Первая глава
Наблюдая через крохотное окошко экипажа, как раскаленный шар тонет в верхушках деревьев, я незаметно смахиваю скупую слезу, прощаясь со своей свободой.
До границы остались считанные метры, и чем ближе мы к Ноксалии, тем медленнее бьется моё сердце, кажется, осознавая, что заветным желаниям никогда не суждено сбыться. Мыслями мне пришлось смириться с положением, но душой — не смогу никогда.
Трой, чью густую шевелюру за последние месяцы тронула седина, снисходительно улыбается, будто прочитав мои мысли. Хотя, скорее всего, моё лицо и без того выдает все, что я так тщательно стараюсь скрыть.
— Этерия никогда не забудет вашей жертвы, Аврора, — сухо проговаривает мой страж.
Я знаю: Трой говорит со мной лишь из вежливости, он не считает, будто я иду на какую-либо жертву.
Для него очевиднее другое — солдатам и правителям приходится гораздо тяжелее, чем мне, восемнадцатилетней девушке, которой предстоит брак без любви ради окончания войны.
Война между Этерией и Ноксалией тянется сквозь века, как туман, который никогда полностью не рассеивается. Этерия, страна с её сияющими городами и Ноксалия, где мрак и тьма переплетаются, давно уже превратили конфликт в нечто большее, чем просто борьбу за землю. Правители обеих стран упорно верят, что противнику досталось слишком много, что где-то лежит несправедливо присвоенное богатство. Истоки войны давно стёрлись из памяти — часто слышны споры о том, что же стало её настоящей причиной.
На протяжении веков сражения сменялись затишьями. Иногда бойня затихала, поля пустели, и короли переходили к тихой войне теней: шпионов, интриг, предательств и хитроумных заговоров. Дворцы обоих государств превращались в шахматные доски, на которых жизнь солдат и подданных была лишь пешкой в игре. Тайные письма и неожиданные союзы меняли баланс сил, а старые враги внезапно становились союзниками, лишь чтобы позже предать друг друга снова.
Но даже в периоды относительного мира тьма и свет оставались непримиримыми. Случалось, что слухи о нападении или захвате ресурсов заставляли армии выходить из своих крепостей, и земля вновь тряслась от топота тысяч солдат. В этих сражениях старые герои погибали, а новые рождались, их имена уже потом становились легендой. Война стала сама по себе вечной историей, переплетённой с предательствами, славой и тайнами, где никто уже не помнил, ради чего она началась, но все понимали, что она никогда не закончится, пока свет и тьма существуют рядом.
После многих столетий войны народ устал от потерь и разрушений, и постепенно в обоих государствах стали звучать призывы к миру. Но многовековые обиды и внутренние разногласия не позволяют просто объявить перемирие: любая попытка может привести к бунтам или тайным нападениям.
Идея брака возникла как гарантия безопасности. Это даст возможность народу и армии постепенно привыкнуть к миру, укрепить доверие на уровне правителей и создать символический, но прочный мост между странами.
Так мне все объяснил отец, а я не имею причин ему не доверять. Хоть в моих венах и течет королевская кровь, но даже она не дает мне права противостоять воле короля. Это я уяснила еще в детстве.
Скудный знак сожаления Троя я игнорирую, он разговаривает со мной лишь по приказу отца, дабы я «не заскучала в дороге», то немногое, что папа решил предпринять для меня. Он даже не удосужился проводить свою дочь до границы, ссылаясь на государственные дела, которые не могут ждать. Мы простились утром во Дворце. Следующая встреча — уже на моей свадьбе.
Когда-то я верила, что мысли о браке будут вызывать внутри меня волну теплых эмоций, теперь же они приносят только горечь. Мечты о семье и любви скоропостижно рухнули. Разве можно быть счастливой с нелюбимым?
Я эгоистично жажду чувств, а не политики, и не окажись я дочерью главы государства, возможно, у меня были бы все шансы на такой исход, но все сложилось иначе.
— Нам дальше нельзя, — бубнит себе под нос Трой и экипаж стремительно останавливается.
Мы ехали по разрушенным дорогам, где ещё виднелись следы былых сражений. С каждым разрушенным мостом и опустевшим домом я понимала, что отец специально выбрал этот путь — чтобы я видела последствия войны и осознала, что мой брак — не просто союз, а долг перед Родиной. Но здесь, ближе к границе, всё иначе: тихо, спокойно, словно войны никогда и не было.
Папа не знает, а может быть не помнит, что с самого раннего детства я бывала в этих широтах, он лично отправлял меня сюда с главнокомандующими, чтобы я помогала приводить в порядок окрестности, успокаивать тех, кто еще мог говорить и залечивала их незначительные раны. Отец хотел, чтобы я лично увидела опаленные пейзажи.
