Глава 18
Юля
Казалось, моё дыхание было слишком громким, а удары сердца становились сильней. Я свела руки перед собой, впиваясь ногтями в кожу. Эта гнетущая молчаливая обстановка омрачила весь день. Нет, она омрачила каждый предмет на кухне, улице, весь серый мир и меня в том числе.
Марина Анатольевна. Её имя врезалось в сердце, подобно острому осколку от разбитой бутылки, и заставило меня вздрогнуть. Его бывшая девушка – мой босс. Забавно. Жизнь в целом такая непредсказуемая, никогда не знаешь, в какой момент она подставит тебе подножку.
– Юль, – голос Дани прозвучал, словно звон колоколов: он заставил меня поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Милохин стоял напротив, и я видела, насколько искренне и взволнованно бегали его зрачки по моему, скорее всего, мрачному лицу.
– Да, – прошептала в ответ. Я уже поняла, что нам придётся непросто. Я приняла многое, включая собственные обиды. Пора было взрослеть, учиться смотреть на мир под другим углом – говорить друг другу правду.
– Откуда ты… её знаешь?
– Ну… – я коротко улыбнулась, на сердце словно скребли острые когти зверя, оставляя глубокие царапины. Кажется, это принято называть ревностью. – Она – моя начальница.
– Постой… – Даня запустил руку в волосы, проводя пальцами по макушке. Он явно был удивлён, что ж, я была удивлена не меньше. Оставался только один вопрос: как давно Марина Анатольевна наблюдает за мной, и что творится в её голове?
– Дань, я… я никогда не смогу быть третьим…
– Что за ерунда, Гаврилина? – прикрикнул он. Потом, правда, подобрался весь и вдруг протянул ко мне руки. Его влажные и горячие ладони заставили моё тело вибрировать, напоминая о той сладкой близости, о которой я напрочь забыла.
– Я имел в виду, что у нас с ней всё в прошлом. Я бы и сам никогда не стал играть на два фронта. Юль, я… мне очень тебя не хватало все эти годы. – Он так легко говорил это, его слова заставили дрожать колени. Я бы хотела отвести взгляд, убежать, спрятаться под одеялом, но не могла. Его изумрудные глаза напоминали о многом, в частности, о счастье и безмятежности, которые когда-то жили в моём сердце. Рядом с Даней дни напоминали лето, звёзды сияли ярче, и пение утренних птиц звучало громче. Я могла бы запросто сказать, что только рядом с Даней моя жизнь играла разноцветными красками. И это однозначно не было бы ложью.
– Правда? – почти шёпотом спросила я.
– Разве ты не заметила, что дни стали короче? Мне кажется, я забыл, как выглядит солнце.
– А мне кажется, у тебя хорошо подвешен язык, – не сдержалась я, хихикнув.
– Ну… – он улыбнулся слишком обаятельно, и у меня опять задрожали колени. – Бесспорно, я во многом хорош.
– А в поедании завтрака? – я вдруг поймала себя на том, что открыто заигрываю. Мамочки, и почему мне нравится быть такой, когда он смотрит?...
– Если речь о твоём завтраке, – Даня пальцем провёл по верхней части моей ладони. Он словно рисовал невидимые узоры, и от этих прикосновений по моему телу бежали мурашки, – То я всегда готов.
– Вот к… – однако договорить я не успела. Замок входной двери щёлкнул, затем послышался скрип. Тяжёлые шаги, поворот ручки. Я замерла, вглядываясь в глаза Дани, а он лишь вопросительно выгнул бровь, продолжая держать в своих ладонях мои руки.
– Юль, я хотел забрать… – в дверном проёме между кухней и коридором выросла фигура Димы. Он скинул капюшон, и я заметила, как снежинки скатились по ткани куртки, падая на пол.
– Привет, – суетливо сказала я, разрывая наш телесный контакт с Даней. В квартире повисла довольно напряженная атмосфера, по зимнему холодная, от которой лучше бы спрятаться до наступления весны. Я переводила взгляд с Милохина на Диму и обратно и прекрасно понимала – оба явно удивлены происходящим.
