1.11
— Когда ты отпустишь моего отца? — голос Сохи дрожал от напряжения. Её глаза наполнились отчаянием. — Он уже три дня в подвале. Ты же обещал!
Юнги медленно повернулся к ней. Его губы искривились в холодной, почти издевательской усмешке. В глазах читалось неприкрытое презрение.
— Обещал? — каждое слово падало тяжёлым камнем. — Что ты говоришь об обещаниях? Я не давал тебе никаких обещаний...
— Ты сказал, что после свадьбы отпустишь его! — крик девушки эхом отразился от стен. Её кулаки сжались до побелевших костяшек. — Так почему ты не выполняешь своё слово?!
Юнги устало провёл рукой по лицу. Его голос звучал почти равнодушно:
— Пташка... Я лишь обещал, что не убью его. О свободе речи никогда не шло.
Сохи застыла, словно время остановилось. Её грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Казалось, будто невидимая рука сжала её сердце. Она пошатнулась, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Холодный пот выступил на лбу Сохи. Её пальцы судорожно вцепились в ткань платья.
— Н-но... ты же... — её голос предательски дрожал, — ты же дал слово! Как ты можешь так поступать?
Юнги шагнул ближе, нависая над ней тенью. Его глаза сверкнули стальным блеском.
— Слово? — он усмехнулся, но в этой усмешке не было ни капли тепла. — Слово можно дать, а можно забрать обратно. Особенно когда речь идёт о таких вещах.
Сохи попятилась, чувствуя, как земля уходит из-под ног. В голове крутился вихрь мыслей, каждая страшнее предыдущей.
— Ты не можешь... — прошептала она, — ты не можешь так просто нарушить своё слово! Мой отец... он ни в чём не виноват!
Юнги лишь пожал плечами, его лицо оставалось непроницаемым.
— Виноват или нет — не твоё дело. Твой отец — мой пленник, и я решу, что с ним делать. А ты... — его взгляд скользнул по её лицу, — ты теперь моя жена. И тебе стоит помнить об этом.
Сохи задохнулась от этих слов. Её глаза наполнились слезами, но она изо всех сил старалась не показывать слабость перед этим человеком.
— Я... я никогда не прощу тебя за это, — прошептала она, с трудом сдерживая рыдания.
Юнги лишь снова усмехнулся, развернулся и вышел из комнаты, оставив её одну в холодной тишине.
Сохи стояла неподвижно, словно статуя, пока дверь с грохотом закрывалась за Юнги. Её глаза наполнились слезами, но она упрямо сдерживала их, не позволяя себе расплакаться перед этим человеком.
Дрожащими руками она схватилась за спинку ближайшего стула, чтобы не упасть. В голове крутилась только одна мысль: «Он не может так поступить. Не может...»
Медленно, словно во сне, она подошла к окну и распахнула его. Прохладный воздух ударил в лицо, принося с собой слабый запах дождя. Сохи глубоко вдохнула, пытаясь собраться с мыслями.
Что теперь делать? Как спасти отца? Она не могла просто смириться с происходящим. Не могла позволить этому человеку разрушить их жизни.
Ярость закипела в её венах. Сохи схватила тяжёлую вазу с туалетного столика и с силой швырнула её в стену. Хрусталь разлетелся на тысячи осколков, эхом отразившись от стен.
Дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. На пороге стоял Юнги, его лицо исказила презрительная ухмылка.
— Ты что, идиотка? — процедил он сквозь зубы. — Боже, что за сумасшедшая!
— Отпусти моего отца! — закричала Сохи, её голос звенел от отчаяния и гнева. Она бросилась на него, вложив в этот рывок всю свою ярость.
Они повалились на кровать в клубок из рук и ног. Сохи, движимая слепой яростью, оказалась сверху, оседлав Юнги. Её глаза пылали ненавистью, а кулаки были готовы обрушиться на его лицо.
— Ты отпустишь его! — прошипела она, наклонившись к самому его лицу. — Ты слышишь меня? Отпусти моего отца прямо сейчас!
Юнги замер под тяжестью её тела, его глаза опасно сузились.
— Осторожнее, пташка, — процедил он сквозь зубы, — не забывай, с кем имеешь дело.
Сохи, не обращая внимания на его предупреждение, наклонилась ближе, её дыхание обжигало его лицо.
— Ты отпустишь его! — повторила она, сжимая кулаки. — Или я... я...
Она не успела закончить фразу — Юнги резко перевернулся, и теперь уже она оказалась прижата к кровати. Его рука крепко сжимала её запястье, а взгляд был холодным и расчётливым.
