Глава 11
Следующий день начался для Минхо с непривычного ощущения. Он спал глубоко, впервые за долгое время без кошмаров, вымотанный эмоциональной бурей вчерашнего визита Чана. Его сон был тяжёлым, почти беспамятным.
Дверь в его апартаменты тихо, с едва слышным щелчком, открылась. В проём осторожно протиснулись две фигуры: Чонин, с хитрой ухмылкой во всё лицо, и Джисон, сжимавший в руках бритвенную машинку и пышную кисть для бритья. Они двигались с преувеличенной, комичной осторожностью, как пародия на грабителей.
— Тихо, ты, слон, — прошипел Джисон, указывая на скрипнувшую половицу под ногой Чонина.
— Это не я, это ты хрюкаешь как тюлень, — огрызнулся Чонин шёпотом.
Они подкрались к кровати, где Минхо лежал на спине, его лицо, обросшее щетиной, было повёрнуто к потолку. Дыхание его было ровным, но глубоким. Он не шевелился.
— Готов? — Джисон поднял машинку, его глаза блестели озорством.
— Ага, — Чонин взял кисть, окунул её в чашку с тёплой водой, которую принёс с собой, и нанёс на щёки Минхо густой, пушистый слой пены. Пахло ментолом и сандалом. Он делал это с удивительной аккуратностью, стараясь не разбудить спящего.
Пена легла на его лицо, скрывая усталые черты, делая его беззащитным и немного комичным. Джисон включил машинку. Её тихое жужжание заполнило комнату.
— Держи его, если дёрнется, — прошептал Джисон, прикладывая холодную машинку к щеке Минхо.
Он водил ею с мастерством, которому мог бы позавидовать любой барбер. Ловко, уверенно, счищая щетину вместе с пеной. Чонин стоял наготове, держа полотенце и подавая ему салфетки.
Они работали в полной тишине, прерываемой лишь жужжанием машинки и их собственным приглушённым дыханием. Это был странный, почти ритуальный акт. Не просто бритьё. Это было очищение. Символическое снятие слоя его падения, его позора, его затворничества.
Минхо во сне что-то пробормотал и повернулся на бок. Джисон замер, затаив дыхание. Но Минхо лишь глубже зарылся в подушку, не просыпаясь.
— Чёрт, испугал, — выдохнул Чонин.
— Молчи, — Джисон продолжил своё дело, теперь обрабатывая линию подбородка и шею.
Когда последний участок щетины был сбрит, Джисон выключил машинку. Звук прекратился, и в комнате снова воцарилась тишина. Чонин аккуратно, тёплым влажным полотенцем снял остатки пены с лица Минхо. Кожа underneath была бледной, гладкой, почти молодой. Без бороды он выглядел vulnerable, обнажённым, но и... чище. Как будто с ним стёрли не только щетину, но и часть той грязи, что прилипла к нему за эти недели.
Джисон достал из кармана маленький флакон с лосьоном после бритья, брызнул немного на ладони и легонько, чтобы не разбудить, втер его в кожу Минхо. Пахло свежестью и чем-то древесным.
Они постояли ещё мгновение, разглядывая свою работу. Ухмылки с их лиц слетели, сменившись на странное, почти нежное выражение.
— Ладно, пошли, пока наш красавец не проснулся, — тихо сказал Чонин, собирая свои принадлежности.
Они так же тихо, на цыпочках, ретировались из комнаты, заботливо прикрыв за собой дверь.
Минхо проснулся через пару часов. Первое, что он почувствовал — это незнакомый, свежий запах. Он потянулся, и его пальцы коснулись собственной щеки. Гладкой. Незнакомо гладкой.
Он сел на кровати, сонный, и провёл рукой по лицу. Ни намёка на щетину. Только мягкая кожа и лёгкая прохлада лосьона.
Он сполз с кровати и, хромая, дошёл до ванной. Включил свет и посмотрел в зеркало.
Незнакомец смотрел на него. Уставший, с тёмными кругами под глазами, но... чистый. Ухоженный. Его собственное лицо, каким он не видел его много недель. Без маски из грязи, отчаяния и небритости.