– Мальчик, влюблённый в баскетбол, сидит на нашей кухне? – спустя почти вечность заговорил Люков. Он засунул руки в карманы куртки, хищно усмехнувшись. В его усмешке не было ничего доброго, скорее, она напоминала оскал зверя, готовящегося напасть на врага. И этим врагом был человек, к которому я до сих пор испытывала чувства.
– Мальчик из трущоб, гуляющий по заброшкам, – на манер Димы ответил Даня. – Какая встреча!
Они обменялись приветствиями, будто два урагана столкнулись в центре огромного океана и не могли поделить города, что планировали разрушить. Впервые за долгое время я почему-то испугалась. Настойчивый голос в голове шептал, что Милохин опять уйдет, он всегда уходил, не дав мне возможности объясниться. Да и как будут звучать эти объяснения? Знакомься, это Дима? Парень, с которым мы живём вместе? Перед глазами всё помутнело, на них будто натянули плёнку. Мне стало тяжело дышать.
– Собственно, я на минутку, – произнёс вдруг Люков. – Юль, иди сюда. Есть вопрос.
– А? Да, – я покорно двинулась к Диме, предварительно взглянув на Даню. Он ничего не сказал, лишь молча сел на стул и свел руки перед собой в замок, уложив их на колени.
Что ж, по крайней мере, не сорвался с места, кажется, уже неплохо. Глупо, конечно, было полагаться на едва заметный лучик надежды, но я почему-то не могла отпустить его. Наверное, так ведут себя дети, когда продолжают считать дни в ожидании исполнения заветной мечты.
Выйдя в коридор, я последовала за Димой, он зашёл в дальнюю комнату, и мы остались вдвоём в полнейшей тишине, где даже воздух сделался колючим.
– Мне помочь тебе что-то найти? – я первой, не выдержав, разорвала молчание. Да и там, на кухне, остался Даня, и мне хотелось поскорее вернуться к нему.
– Ты серьёзно, Гаврилина? – Димка повернулся ко мне, его взгляд стал вновь тёплым, наполненным заботой и чем-то родным, словно мы были настоящей семьей.
– Ты его совсем не знаешь…
– Не спорю, – Люков усмехнулся, затем подошёл к цветку, что стоял на полу. Он коснулся пальцами зеленого пышного листа, медленно скользя подушечками пальцев по поверхности. – Только люди не меняются. Хочешь в очередной раз упасть и разбить колени? Было мало?
– Я не уверена, что идя по одной и той же дороге, человек обязательно должен споткнуться об один и тот же камень.
– Юль, да пойми же ты… – Димка повернулся ко мне, в его взгляде читалось, что будущее предсказуемо, что все эти красивые фразы придумали для очередных отговорок.
– Знаешь, зачем Даня приехал? Он хотел спросить о тебе. Никаких поспешных надуманных выводов, в этот раз всё иначе, мы… – я пыталась подобрать правильные слова, пыталась передать те ощущения, которые испытывала сейчас. Они однозначно отличались, и именно они заставляли поверить в то прекрасное, что возможно создать. – Мы выросли, Дим. Мы можем сказать друг другу всё, понимаешь?
– Понимаю, – он вздохнул и подошёл ко мне. Положил руки на мои плечи, тепло улыбнувшись. – Даже если я считаю его отменным говнюком, я всё равно буду на твоей стороне. Не забывай об этом, ладно?
– Спасибо, Дим, – прошептала я, в глазах защипало, но сейчас не время становиться плаксой. Впереди был серьёзный разговор, предсказать исход которого я не могла. И от этого было не менее страшно.
– Я поехал, у меня дела. Пошли, закроешь за мной дверь.
Димка взял с тумбочки кожаный ежедневник, подарок какой-то важной шишки. Это был не простой блокнот, а дизайнерская вещь, сделанная под заказ из крокодиловой кожи. Я не знала, кто его подарил, но эта вещь однозначно была важной для Люкова. Он практически никогда не оставлял блокнот дома. А однажды, когда я случайно обнаружила ежедневник и попыталась заглянуть внутрь, Димка выхватил его у меня из рук и довольно строго попросил не лезть в чужие дела.
