Глава 27. Нет.
Я повернулась, словно ничего не увидела, и направилась домой. Я просто устала. Мне хочется закрыться от всех в этом мире. Не хочется больше чувствовать всё это или быть узницей своих эмоций. Просто выключить их и стать социопаткой. Разве так не будет легче?
Всё вдруг стало отдаленным, звуки приглушенными, а презрительные взгляды в автобусе уже не имели значения. В голове проигрывались слова Николаса. Даже безумные мысли, наподобие: «Неужели он договорился с той девушкой, чтобы я осталась благодарной ему, когда он спас меня от отчисления? Хотел обмануть меня? Но зачем? Зачем ради меня так напрягаться?»
Уставившись на вспотевшее стекло, по ту сторону которого медленно скользят капли дождя, мои мысли сводили меня с ума. Включив в наушниках чтение Корана, я выключила свой разум. Вернее, попыталась...
Я направилась в родительский дом. Теперь неделю я буду жить с родителями. Наверное, чтобы не чувствовать себя одиноко. Иногда даже осьминожек не помогает...
Вспомнив слова мамы, чтобы я не заходила в магазин без необходимости, в качестве наказания, я перенастроила маршрут и двинулась в сторону поля.
Внезапно на мой телефон пришло уведомление.
От Николая, точнее, от неизвестного номера, сообщений больше не было, поэтому первое, о ком я вспомнила, это Белинда.
Перестав гадать, я достала телефон. Это была Гёкче. Я мигом нахмурилась, пытаясь придумать причину, по которой она пишет. Ох, чувствую, что меня ждет нечто плохое, притаившееся в темноте и готовое еще сильнее испортить мне день.
Гёкче: Ассаляму алейкум, как дела? Можно встретиться с тобой сегодня в поле?
Я закрыла глаза от беспомощности, поскольку не смогла пройти возле поля незамеченной. Если, конечно, она прямо сейчас ждет меня там.
Самия: Ваалейкум ассалям. Конечно.
Я печатала простое «конечно», скрепя зубами, потому что не хотела ни с кем встречаться. Особенно с ней. А если рядом будет Мерт?
Протирая от нервов лоб, я накинула капюшон толстовки и глубоко вздохнула. Я действительно закрылась от всего мира, поскольку капюшон укрывал всё мое лицо. Даже если встречу Мерта, я надеюсь стать неузнаваемой для его глаз. План, конечно, гениальный: он запросто узнает мой силуэт и фигуру.
Поджав губы, я поняла, что всё время стояла посреди тротуара без движения. Наверное, мое поведение вызвало массу вопросов у людей вокруг меня. Но, к сожалению, я сама не знаю, что творю.
Мне нужен визит к нормальному психологу.
Дойдя до поля, я подняла голову и увидела на одной из скамеек Гёкче. Она сидела, уставившись в свой телефон, дождь стих, но продолжал мелкими каплями падать на лужи.
Подняв голову и оглядевшись, Гёкче заметила меня и мигом встала. Она узнала меня, даже когда мое лицо скрыто в капюшоне. Мерт точно узнал бы. Но хорошо, что поблизости его нет.
— Ассаляму алейкум, — произнесла Гёкче, когда я подошла ближе.
— Ваалейкум ассалям, — ответила я, чуть приобнявшись с ней в знак приветствия.
— Давай присядем, — она указала на скамейку позади нас.
Я кивнула, не сводя с нее взгляда. На ней был светло-коричневый шарф, подходящий к ее смуглой коже. Легкий макияж украшал ее лицо, а шея оставалась немного открытой. Я сразу задалась вопросом, не холодно ли ей в таком виде, но не стала произносить ничего вслух. Лукаво хлопая своими длинными ресницами, Гёкче улыбнулась.
— Как дела?
— Нормально, — соврала я. Из вежливости я задала встречный вопрос. — А у тебя как дела?
