1 крах
Для Димы Ицкова музыка была не просто увлечением — она была воздухом. Вместе со своим лучшим другом Сережей они создали группу «viperr», которая за три года из гаража выросла до главной надежды городской альтернативной сцены. Их демо-записи расходились по сети, а концерты собирали полные залы. Но настоящей музой для Димы всегда была Ника. Она верила в него, когда никто не верил. Шила костюмы для выступлений, развозила флаеры ночами, была их самым преданным фанатом. Их общая мечта была грандиозной и казалась такой близкой: переезд в столицу, где их уже ждал продюсер, готовый вложиться в первый альбом. Дима нашел там и студию для репетиций, и небольшую, но уютную квартиру неподалеку. Он вложил в аренду и залог все деньги, которые они с Сережей скопили с последнего тура, безжалостно отказавшись от заманчивого, но душащего творчество контракта с местным лейблом. Их билеты на поезд были уже куплены на 28 декабря. Новая жизнь, новая музыка — все вместе.
27 ноября, 19:30. Квартира Димы.
Квартира была похожа на сцену после концерта: гитары в чехлах, прислоненные к стенам, стопки нотных тетрадей, постеры их группы. В воздухе пахло лаком для грифа и кофе. Дима буквально впорхнул в прихожую, скидывая кожаную куртку. В руке он сжимал не бутылку вина, а дорогой, коллекционный виски — его любимый, «Jameson». Он только что с последней, блестяще прошедшей репетиции. Они отыграли свой прощальный сет так, будто зал был полон.
— Ник! Ты где? — его голос, привычный к вокалу, звучно разнесся по квартире. — Ты не представляешь, как мы сегодня зажгли! Сережа на барабанах просто... — Он зашел на кухню и замер.
Ника сидела за столом. Перед ней лежал ее синий паспорт и два распечатанных бумажных билета. Не электронных, а именно бумажных, с жирными штампами авиакомпании. Ее лицо было белым, как чистый лист нотной бумаги. Пальцы нервно перебирали уголки паспорта.
Дима медленно поставил бутылку на стол. Звякнувшее стекло прозвучало оглушительно громко в внезапно наступившей тишине.
— Ник? — его голос потерял всю свою прежнюю радость, стал настороженным. — Что случилось? Что-то с родителями?
Она не смотрела на него. Глаза были устремлены куда-то в стол, сквозь него.
— Дима, — ее голос был тихим, плоским, без единой эмоциональной ноты. — Нам нужно поговорить. Я не поеду.
Он застыл, будто его вогнали в ступор. Мозг отказывался воспринимать эти слова.
— Что? — он прошептал, потом повторил громче, с нервной усмешкой. — Что значит «не поеду»? Ты о чем? Это же предконцертный мандраж, да? Я же знаю, ты всегда переживаешь перед большими переездами. Все будет хорошо, я...
— Дима! — она резко перебила его, и в ее голосе впервые прорвалась сталь. Она наконец подняла на него глаза. В них не было ни любви, ни тепла, ни даже привычной нежности. Только усталое раздражение и какая-то виноватая решимость. — Я не переживаю. Я приняла решение. Я остаюсь здесь. С Артемом.
Имя прозвучало, как диссонанс в идеально выстроенном аккорде. Артем. Их бывший бас-гитарист. Человек, которого Дима считал братом. Он ушел из группы полгода назад, сославшись на «усталость от музыки» и «необходимость искать себя». Дима тогда очень переживал.
— С... Артемом? — Дима медленно опустился на стул напротив, не в силах стоять. Кровь отхлынула от лица, оставив ощущение ледяного онемения. — Что это значит, «с Артемом»? Ника, это какой-то больной, ебнутый розыгрыш? Он тебя попросил так меня разыграть? За что?
— Нет, — она отрезала, и ее взгляд снова стал пустым. — Мы с ним... уже несколько месяцев. С тех пор, как он ушел. И мы поняли, что это... всерьез. Он сделал мне предложение. Я согласилась.