Он присмотрелся. На краю раковины лежала одна-единственная, забытая кем-то салфетка с крошечными чёрными волосками. И стоял маленький флакончик его любимого лосьона после бритья, которого у него не было уже месяц.
И он всё понял.
Он не засмеялся. Не рассердился. Он просто стоял и смотрел на своё отражение, на гладкую кожу, и что-то тёплое и колющее застряло у него в горле. Это была не grand gesture, не громкое прощение. Это было тихое, почти дурацкое напоминание. «Мы здесь. Мы помним тебя таким. И мы ждём, когда ты вернёшься».
Он вышел из ванной. Его взгляд упал на трость. Затем на дверь. За которой был мир. Не совсем дружелюбный, не совсем безопасный, но... его мир.
Впервые за долгое время он почувствовал не просто обязанность «заслужить». Он почувствовал faint, слабый, но настоящий позыв это сделать. Вернуться к ним. Ко всем ним.
Он подошёл к телефону, чтобы позвонить охраннику и попросить тот самый разрешённый выход. Не в магазин. Не к врачу. Просто выйти. Подышать. Посмотреть на солнце своим, новым, только что выбритым лицом.
Шаг за шагом.
Разрешение от Чана пришло в виде лаконичного смс: «Разрешено. Два часа. С Хёнджином». Без подписи. Без лишних слов. Но для Минхо это было равноценно получению королевской грамоты.
Он оделся с особой тщательностью - тёмные штаны, простой свитер, чтобы не привлекать внимания, но и не выглядеть как затворник. Его лицо, гладко выбритое, казалось ему чужим, но приятным на ощупь. Он взял трость, сделал глубокий вдох и вышел из апартаментов.
В коридоре его ждал Хёнджин. Он прислонился к стене, arms crossed over his massive chest. Он кивнул в сторону лифта.
- Поехали. Не тормози.
Прогулка была... странной. Свежий воздух обжигал лёгкие, солнце слепило глаза. Минхо чувствовал себя новорождённым, который впервые увидел мир. Он шёл медленно, опираясь на трость, а Хёнджин неспешно шагал рядом, его глаза постоянно сканировали округу, но он не подгонял его.
- Спасибо, - тихо сказал Минхо, глядя себе под ноги.
- За что? - буркнул Хёнджин, не глядя на него. - За то, что я твоя fucking нянька?
- За то, что не бросил.
Хёнджин хмыкнул, но ничего не ответил. Они прошли ещё квартал.
- Эй, старички! - сзади раздался знакомый низкий голос.
Они обернулись. К ним подходили Феликс и Чанбин. Феликс улыбался, но в его глазах читалась лёгкая неуверенность. Чанбин выглядел как всегда - немного напряжённым, с тенью усмешки на губах.
- Решили присоединиться к нашему увлекательному променаду? - поднял бровь Хёнджин.
- Ага, смотреть, как ты косишься на каждого голубя, как на потенциального киллера, - огрызнулся Чанбин. Он посмотрел на Минхо, на его выбритое лицо, и одобрительно щёлкнул языком. - Вот так лучше. Теперь хотя бы похож на человека, а не на бомжа с вокзала.
Минхо хмыкнул.
- Джисон с Чонином решили поухаживать за мной.
- Знаю, - Феликс улыбнулся по-настоящему. - Они весь чат заспамили фотками твоей спящей рожи с пеной на щеках. Очень мило.
Минхо почувствовал, как краснеет. Чёрт возьми, эти идиоты.
- Ладно, хватит стоять как вкопанные, - Хёнджин тронул Минхо за локоть. - Впереди кафе. Заходим, греемся.
Кафе было небольшим, уютным, с запахом свежей выпечки и кофе. Они заняли столик в углу. Хёнджин сел спиной к стене, продолжая surveil the room. Феликс принес кофе и кусок чизкейка, поставил перед Минхо.
- Ешь. Ты слишком худой.
Чанбин развалился на стуле, потягивая свой эспрессо.