— У меня тоже всё нормально, — Гёкче поджала губы, не переставая улыбаться. Затем, прочистив горло, продолжила: — Давай перейдем к главной теме, по которой я позвала тебя.
Я удивленно подняла брови, в глубине души надеясь, что темой нашего разговора не станет Мерт. Точнее, его решение жениться на мне. Надеюсь, она пришла, чтобы пояснить, что все это лишь слухи.
Раньше я бы прыгала от счастья, когда была влюблена в него. Но сейчас всё изменилось. Он не такой, каким был прежде, и я теперь не такая дурочка, какой была раньше.
— Это про Мерта. Ты же сама понимаешь, что между нашими семьями напряженная ситуация.
— Из-за Али... Прости его. Было невежливо с его стороны отказаться от тебя, когда всё уже было готово.
— Да... — задумчиво произнесла она, глядя вдаль. — Но не суть. Мы бы хотели восстановить дружбу между нашими семьями. Просто раньше было так хорошо, а теперь я вообще не вижу тебя и Али. Словно ваша семья стала для нас чужой.
— Али, наверное, и не хочет видеть, — опустила я голову.
— Нет, я больше не злюсь на него. Обидно, конечно, что он заменил меня невестой моего же брата, но я больше не держу на него зла.
— Спасибо, что смогла простить его, — я посмотрела в ее глаза и искренне улыбнулась.
Она ответила тем же и отвернулась, глубоко вздохнув. А затем усмехнулась своим мыслям и поделилась со мной:
— Айна по нему очень скучает.
— Конечно, они были почти лучшими друзьями, — грустно улыбнулась я.
Я давно не видела их младшую сестру. Я тоже по ней соскучилась. И не только, я соскучилась по всему, что происходило раньше. Я злилась на себя за то, что не ценила те счастливые годы своей жизни. Смогу ли я снова быть такой же счастливой, как тогда?
Я повернулась к ней, когда Гёкче коснулась рукой моей ладони, которая мирно покоилась на колене. Поджав губы, я слушала ее следующие слова:
— Мерт сказал, что хотел бы обручиться с тобой. Но сперва я решила спросить, как ты смотришь на это?
Я отвернулась от нее, потому что тема казалась мне чем-то личным. Что я могу сказать? Поэтому молчала долгое время, а Гёкче воспринимала тишину как мои размышления над ее словами.
Даже если я пыталась убедить себя, что у меня есть выбор, это было не так. Я не могла отказать, поскольку это эгоистично с моей стороны после того, что сделал мой брат с сестрой Мерта. Так что отказать ему — это проявить еще большее неуважение к их семье, особенно учитывая, что весь район в курсе. Мерт просто не оставил мне выбора, позволив утонуть в безысходности.
Тот, кому я доверяла больше всего, с лёгкостью смог стать тем, кто показал мне, что такое предательство. Это больно. И это настолько неконтролируемые чувства, что ты перестаешь здраво мыслить.
Отказать я не могла, поэтому, грустно улыбаясь, пока всё внутри меня умирало, я ответила:
— Я не против.
— Я так рада, — счастливо улыбнулась Гёкче, вероятно, поняв мою улыбку как признак радости.
Я не была счастлива, потому что в груди засели сомнения и тревога. Почему-то я была уверена, что Мерт использует всю эту игру в свою сторону. Хочет сделать мне так же больно, как сделал мой брат ее сестре. Просто это самое логичное, что приходит мне на ум. И от этого исхода событий больно.
— Кстати, твоя мама рассказывала, что к тебе свататься приходил бельгиец. Вы отказали? — заинтересованно спросила Гёкче, ожидая от меня ответа.
Я нахмурилась и лишь спустя минуту осознала смысл ее слов. Встряхнув головой, чтобы прогнать грусть и беспокойство, я попыталась изобразить на лице радость. Затем, стараясь сохранить безмятежность в мыслях, я произнесла:
— Да, это была просто шутка.
Даже если я знала, что это всё происходило серьезно, впредь буду думать иначе. Плевать, что нужно Николасу. Плевать на всех. Мне надоели их бесконечные игры.