Она толкнула в его сторону билеты. Дима машинально взял их. Две строчки: «Москва — Денпасар». Вылет — 28 ноября, 08:45. Имена: Ника Соколова, Артем Иванов.
В его голове все рухнуло. Звук репетиции, планы на альбом, смех Ники в студии, ее слова «я всегда буду твоим первым слушателем» — все это разбилось вдребезги об эти два клочка бумаги.
— Ты... — его голос сорвался на хриплый шепот, а потом взорвался. Он вскочил, отшвырнув стул. Лицо его побагровело от прилива ярости и боли. — Ты все это время... с ним? Пока я и Сережа пахали как проклятые, чтобы собрать на переезд? Пока я влезал в долги для нашего будущего? Для нашей музыки? Ты ему тоже изменяла? В нашей постели?! На моей футболке?!
Он орал, не контролируя себя. Слезы ярости выступили на глазах.
Ника тоже вскочила. Ее хрупкая фигура вдруг выпрямилась, и ее прорвало.
— Не смей на меня кричать! — ее голос взвизгнул. — Я тебе ничего не должна! Я запуталась! Ты! Ты вечно в своей музыке! Ты или на репетициях, или пишешь что-то в этой своей берлоге! Ты говоришь только о нотах, о текстах, о концертах! Артем меня видит! Он человек, а не ходячая нота! Он меня слышит! Ему не все равно, какое у меня настроение!
— ВИДИТ?! СЛЫШИТ?! — Дима закричал так, что, казалось, задрожали стекла в окнах. Он схватил со стола бутылку виски и со всей силы швырнул ее об пол. Звон бьющегося стекла и резкий запах алкоголя заполнили кухню. — ДА ТЫ С УМА СОШЛА! Я РАБОТАЛ ДЛЯ НАС! ДЛЯ ТЕБЯ! ЧТОБЫ МЫ МОГЛИ ЗАНИМАТЬСЯ МУЗЫКОЙ! ВЫ УЖЕ БИЛЕТЫ КУПИЛИ НА МОИ ДЕНЬГИ?! НА ТЕ ДЕНЬГИ, ЧТО Я ЗАРАБОТАЛ ИГРОЙ ПОД ТВОЮ УЛЫБКУ?! ОН ТЕБЕ НА КОЛЬЦО МОИ СБЕРЕЖЕНИЯ ПРОСРАЛ?!
Он выхватил у нее из рук билеты и с дикой яростью стал рвать их, швыряя клочки ей в лицо. Белые обрывки бумаги падали на ее волосы, на плечи, как снег на могилу их любви.
— Ненавижу тебя! — закричала она в истерике, отмахиваясь от них. — Ненавижу твою музыку, твой контроль, твою вечную одержимость! Я рада, что все кончено! Я ухожу к нему! И да, задаток за студию мы не вернем, потому что ты опоздал с отказом! Наслаждайся своим виски и своим блять великим будущим! Это твои проблемы!
Ее слова стали последним, прицельным выстрелом. Он замер. Вся ярость вдруг ушла, испарилась, оставив после себя ледяную, всепоглощающую пустоту. Он смотрел на нее, и в его взгляде было такое немое, абсолютное презрение и боль, что она невольно отступила на шаг.
— Выходи, — произнес он очень тихо, почти беззвучно, но каждый звук был отточен как лезвие. — И чтобы я тебя больше никогда не видел. И чтоб он мне на глаза не попадался. Иначе... вам обоим не поздоровится. Клянусь своей гитарой.
Она, не сказав больше ни слова, схватила свою уже собранную сумку, стоявшую у выхода (оказывается, она пришла уже прощаться), и выскочила за дверь. Дверь захлопнулась с оглушительным, финальным щелчком.
Дима остался один. Посреди кухни, в едком запахе дорогого виски, смешанном с запахом ее духов, среди осколков стекла и обрывков билетов в их общее будущее. Он посмотрел на свои руки. Они дико тряслись. Руки музыканта, который только что потерял все, ради чего жил. Его музу. Его лучшего друга. Его веру в людей. Его будущее.
Весь его мир рухнул за пятнадцать минут.
1082 слова