Я забираю свой небольшой багаж и медленно выхожу из кареты, не дожидаясь помощи стража. Все остальное отправили во Дворец Полуночи заранее, при мне лишь самое необходимое.
Мы остановились в метрах пятидесяти от границы. Здесь контраст особенно ощутим: над Этерией солнце светит ярко, почти обжигая кожу, а над Ноксалией сгущаются тучи.
Еле уловимый прохладный ветер с той стороны границы колышет мои волосы. Быстрым движением я набрасываю на себя утепленную белую накидку, которую
мне сшили только вчера, и морально готовлюсь встретиться с температурным различием между государствами.
Позволяю себе минутную слабость и поворачиваю лицо к солнечным лучам, прощаясь с ними на неопределенный срок. Не знаю, когда в следующий раз окажусь дома.
Теплый свет отгоняет дуновения хладного воздуха, а лес наполняется звоном птичьих голосов, напоминая своими отголосками прощальную песню. Я оглядываюсь вокруг и стараюсь запомнить каждый листик и травинку, уловить мелодию пения птиц и шепот ветра.
Я должна. Ради всех своих близких, ради подданных, ради дома, ради светлой Этерии.
Трой нетерпеливо переминается с ноги на ногу позади меня и демонстративно прочищает горло, отрывая меня от расставания с домом и подталкивая вперед.
Мне приходится перевести взгляд в сторону границы, где у самой черты, будто прилетев на крыльях северного ветра, внезапно вырос темный силуэт моего спутника. Трой фыркает и что-то недовольно шепчет про излишнее представление, но внутренне я соглашаюсь с раздражением своего стража, ведь еще минуту назад там никого не было.
Кратко кивнув Трою на прощание, зная, что большего ему и не надо, я устремляюсь вперед.
Каждый новый шаг становится тяжелее предыдущего, а жгучий холод норовит проникнуть под накидку, что заставляет меня съёжиться.
Зов дома умоляет меня обернуться в шаге от невидимой черты. На секунду мысль о бегстве вспыхивает и тут же гаснет: экипаж уже скрылся за стволами деревьев. Пути назад нет.
Повернувшись обратно к мужчине, отмечаю, что он терпеливо ожидает, когда я соберусь с духом и решусь покинуть территорию Этерии.
Тело моего спутника покрывает плотная черная накидка, а длинный капюшон полностью скрывает лицо. Высокий и широкоплечий, он надежно защищает меня от порывов Ноксалийского ветра.
Безликое существо протягивает мне руку в темной перчатке, и в тот же момент его облик расплывается перед моими глазами. Я вздрагиваю, когда за его спиной появляются тени — черная дымка, которая вьется вокруг шеи, плеч и рук, создавая иллюзию полупрозрачных крыльев.
До последнего во мне жила надежда, что сопровождать меня ко Дворцу Полуночи явится страж, а не сам повелитель Ноксалии. Долгие дни мне пришлось морально настраиваться на встречу с чудовищем, чьим именем пугают детей Этерии.
Легенды гласят, что уже очень давно никто не видел лица Ноксалийского наследника, все фото сожжены, а жизни всех свидетелей оборвались в день захвата Дворца. Взгляд темного короля можно увидеть лишь однажды — перед тем, как он заберет твою душу, превращая в тень — своего слугу.
Вот он — мой будущий муж. Человек, чье лицо мне никогда не откроется, кого я никогда не смогу обнять с душевным теплом и трепетом. Надежда, что легенды — всего лишь сказки, растаяла на глазах. Где-то в глубине меня жила крохотная мысль, что он не такой, каким описывают его городские сказания, но чем больше я вглядываюсь в тьму, где должно быть лицо, тем сильнее убеждаюсь в обратном.
Наш союз — сделка. Речи о чувствах нет и быть не может. Никогда мы не станем друг другу опорой и поддержкой, я навсегда останусь тихим призраком за его спиной. Остается лишь надеяться, что он не питает слабости к душе этерийской принцессы.
Я неохотно вкладываю свою ладонь в его, не желая искушать судьбу, и делаю неуверенный шаг навстречу своей новой жизни — в Ноксалию.
— Добро пожаловать, Аврора, — звучит глухой голос под капюшоном, — можешь звать меня Ксандером.
На затылке шелохнулись волосы от металического голоса, что направило на мысль о маске под капюшоном. Секундное любопытство взглянуть на маску я глушу в себе.
Свое имя я не называю. Оно наверняка хорошо ему известно.