Я не стала особо вдаваться в подробности, тем более прекрасно знала о том, что работа моего близкого друга связана далеко не с законными делами. Видимо, сегодня был один из тех дней, когда кому-то потребовалась та самая нелегальная услуга, иначе вряд ли бы Люков примчался так неожиданно домой посреди дня.
Мы вышли в коридор, я выждала безумно долгих пять минут, пока Дима обувался и поправлял шапку на голове. Затем он ещё раз на прощанье мне улыбнулся и закрыл за собой дверь, оставив витать в воздухе мои страхи.
Если честно, я и представить не могла, с какой стороны подступиться к разговору с Даней, что нужно сказать в первую очередь, а что во вторую. Должна ли я оправдываться или говорить твёрдо и уверенно, словно ничего ужасного не произошло?! Жаль, не у кого было спросить совета. Порой жизнь заводит нас в тупик, и в какую сторону ты бы не посмотрел, не можешь понять, где находится выход.
Сделав глубокий вдох, я провела по халатику ладонями, они отчего-то сделались влажными. Ждать больше не имело смысла, поэтому я молча вернулась на кухню и подошла к Милохину, остановившись напротив него.
– Всё… нормально? – спросил он довольно сухо. Даня поднял голову и посмотрел на меня снизу вверх, на его лице читалась тысяча вопросов.
– Я… если ты позволишь, я бы хотела тебе всё рассказать.
– Было бы неплохо, если бы ты всё рассказала.
И я рассказала всё, как есть, без утайки. Начиная с той самой встречи, когда Наташка меня предала, а Дима не прошёл мимо. Мне хотелось передать Дане, насколько этот человек стал близок, что он, по сути, – семья. Я подбирала слова, следила за выражением лица Милохина, оно у него частенько менялось. Особенно на фразе «мы живём вместе с Димой». Тут Даня даже поднялся и подошёл к окну, словно никак не мог поверить в услышанное.
Он стоял ко мне спиной, и я до дрожи в коленях боялась возможной холодности, что теперь повисла на кухне. Казалось, сама зима вошла в квартиру и устроила здесь снежное царство. Однако я терпеливо ждала реакции Милохина и продолжала рассказывать историю своей жизни. Мы должны быть честны друг с другом, только это и придавало сил не замолкать, поверить, что я поступаю правильно.
Когда рассказ мой подошёл к концу, я замерла, затаив дыхание.
– Это… всё? – спросил Даня, поворачиваясь ко мне лицом. В ответ я кивнула и принялась ждать вердикта. Наверное, так не ждут обвиняемые в зале суда, как ждала я, вглядываясь в глаза парня напротив. Прямо сейчас мы можем навсегда разорвать красную нить судьбы. Прямо сейчас мир под моими ногами может дать глубокую трещину, или же в очередной раз я провалюсь в бездну, из которой практически невозможно выкарабкаться, когда открываешь перед кем-то сердце.
Говорить правду всегда страшно. Она ведь не похожа на сладкую вату на палочке, которая вызывает улыбку и дикий восторг. Порой, правда ранит, а порой и заставляет совершать безрассудные поступки. Но мне искренне хотелось, чтобы сегодня правда стала первым шагом по новой дороге, шагом к дому под названием «счастье».
– Я, если честно, – вздохнул Даня и вновь сел на стул, склонив голову, – Немного в шоке. Сначала твой отец, теперь этот… друг из трущоб.
– Даня, пойми, он помог мне вырваться из клетки. Если бы не он, я бы… наверное…
– Я понимаю, он молодец, и все дела, – говорил Милохин. Голос его звучал немного растерянно. – Но знаешь, меня убивает другое.
– Что? – прошептала, облокачиваясь поясницей о кухонную столешницу.
– Какому-то незнакомому человеку ты раскрыла душу, а мне… – он замолчал, затем провёл ладонью по лицу. – Мне ты ничего не говорила. Почему он, а не… я?