— А я слышала, что это был брат Алисы, — она произнесла имя Алисы с исключительной неприязнью. Я ее понимаю, сама не хочу видеть ее больше.
— Брат и сестра очень похожи друг на друга...
— Это точно, — сказала она, махнув рукой.
Затем она быстро встала, осознав, что дождь усиливается. Поправив теплую джинсовую куртку, она обернулась ко мне.
— Ты идешь домой?
— Я жду кое-кого. Потом пойду домой, — соврала я, потому что не хотела идти домой, если мама знала о планах семьи Мерта и его самого.
— Хорошо, но не заболей, невестушка, — улыбнулась она, я сделала то же самое. Или просто притворилась счастливой, чтобы она не задавала вопросы. Четких ответов всё равно нет.
Я глубоко вздохнула, наблюдая за отдаляющейся спиной Гёкче. В последний раз она обернулась и помахала, прежде чем исчезнуть за поворотом.
Фальшивая улыбка сползла с лица, и я откинулась назад на спинку скамейки. Почему в последнее время всё рушится в моей жизни?
А причина — два парня.
Теперь я понимаю, почему в исламе запрещены отношения до брака. Они приносят боль и страдания, от них можно потерять разум. Если бы в моей жизни не было Мерта и Николаса, я бы не узнала, что такое настоящие мучения.
Ненавижу их.
***
Я сидела, раскрашивая в телефоне рисунки. Просто увидела рекламу и решила тыкнуть на неё. Теперь сижу два часа и, высунув язык от сосредоточенности, рисую чётко между гранями, чтобы случайно не выйти за линии.
После ухода Гёкче я недолго осталась сидеть на мокрой скамейке, так как было холодно. Широкими шагами я дошла до дома. Чтобы мама не задавала вопросы, поднялась наверх и стала решать заданные на дом бланки с заданиями. Затем наткнулась на рекламу. Это привело к тому, что я сидела и раскрашивала улыбающегося осьминога, который поднимал большой палец вверх.
Класс.
Думаю, мама права насчет моего взросления. Мне ещё далеко до этого, иначе стала бы я вместо домашних заданий рисовать улыбающегося осьминога?
Но при этом я старалась не думать о произошедшем и происходящем. В особенности о словах сестры моего будущего жениха. Всё так странно. Просто хочется зажмурить глаза и проснуться от кошмара. Облегчённо вздохнуть и собираться в школу с Белиндой, надеясь по дороге встретить прежнего Мерта. А по приходу в школу язвить с равнодушным на весь мир Николасом. Как всё успело измениться только за год?
Ответ на вопрос не знала даже Белинда, но убедила не переживать о Мерте, так как её инстинкт лучшей подруги не предвещает ничего плохого. Я не стала поправлять её, что она не моя лучшая подруга, потому что это было бы неправдой. Она единственный человек, который больше всех знает обо мне, а иногда больше, чем сама я.
Когда я спросила, приедет ли она снова в Бельгию, то получила короткий ответ, что вряд ли это возможно. Её бабушка против, чтобы они покидали их родину. Настоящая патриотка. Но бессмысленно, если это рушит все планы родных тебе людей.
Однако когда я отправила ей грустный смайлик, она ответила:
Белинда: Ин ша Аллах. Я хочу вернуться.
Если бы я выпивала воду во время её ответа, то выплюнула бы всё на экран телефона. Но воды не было, зато я подавилась собственной слюной. Несколько раз прокашлявшись, я перечитала её сообщение.
Самия: Это что такое? Откуда ты знаешь такие слова?
Белинда: Ха-ха. Я же учу религию в новом университете.
Самия: Буду молиться, чтобы ты приняла ислам.
Белинда: Я тоже. подмигивающий смайлик
Я улыбнулась и повернулась на живот в кровати. Рядом мирно сидел родной осьминожек, глядя на его улыбающиеся глаза, я усмехнулась.