Не отпуская моей руки, мужчина едва заметно щелкает пальцами. В это же мгновение среди сосновых ветвей раздается гулкий топот, а через долю секунды на поляну врывается лошадь, что своим окрасом напоминает безлунную ночь. Она останавливается в метре от хозяина и ждёт, пока я взберусь на нее про помощи Ксандера и поудобнее устроюсь в седле, насколько в нем вообще можно удобно усесться.
Ни экипажа, ни повозки на худой конец, только лошадь и седло, на том спасибо.
Я не привыкла к дальним поездкам на лошадях. Честно говоря, я вообще не привыкла к лошадям. Если я куда и выезжала со дворца, то всегда в экипаже, верховая езда была не более, чем редким желанием в рутине моих будней, но и тогда моя лошадь принадлежала только мне, я ни с кем ее не делила.
Сейчас же я плотно прижата спиной к Ксандеру. Одной рукой он крепко держит меня за талию, другой схватил поводья. Еще один незаметный щелчок пальцами и мы рванули с места, отчего неожиданно вскрик срывается с моих губ.
Мне даже показалось, что сзади раздался тихий смешок, во мне уже поднялась буря негодования, как я ощутила озноб, окутывающий все тело. Я пристально вглядываюсь в свои уже покрасневшие от холода руки, будто они могут мне что-то объяснить, и замечаю, как тени правителя Ноксалии медленно струятся по моим рукавам.
Страх овладел мной с головы до ног, я съеживаюсь, наверное, до размеров своего багажа и задерживаю дыхание, опасаясь, что одно неловкое движение прибавит мою душу к темным служителям Ксандера.
Мой разум цепляется за эту мысль и я скоропостижно теряю контроль над собственным телом — в ушах звенит, сердце бьётся чаще, а пальцы сжимаются в перчатках. Я будто чувствую на себе невидимый взгляд, хотя знаю, что это невозможно.
Стараясь не выдать свою панику, делаю глубокий вдох и отвожу взгляд в сторону. Лес становится плотнее, деревья смыкаются, не пропуская ни луча света.
Природа Этерии наполнена разнообразными оттенками зеленого, она теплая и полная жизни даже в зимние месяцы, а вот лес Ноксалии совершенно другой: по земле белыми клубнями стелется туман, воздух свежий и морозный, однако их лес тоже зеленый, по большей части из-за того, что хвойный.
Я не могу предугадать повадки погоды в этой стране. Несмотря на то, что воздух действительно прохладный, превращающийся в теплый пар при дыхании, небо затянуто темной пеленой, готовой вот-вот обрушить на нас поток дождя, хотя снег был бы более уместен.
Не желая разрыдаться, я больно прикусываю губу. Как же мне будет не хватать тепла и солнца...
Надеюсь, мы успеем добраться до Дворца Полуночи до того, как небо разразится ливнем.
Лошадь, несмотря на скорость, мчит по влажной земле беззвучно — будто сама боится нарушить тишину, простирающуюся вокруг.
— Ты слишком молчалива, Аврора, — неожиданно произносит Ксандер за моей спиной. Его голос низкий и ровный.
Я вздрагиваю, не от слов, а от того, как они звучат рядом с ухом. Мне с трудом удается вернуть себе самообладание.
— У меня нет причин быть разговорчивой, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос не дрогнул, — все нужное уже сказано в договоре.
— А ненужное?
Я не понимаю, что он имеет в виду, и предпочитаю молчать. Пусть подумает, что не расслышала.
Над нами тучи медленно сжимаются в кольцо, ветви деревьев изгибаются под ветром. Я машинально вжимаюсь в седло, чувствуя, как от спины Ксандера исходит холод.
Дорога петляет между старыми соснами. Их стволы настолько тёмные, что сливаются с землёй. Между ними мелькают серые огни — то ли отражение звёзд, то ли глаза зверей. Но чем дальше мы продвигаемся, тем отчётливее я понимаю: это не звёзды и не звери. Это свет города.
Ксандер сжимает поводья и лошадь ускоряется, хотя мне уже казалось, что быстрее некуда. Ветер становится острее и неприятно хлещет меня по лицу, но замедлиться я не прошу.
Наконец сквозь плотную пелену накатившего тумана проступают башни Дворца Полуночи.
Отец, желая унять свое любопытство, просил меня подробно описать дворец в наших будущих письмах, поэтому я стараюсь уловить даже мельчайшие детали.
Величественное сооружение, словно вырезанное из тьмы, возвышается над городом. Его высокие шпили, изогнутые арки и остроконечные башни устремляются в небо, создавая ощущение, будто дворец норовит коснуться серпа луны.
Ветер затихает, когда мы вплотную подъезжаем ко двору, что вызывает у меня вздох облегчения.
