руку и приложил к своей груди — прямо туда, где билось его сердце. Горячее, живое, родное.
— Главное, чтобы ты была рядом, — искренне прошептал он, глядя мне в глаза. — Всегда. И со мной, и с ним. Нам обоим без тебя никак.
Моё сердце будто останавливается на миг, прежде чем заполняется теплом до краёв.
— Я никуда, — шепчу в ответ. — Всегда, Педри. До самого конца.
Он поцеловал мои пальцы, как будто клялся в этом вместе со мной.
Возвращение в Барселону было... странным. Немного тревожным, немного уютным, как будто мы не просто вернулись домой, а в какой-то новый мир, в котором всё стало другим. Я стала другой. Чересчур мягче. Спокойнее и округлее, последнее совсем малость меня расстраивало.
Педри же был идеальным, как всегда, но чуточку больше. Вечно помогал мне ходить за продуктами, носил сумки, постоянно возил в клинику на осмотры, а потом уверено, но нежно обнимал меня за талию и шептал:
— Добро пожаловать домой, малыш. Здесь всё только для тебя и совсем немножечко для нас.
Округлый живот, ближе к апрелю, стало довольно сложно скрывать — я ходила в его футболках и свободных платьях, а Педри каждый вечер подсовывал мне под спину ещё одну подушку, потому что он попросту стал одержим комфортом.
— Если ты плохо спишь, малыш тоже плохо спит. Так что, извини, я должен следить за температурой, освещением и твоим положением тела. Это всё в книге, между прочим, а значит важно.
Я просто умилялась его заботе и постоянно смеялась. Влюблённо, нежно, потому что каждый день жила лишь с одной мыслью: «он был самым лучшим».
Через несколько дней к нам на виллу, после тренировки, заехали Гави и Ферран. Они сразу принесли, наверное, с десяток пицц, различные напитки и шум — всё, как всегда.
— Смотри, — весело шепнул мне Педри на ухо, пока я усаживалась с подушкой на диване, — дядюшки пришли развлекать будущего игрока «Барсы».
— А если она девочка? — приподняла бровь я.
— Тогда они будут покупать ей розовые бутсы, — со смешинками в голосе сказал он и подмигнул.
— Ура, наконец-то, — сказал Пабло, хлопая Педри по плечу. — Ты официально становишься папашей. Как ощущения?
— Как будто у меня вечный чемпионат, только главный трофей родится в июне, — усмехнулся Педри, на что Ферран рассмеялся и с задором ответил:
— Ну, значит мы пришли помочь тебе тренироваться. Начнём с ФИФЫ, чтобы не растерять форму.
Парни устроились на полу у приставки, опиревшись спинами о наш угловой диван и уже через десять минут всё вокруг превратилось в настоящий хаос. Гави кричал, как ненормальный, Ферран обвинял всех в читерстве, а Педри при каждом голе посматривал на меня с виноватой улыбкой.
— Если малыш проснётся от вашего футбольного сумасшествия, ты будешь его укачивать, Педри, — сказала я, потягивая малиновый чай и осторожно поглаживая живот.
— Ты слышал? — игриво обратился он к моему животу, кладя свою ладонь поверх моей. — Спокойно, малыш. Не доставай маму сегодня, ведь это просто твои дяди спорят, кто круче играет в ФИФУ. Они прикольные, ты точно оценишь!
— Стоп, стоп! — вдруг восклицает Гави, ставя на паузу игру и чуть ли, не подскакивая от возбуждения: — Серьёзный вопрос: кто будет дядей? Настоящим, с титулом.
— Я, естественно, — нагло заявляет Торрес. — Я более ответственный и я уже подарил ему, или ей первый бодик с надписью «Mini Culer».
— Эй, но я ближе по возрасту! — моментально начал возмущаться Гави. — И вообще, я научу его драться в песочнице. Это важнее!
— А я научу его ездить на скейте, — парировал Ферран.
— А я, как свалить в подкате так, чтобы не дали жёлтую, — не сдавался Пабло, пока я лишь хихикала, глядя на их энтузиазм.
— Ребята, может, вы просто оба будете дядями? — миролюбиво предложила я. — У малыша будет целая банда.
— Нет, нам нужен титул, — упёрся Гави. — Как в «Игре престолов». Главный дядя!
— Хорошо, Паблито! Пусть тогда малыш сам решит, когда родится, — примирительно сказал Педри, с лёгким смешком и обнимая меня сзади. — А пока... можете хотя бы пиццу не разбрасывать?
— Ну и изменился же ты, чувак, — усмехнулся Ферран, редактируя стартовый состав своей команды. — Стал таким взрослым и ... почти скучным.
— Я не скучный. Я просто... влюблённый.
На несколько мгновений, воцарилась абсолютная тишина. Гави и Ферран замерли, а потом:
— Фу, — сказал Гави, забавно высовывая язык и делая вид, что его тошнит от всей этой ванильности. — Ну вот, ты всё испортил, Гонсалес. Срочно играем!