— Ты угрожаешь мне? — его голос звучал опасно тихо. — Маленькая глупая птичка, ты даже не представляешь, на что идёшь.
Сохи попыталась вырваться, но его хватка была железной.
— Отпусти! — прошипела она, пытаясь ударить его свободной рукой.
Юнги лишь усмехнулся, его лицо оказалось в опасной близости от её лица.
— Ты моя жена, — прошептал он, — и ты будешь делать то, что я скажу. А если не хочешь, чтобы с твоим папочкой случилось что-то непоправимое...
Он не закончил фразу, но в его глазах читалась такая угроза, что Сохи замерла. Впервые она осознала, насколько беззащитна перед этим человеком.
— Ты... ты не посмеешь, — прошептала она, но в её голосе уже не было прежней уверенности.
Юнги наклонился ещё ближе, его дыхание обжигало её кожу.
— О, поверь мне, посмею, — прошептал он. — И ты это прекрасно знаешь.
Он отпустил её руку и поднялся с кровати, оправляя одежду.
— А теперь у тебя есть выбор: либо ты будешь послушной женой, либо... — он сделал паузу, — твой отец узнает, что такое настоящая боль.
Сохи смотрела ему вслед, пока он выходил из комнаты. Её трясло от ярости и бессилия, но она понимала — теперь игра пошла по правилам Юнги, и ей придётся их принять, если она хочет спасти отца.
Сохи стояла посреди комнаты, её сердце билось как сумасшедшее. Она знала, что это единственный способ спасти отца. Медленно она начала расстёгивать пуговицы на платье, каждое движение давалось с трудом.
В комнату вошёл Юнги. Его глаза жадно скользили по её телу, и от этого взгляда Сохи хотелось спрятаться. Но она держалась, стиснув зубы.
— Что ты делаешь? — его голос звучал хрипло, выдавая возбуждение.
Сохи не ответила. Она продолжала раздеваться, стараясь не думать о том, что происходит. Её тело дрожало, но она держала себя в руках ради отца.
Когда она осталась в одном белье, Юнги приблизился. Его руки потянулись к ней, но Сохи отступила.
— Только если ты пообещаешь отпустить отца, — прошептала она, глядя ему в глаза.
Юнги усмехнулся, но в его взгляде промелькнуло удивление.
— Хорошо, — произнёс он, делая шаг вперёд. — Твой отец будет свободен. Но помни: это только начало.
Сохи закрыла глаза, когда его руки коснулись её тела. Она не чувствовала ничего, кроме пустоты внутри. Всё, о чём она могла думать — это жизнь отца, которую она пыталась спасти любой ценой.
Когда всё закончилось, Сохи лежала неподвижно, словно мёртвая. Её душа словно умерла в этот момент, но она знала — она сделала правильный выбор. Ради отца она была готова пожертвовать всем.
Юнги ушёл, оставив её одну. Сохи медленно оделась, её движения были механическими, безжизненными. Она выполнила свою часть сделки, теперь оставалось только ждать, когда он выполнит свою.
Сохи лежала на холодной постели, свернувшись калачиком. Её тело сотрясалось не от холода, а от всепоглощающего отвращения к самой себе. Каждая клеточка её существа кричала от невыносимой мерзости произошедшего.
Она закрыла глаза, но перед внутренним взором всё равно проносились ужасные картины. Сохи обхватила себя руками, словно пытаясь отгородиться от этих воспоминаний, но они, словно ядовитые змеи, проникали в сознание.
В комнате стояла мёртвая тишина, лишь дождь барабанил в окно, будто насмехаясь над её душевной болью. Сохи поднялась с постели — её движения были механическими, лишёнными всякой жизни. Она побрела в ванную, где долго стояла под ледяным душем, отчаянно пытаясь смыть с себя ощущение грязи и унижения.
Вода стекала по её телу, но ничто не могло очистить душу от той мерзости, которую она пережила. Сохи смотрела на своё отражение в зеркале и не узнавала себя. Её глаза были пусты, в них читалась такая боль, что хотелось закричать, разорвать эту тишину.
Как же ей было противно самой себя! Но она сделала это — ради отца, ради того, чтобы этот мерзкий Юнги наконец отпустил его. Она пожертвовала своей честью, своим достоинством, своей душой... И теперь ей оставалось только ждать, надеясь, что этот дьявол сдержит своё слово.
Сохи опустилась на пол, обхватив колени руками. Её трясло не от холода, а от осознания того, на что она пошла. Но в глубине души она знала: если бы пришлось повторить — она бы сделала то же самое. Потому что отец был дороже её собственной чести, дороже её собственного тела, дороже всего на свете.