- Ну что, кореш, - он посмотрел на Минхо поверх чашки. - Отдыхаешь от трудовых будней? От планирования мирового господства в четырех стенах?
- Чанбин, - предупредительно сказал Хёнджин.
- Что? Я ничего такого, - Чанбин широко улыбнулся. - Я просто говорю, что наш Минхо - хитрый кот. Всегда был. Все эти его схемы, многоходовочки... - он свистнул. - Но идиот, блять, редчайший. Такую хуйню провернуть. Из-за ревности. Как дешёвая баба из мыльной оперы.
Наступила неловкая пауза. Феликс замер с вилкой в руке. Хёнджин бросил на Чанбина убийственный взгляд.
Минхо опустил глаза в свою чашку. Это было грубо. Жестоко. Но... правдиво.
- Заткнись, Чанбин, - тихо сказал Феликс.
- Почему? - Чанбин пожал плечами. - Он же сам знает. Мы все знаем. Он - гениальный идиот. Но он наш идиот. - Он дотронулся своей чашкой до чашки Минхо. - Так что welcome back, придурок. Больше не выёбывайся.
Минхо посмотрел на него, потом на Феликса, который смотрел на него с тревогой, потом на Хёнджина, который качал головой, но в углу его рта играла улыбка. И он не сдержался. Сначала это был сдавленный хрип, потом настоящий, громкий смех. Смех облегчения, смех признания своей же глупости. К нему присоединились Чанбин и Феликс. Даже Хёнджин фыркнул.
В этот момент дверь в кафе распахнулась, и на пороге появился Джисон, весь запорошенный снегом.
- Бля, я вас везде ищу! - он закричал, сметая снег с волос. - Чан спрашивает... О, чизкейк!
Он подскочил к их столику и, не долго думая, потянулся к тарелке Минхо, чтобы отломить кусок. Минхо в шутку отдернул тарелку, прикрывая её рукой.
- Руки прочь от моего чизкейка, щенок.
Джисон зарычал и сделал вид, что набрасывается на него, чтобы отобрать силой. Они повозились секунду, смеясь, и в этой неразберихе Джисон поскользнулся на мокром полу и рухнул вперёд.
Минхо инстинктивно подхватил его, чтобы он не упал. Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. Смех замер. Джисон, чтобы восстановить равновесие, схватился за плечи Минхо.
И в этот самый момент, совершенно случайно, из-за нелепого стечения обстоятельств - падения, попытки удержаться, - их губы соприкоснулись.
Это длилось долю секунды. Просто быстрое, мимолётное прикосновение. Тёплое, мягкое, пахнущее кофе и зимней свежестью.
Они отпрянули друг от друга, как ошпаренные. Джисон выпрямился, его глаза были круглыми от шока. На его щеках выступил яркий румянец. Минхо замер, ощущая на своих губах призрачное, жгучее тепло.
В кафе повисла оглушительная тишина. Даже Чанбин потерял дар речи.
Первым пришёл в себя Хёнджин.
- Ну что, - он громко откашлялся. - Пора двигаться. Минхо, твои два часа почти вышли.
Все зашевелились, засуетились, поднимаясь из-за стола, отводя глаза, делая вид, что ничего не произошло. Все кроме Джисона и Минхо, которые всё ещё смотрели друг на друга с одинаковым выражением полного, абсолютного, ошеломлённого недоумения.
Джисон первым опомнился. Он резко развернулся и почти побежал к выходу, бормоча что-то про «надо найти Чана».
Минхо медленно поднялся, опираясь на трость. Он провёл языком по губам, как будто пытаясь стереть это ощущение. Оно не стиралось.
Феликс подошёл к нему и тихо сказал:
- Не забивай голову. Это была случайность.
Минхо кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Случайность. Да. Конечно.
Но почему тогда его сердце всё ещё бешено колотилось, как после перестрелки? И почему взгляд Джисона, полный такого же шока и смущения, преследовал его всю дорогу домой?
Этот первый выход запомнился ему не свободой, не свежим воздухом и не смехом друзей. А мимолётным, нелепым, совершенно случайным поцелуем, который перевернул всё внутри него с ног на голову.