– Я ведь тебе уже говорила, мне не хотелось омрачать нашу сказку моим отцом и его выходками. Да и как? Мне было элементарно стыдно, Даня, – со слезами в голосе проронила я. Пришлось несколько раз моргнуть, чтобы сдержаться и не расплакаться. Воспоминания о монстре, который жил в соседней комнате, всегда вызывали во мне животный страх, тело делалось будто каменным. Душа изливалась, словно её проткнули множество раз, и продолжали повторять хаотичные действия, вызывая дикую боль. Я ненавидела своего отца. И в какой-то степени была даже рада, когда узнала, что Даня его побил. Это ужасно – радоваться подобному, но я ничего не могла с собой поделать.
– Допустим, оставим прошлое в прошлом.
– Мне бы очень этого хотелось, – я не сводила глаз с Милохина, сидящего на стуле. Он тоже теперь смотрел прямо на меня, ни на секунду не отводя взгляда. Между нами словно образовалась невидимая струна, что могла в любой момент оборваться.
– Юль, я хочу… я хочу, чтобы ты уехала со мной. Сегодня.
– Ч…что?
– Я понимаю, мы с тобой ещё не… ну не в той стадии, когда можем что-то друг от друга требовать. Но я не смогу, зная, что ты… что ты живёшь под одной крышей с парнем. Понимаешь?
В ответ я покачала головой. Пожалуй, я, действительно, не до конца понимала, к чему он ведёт. А может, понимала, но отказывалась принять. Не знаю. Мир будущего был таким туманным в ту минуту, у меня будто заплетались ноги.
– Переезжай ко мне, – всего одной фразой Милохин выбил воздух из моих легких. Я ощутила слабость в коленях и, если бы не кухонная столешница, на которую опиралась, наверняка бы упала.
– Ч.. что? – глухо произнесла.
– Он парень, и я парень, так в чём разница? – Даня поднялся со стула и подошёл ко мне. Он коснулся моих рук, и я вновь почувствовала давно забытую нежность, тепло, от которого в животе пробуждались бабочки.
– Тебя не было… три года в моей жизни.
– Да, и мне искренне жаль, что так получилось. Но сейчас я здесь, Юль.
– Ты… – я смотрела в глаза Дани, в бирюзу, напоминающую море, и не могла понять, как должна поступить в этой ситуации. С одной стороны, рядом снова появился человек, которого я всю жизнь любила и о котором горевала. Вот он, стоит напротив, держит мои руки и предлагает вместе жить. Прямо сегодня, а возможно, и прямо сейчас. С другой – сегодня может закончиться, а что будет завтра? А вдруг ничего не получится? Вдруг мы заблудимся по дороге к нашему счастью? Вдруг оно не настанет?
– Юль, послушай, – наседал Милохин. – Ты же знаешь, я не обижу тебя и никогда не попрошу большего, чем то, на что ты будешь готова сама.
– Я не могу так, – выпалила, боясь посмотреть ему в глаза.
– Что?
– Я не могу, мы… мы даже на свидание в этом году не ходили. А ты просишь… жить с тобой.
– Ну я же прошу не поэтому. То есть с ним ты можешь жить под одной крышей, а со мной нет, так выходит? – в голосе Дани звучала обида и раздражение. Он напоминал треск, что звучит, когда разбивается посуда. Надломленный. Больше не еденное целое. Сплошные осколки, о которые в любой момент можно поранить кожу.
Я прекрасно понимала его, наверное, об этом попросил бы любой парень. Но кто-то ведь в этой ситуации должен понять и меня? Неужели Даня думает, что за минуту я смогу перечеркнуть свою прошлую жизнь и прыгнуть в омут с головой в новую? Разве это вообще возможно? Разве за секунду поворачивают корабль на триста шестьдесят градусов?!
– Послушай, Дима здесь ночует редко. Он пропадет неделями, а то и месяцами. Я… я знаю, как это выглядит со стороны, но мне сложно сейчас дать тебе ответ. Мне нужно время. Хотя бы немного.
– Вот как? – Милохин отпустил мои руки и сделал шаг назад. Однако мне показалось, он не просто отступил в физическом смысле, он будто принял решение отойти от меня навсегда.
И мне вдруг стало так обидно, до слёз обидно. Значит, настолько я дорога ему? Настолько нужна, что при любой неудобной ситуации, которая пойдет не по его сценарию, Даня просто отступит? Отойдет в сторонку и бросит меня?
– В твоей жизни были девушки, уверена, не одна, – произнесла я бесцветным голосом.
