Поимпровизируем вместе?

– Я ушам своим не могу поверить, это вообще ты говоришь?

На полу у Сони образовалась целая мастерская. Они встретились у неё дома, чтобы в очередной раз продолжить делать свою маленькую оранжерею: цветные горшки из бумаги, бисера и проволоки, искусственный мох и стульчики-малютки были разбросаны по всему ковру. Соня отвлеклась от мини-стеллажа, который только начала подклеивать по бокам, и посмотрела на подругу круглыми глазами.

– Я не знаю, как ещё рассказать. Соня, я ведь, похоже, люблю его...

– Что, прости, повтори? – вытянув шею, Софья довольно прищурилась и поправила очки с толстой оправой.

– Нет, прошу, даже не проси! – воскликнула Маша, размахивая руками и скрывая свежий румянец на щеках.

Подруга ухмыльнулась, немного огорчённо, но вскоре ухмылка эта сменилась на одобрительное кивание:

– Да, не ожидала от тебя такой смелости. Растёшь. Так, глядишь, скоро ему в любви признаешься.

– Да я не...

В горле застряли слова – ну зачем тут лгать? Из Маши сошёл тяжёлый вздох, однако в груди не полегчало. Покрывая картон белой краской, она продолжила:

– Не могу я. Ты бы знала, как это страшно: с Пашей так хорошо дружим, можем говорить обо всём, а это не получается мне сказать.

Наклонившись, она спрятала лицо за нависшей чёлкой, тщательно докрашивая торцы картона. Всё же ей было сложно обсуждать такие темы с Соней, хоть она ей как родная. Семья подруги тепло принимала её в свою квартиру, а комната Софьи, в которой они чаще всего засиживались, всегда завораживала Маню мистической красотой и педантичным порядком. Особенно приковывали внимание стены, увешанные большими географическими и звёздными картами, и, как ни странно, кровать с целой оравой забавных мягких игрушек, что казались случайными гостями в этом строгом интерьере. Но такова была Софья Николаевна – так её уважительно нарекали по отчеству даже одноклассники с параллели. Неподозревающие прохожие могли думать, что говорят про какого-нибудь учителя, однако своим сдержанным видом она действительно немного напоминала профессора.

– Понимаю, – вскоре услышала от неё Маша. – Но проще будет, когда ты выговоришься и узнаешь у него всё как есть. Ты же мне сейчас так всё расписывала: про концерт, ваши разговоры...

Маша стала покрывать картон вторым слоем краски:

– Возможно. Паша хороший на память и очень изобретательный по нраву, мог и правда запомнить, что я там наговорила про «импровизацию» и «признание в любви»... Но это не отменяет варианта, что он мог тогда предложить это без задней мысли! Он ведь обожает играть на пианино и сам по себе инициативный, добрый, вежливый... – веки сами стеснительно опустились и даже голос у неё переменился, стал более ласковым.

Софья в размышлениях сжала губы – ещё немного, и будто через толстые линзы она скоро продырявит её насквозь. Заметив, что уже давно выронила кисточку из рук, Маша продолжила красить:

– И я всё равно не уверенна. Может, это я себе всё напридумала, по глупости? Может мне вообще только кажется эта влюблённость?

– Тем важнее обсудить это с ним.

Подбодрить таким способом Машу не получилось, и та приняла подавленный вид. Было ясно: нужен другой подход. Софья тяжело вздохнула и поставила свою поделку обратно на пол:

– Послушай внимательно: кто-кто, а Паша точно очень ценит тебя. Я готова поставить всё, да хоть свой компьютер, что он про тебя никогда плохого слова не скажет. Ему эта самая «вежливость» не позволит, да и просто потому, что правда уважает тебя. Любит он или нет, но он будет переживать, если заметит, что ты о чём-то беспокоишься. Понимаешь? И я думаю, что по-хорошему надо с ним поговорить, он должен понять. Плохо будет, если всё умалчивать, так и с ума сойти можно. Поэтому не забивай себе голову всякой ерундой и действуй!

На сердце у Маши заметно отлегло. Наверное, из-за того, как без замедления и чётко сказано: «Паша точно очень ценит тебя». Будто это нужно было произнести вслух, чтобы успокоиться.

– Спасибо тебе, – Маша кивнула в знак благодарности.

Взгляд Сони потеплел, а к губам прикоснулась улыбка. Редкая, но всегда настоящая и греющая до глубины души.