Больше не буду грустить, поскольку всё, что произойдёт и происходит, только лишь по воле Всевышнего.
Я доверяю Ему.
***
Во вторник проведут долгожданное мероприятие, поэтому у меня растет тревожность и сомнения. Хочу отчислиться и не появляться в колледже, но боюсь реакции родителей.
Глубоко вздохнув, я надела толстовку с широкими штанами, которая казалась юбкой. На плечи закинула джинсовку, чтобы избежать предупреждающего взгляда мамы, и, осторожно закрыв за собой дверь своей комнаты, направилась вниз по лестнице. Не забыв при этом захватить рюкзак со всеми необходимыми мне принадлежностями, особенно игрушечного осьминожка.
Комичнее было то, что утром субботы я проснулась в пять утра, хотя хотелось провести день в спячке. О ситуации с Мертом и Николасом я не думала. Вернее, старалась не думать. В голову лезли безумные и нелогичные мысли, которые я втискивала обратно в темные и опасные уголки, откуда они и появились.
Добравшись до темного коридора, я надела теплые кроссовки на высокой подошве и вышла из дома. Я хотела проведать свою квартиру, к тому же уговорила маму пожить там с понедельника. Поэтому взяла все необходимое: учебники и тетради, чтобы отнести к себе.
По дороге я договорилась встретиться с Алисой. Она быстро ответила, что находится в квартире, и мы можем поговорить, если я приду туда. Перешагивая лужи на земле, я подняла голову к небу. Я прошла некоторое расстояние от дома, поэтому глаза болели из-за непривычного солнечного света, хотя солнца не было.
Прошло около получаса на автобусе, когда я приблизилась к серым, наводящим тоску многоэтажкам. Почувствовала одиночество и отстранённость, даже наблюдая за этим издалека. Мне больше нравится проводить время дома. Там я даже чувствую себя в безопасности.
По пустому лифту, поскольку была такая рань, я поднялась на свой этаж. Постучалась в квартиру к Алисе, даже если мне не хотелось её видеть, необходимо поговорить с ней. Вернее, спросить, намеревается ли она рассказать моему брату о своей лжи или стоит ли сделать это самой.
Увидев лицо Алисы, я невольно вспомнила её брата, но отодвинула его и мысли, которые последовали за ним, прочь, затем посмотрела на неё с равнодушным выражением лица.
— Привет, — неловко улыбнулась она, будто стоя передо мной прокручивала в голове последнюю нашу встречу.
— Привет, — отстраненно ответила я и скрестила руки на груди.
— Проходи, не стой там, — она отступила, открывая мне дверь.
— Я на минуточку, — сказала я, больше не пытаясь сохранить с ней зрительный контакт. — Хотела кое-что спросить.
— Это не требует чая? Я поставила чайник, можешь во время чаепития задать свой вопрос...
— Не делай вид, что мы подруги или что-то в этом духе, — я резко прервала ее.
После моих слов Алиса сразу поникла. Ее плечи сгорбились, а руки опустились. Ее глаза перестали светиться, а на губах исчезла улыбка.
— Сначала я хотела кое-что тебе сказать.
— Просто ответь на вопрос: ты расскажешь Али, что солгала? — спросила я, проигнорировав ее влагу на глазах, которую она пыталась скрыть, часто моргая. — Или сделать это самой, не теряя времени?
— Я не хочу рассказывать об этом, он же может не простить меня.
— Он должен знать правду, — сказала я, вспомнив ее слова, что она заставила Мерта обручиться с ней обманным способом. Вернее, обманула его тем, что Николай боится мусульман, и поэтому она вынуждена обручиться на нём.
Алиса быстро протерла щеку, по которой покатилась слеза, и, шмыгнув носом, она некоторое время стояла без движений. Когда я попыталась заполнить тишину своими словами, она вдруг неожиданно заявила:
— Я не хочу, чтобы мой ребенок страдал.
— Что? — нахмурилась я, пока ее слова медленно доходили до меня.
— Я беременна.