Стены из темного камня покрыты резьбой и витиеватыми узорами, а весь фасад усыпан блестящими вкраплениями, напоминая звезды на мантии Богини Ночь. Мелкие серебристые и лазурные вставки из металла и стекла украшают шпили, отражая свет луны.
С губ невольно срывается вздох восхищения, потому что мне никогда не доводилось видеть что-то более прекрасное и изысканное. Как можно было прожить восемнадцать лет, и не знать, что где-то на земле есть настоящее чудо.
Это осознание с болью отозвалось в груди, ведь дворец Этерии не настолько хорош собой.
Дворец Света стоит на холме и виден из любой точки столицы. Белый камень фасада потускнел от времени, а золотые шпили больше не блестят под солнцем. Внутри всё безупречно чисто, но это, кажется, единственное место в Этерии, где холодно. Каждый шаг отдаётся эхом в коридорах, и даже воздух кажется стерильным. Свет льётся отовсюду, не оставляя места тени.
— Я надеялся, что тебе понравится, — тихо произносит Ксандер за моей спиной, когда лошадь останавливается у подножья дворца.
Он ловко спрыгивает на землю и незамедлительно подхватывает меня за талию, снимая вслед за собой.
Даже сквозь ткань его перчаток и своей одежды я вчувствую холод его рук, но прикосновение — удивительно аккуратное. Я даже не сразу понимаю, что уже стою на земле, пока Ксандер не отходит на шаг.
Из ближайшей пристройки молниеносно появляются солдаты — десяток крепких фигур, на поясе каждого висят ножные. Солдаты движутся синхронно и не поднимают взгляд на своего правителя. Самый высоких и крепкий из них докладывает Ксандеру о положении дел в его отсутствие. Доклады короткие и четкие, а ответы короля — еще короче, будто он знает заранее, что скажет докладчик.
— Нави в конюшню. На овес не скупитесь, пусть хорошо поест, — приказывает Ксандер, когда солдат затихает.
Я стою в стороне и наблюдаю за происходящим. Мои брови удивленно взлетают вверх, когда замечаю, как Ксандер аккуратно гладит лошадь по гриве перед тем, как ее уведут. Это короткий и сдержанный жест, но в нем есть какая-то теплая человечность.
Ксандер оборачивается ко мне и протягивает руку.
— Пойдем.
Он касается моего локтя, мягко подталкивает вперед, и тело предательски замирает. Я чувствую, как под кожей разливается холод. Ничего угрожающего он не делает, но все же меня охватывает инстинктивный страх, как у маленького животного, оказавшегося слишком близко к хищнику.
Я резко вырываю руку, не менее смущенная собственным порывом. Его ладонь на мгновение зависает в воздухе, а потом медленно опускается.
Ксандер будто каменеет, и только ветер оживляет его плащ. Воображение вырисовывается яркие картинки как и чем я поплачусь за свою дерзость.
— Аврора, — голос его ровный, почти безэмоциональный, — я не собираюсь причинять тебе вред.
Я невольно задерживаю дыхание и глупо хлопаю ресницами, стараясь осмыслить его слова. Хочу поверить в них, но не могу. Этот человек — воплощение легенд о жестокости. И если он говорит спокойно, разве это значит, что стоит доверять?
Молчание растягивается. Ксандер делает шаг ближе, не навязчиво, но так, чтобы я ощутила его присутствие.
— Скажи хоть что-нибудь, — с едва заметной тенью раздражения произносит он.
Мой взгляд упирается в землю.
— Я устала, — мой голос звучит тише, чем хотелось бы, и почти срывается.
На самом деле, устала не от дороги, а от той неизвестности, которой будут окутаны все мои будни. Пугает страх, что в каждом его слове и жесте скрыта ловушка или есть угроза.
Ксандер несколько мгновений молчит, будто пытается разгадать мои мысли. Я четко в этом уверена, потому что навязчивое ощущение, будто в моей голове копошится какое-то насекомое, вызывает во мне очередную волну ужаса.
— Тогда я покажу тебе твои покои, — наконец говорит он и указывает раскрытой ладонью на двери дворца.
Я стою неподвижно.
Возможно, Ксандер полагает, что я сумасшедшая, но это мне однозначно на руку — меньше требований.
Он терпеливо ждет, и почему-то это пугает больше, чем если бы он приказал.
Когда я наконец делаю шаг, повелитель Ноксалии разворачивается и быстрым шагом идет вперед. Тени бушуют за его спиной и создают впечатление живого плаща.
Я предусмотрительно держусь на некотором расстоянии и следую за ним, чувствуя, как каждая ступень отзывается тяжестью в груди. Стены дворца возвышаются над нами — глухие и холодные.
Ксандер идет вперед, не оборачиваясь, а стражи закрывают за нами массивные двери.
Ловушка захлопнулась.