– К чему ты клонишь?
– А в моей никого не было после тебя. Подумай об этом, когда в следующий раз захочешь мне позвонить. А сейчас… – я сглотнула, ощущая, как трясутся губы. Только не заплакать, только не заплакать. – Тебе лучше уйти. У меня немного болит голова, я хочу отдохнуть.
– Да, наверное, – безо всяких возражений Даня кивнул. Затем развернулся и направился в коридор. Я слышала, как он обувался и как застегивал молнию на куртке. Каждое его движение заставляло меня вздрагивать, в груди словно пульсировал датчик, готовый разорвать лёгкие от обиды.
Я сжала кухонную столешницу, впиваясь ногтями в дерево. Должна ли я была остановить его? Должна ли выбежать и умолять выслушать меня ещё раз? Что, в конце концов, должен делать человек, когда окончательно заблудился в темноте?
А потом хлопнула дверь.
Так громко. Кажется, впервые она хлопала так громко.
Надежда – это всё-таки орудие для убийства. Порой мы сами себе его дарим. Вглядываемся в окно с замиранием сердца. Смотрим на тропинку. Ждём. Час. Два. Три. Надежда позволяет нам ждать бесконечное количество дней, недель, месяцев. Мы просто смотрим на эту тропинку, мы просто уверены, скоро там появится человек. Только когда появляется этот самый человек, мы перестаем понимать, бежать ли за ним по неизвестной тропинке или остаться в своём доме, продолжая быть обычным зрителем?!
Весь день я не могла взять себя в руки. Пыталась что-то делать: убирать, готовить, листать в телефоне ленту соцсети. Но мысли крутились вокруг Дани, вокруг звука хлопнувшей двери, который до сих пор звучал в моей голове.
Почему так хочется плакать?
А потом, уже вечером, когда окончательно стемнело, я не выдержала. Плюхнулась на подушку, слёзы покатились с глаз, такие горькие и солёные. Они скатывались по щекам и губам, оставляя следы на моей подушке. Я ведь забыла, каково это, когда так ноет, когда грудь словно наполнили стеклом, что больно режет внутренности.
«Хочешь сказать, тебе дурацкий цветок нравится больше, чем конфета?»
Почему-то в голове вспыхнула та сцена из детства. Тот самый петушок на палочке. Я отчетливо слышала голос Дани, слышала обиду в нём и желание доказать всем…
«Не смей принимать подарки от других! Понятно?»
Я вытерла слёзы, усаживаясь на кровати. Он ведь… он ведь всегда был таким вспыльчивым и категоричным. Даже с той дурацкой конфетой. Для Дани я всегда была…
«Ты – моя! Запомнила?!»
Губ коснулась улыбка. Мы ведь были тогда детьми, бегали во дворе, а он… Выходит, Милохин уже тогда хотел быть со мной: держать за руку, встречать рассветы и закаты, вместе ужинать и греться, когда завывает ветер. Мы мечтали об одном и том же, но постоянно встречали препятствия на пути.
– Нет! Не в этот раз! – сказала я вслух. За счастье нужно бороться, так говорят, кажется, великие мудрецы. Значит, и мы поборемся. Я взяла телефон и только начала набирать номер Дани, как на экране вспыхнуло входящее сообщение. От него сообщение. Мои пальцы дрогнули, дыхание оборвалось.
Зажмурившись, я кликнула по экрану. Мысленно досчитала до десяти и только после открыла, боясь увидеть нечто ужасное – наше поражение. Однако…
Д.: «Пошли на свидание, Юль?»
А потом еще одно:
Д.: «Я знаю, что очень вспыльчивый и ревнивый. Такое действует, правда, исключительно с тобой. Парадокс. Ты – мой парадокс, не иначе. Не знаю, сколько смогу ждать твоего решения. Но давай…»
И пока его карандашик мелькал на экране, я написала ответ:
Ю.: «Я задолжала тебе Новый год. Давай в этом году исправим мой долг?»
Я затаила дыхание в ожидании ответа. А когда он пришёл, не смогла сдержать улыбки.
Д.: «Это самое неожиданное предложение года. Я просто не могу отказаться».