– Поговори с ним, – мгновение, и Софья снова приняла серьёзный вид. – Или хотя бы начни. Если вы хорошо ладите, то не надо избегать таких вопросов. Потом может оказаться, что и не стоило бояться.

На последней фразе Маша негромко хмыкнула и задумчиво облокотилась на тумбочку:

– Бояться...

Ещё одна вещь, которая должна была прозвучать. Уже столько лет она держалась храбрецом, но постоянно смелости было недостаточно. Каждый раз не хватало совсем немного. И только семь лет музыкальной жизни с выступлениями на публику закаляли дух и ослабевали страх перед вопросом, который в последние месяцы пугал её больше всего.

Помедлив, Маня всё же сухо произнесла:

– Бояться, как бы лишние слова не испортили дружбу.

Она никогда не говорила об этом, но мысль постоянно таилась внутри и временами болезненно напоминала о себе. Вот скажешь: «Люблю тебя», а что потом? Если ответа не последует и при каждой встречи он будет вспоминать твоё «люблю» и решит потом избегать тебя от греха подальше? А если ответ будет, то как себя вести, что делать? Тоже прятки какие-то, с любой стороны пути таилась неизвестность. Тогда не проще ли оставить всё как есть?

Соня несдержанно выдохнула, прорычав, что означало: «Опять ты за своё!». Но за ней последовала всё та же строгая непоколебимость:

– Не испортят. Маша, такая дружба ничем не портится! Поверь, я бы так не говорила, если бы не знала ни тебя, ни Пашу. Можешь в моей правде не сомневаться – главное, не сомневайся в своей.

– Именно поэтому ты лучший советчик, – она мягко улыбнулась. – Ты реалистка: всё видишь и умеешь думать холодной головой.

– Стараюсь.

Положив руку на поверхность тумбочки, Маня почувствовала, что задело что-то локтем. Это оказался старый магнитофон – он всегда стоял тут и, словно старик, тихо доживал свой век. Чёрная краска уже местами поцарапалась, некоторые кнопки проваливались внутрь. Но заметно, что пыль на нём протирают часто.

– Давно хотела спросить: он работает?

Соня загадочно усмехнулась. На коленках она подползла ближе и заговорщически протянула, будто речь зашла о тайной шкатулке:

– Работает, я проверяла, – и мягко провела пальцами по корпусу магнитофона.

– И ты включаешь? – удивилась Маша.

– Временами. У папы сохранилось много кассет со старой музыкой, я иногда их вставляю для настроения: слушаю и занимаюсь монотонной работой. У папы с молодости был хороший вкус.

И она начала рассказывать о каждой кассете из её коллекции: откуда появилась, какая группа и когда и что любит включать. Видя, как Софья с особым трепетом предалась своему рассказу, Маша нашла эту картину очень трогательной. Когда Соня говорила не про географию, физику или ещё что-то связанное с наукой, а о чём-то личном, например, об отце, то с неё сходил вычурный образ «профессора» и оставалась простая девочка. Которую иногда со спины путали с мальчиком из-за короткой стрижки и высокого роста, однако это никогда её не обижало. Вместо холода мягкий ностальгичный взгляд сверкал в её глазах, как самоцветы, – в такие моменты Маня понимала, почему дружит с Соней, и удивлялась, отчего они начали общаться только с седьмого класса.

– Павлику такое понравится. Он любит всё старое, – сказала Маша, глядя на магнитофон.

– Правда? Что-то ты недостаточно старая для него, – брякнула Софья с неподдельным удовольствием.

– Эй, ну перестань! – она замахала руками, как птица, но подруга продолжала довольно хихикать.

За окном уже темнело, и Маша стала собираться домой. Не прошло и минуту, как она вышла из подъезда и нос у неё зарозовел, а холодный воздух стал жадно протискиваться под пальто, заставляя с непривычки вздрагивать. О чём нельзя сказать о Софье – накинула куртку, а коленки голыми торчат из-под шорт. Любой мороз нипочём!

– Можешь ещё поклеить оранжерею, только не заканчивай без меня, – сказала на прощанье Маня.

На что Софья Николаевна, покачав головой, сунула руки в карманы:

– Да куда же я без тебя закончу. Давай, до скорого! Можешь приходить почаще, папа ещё неделю в командировке будет.

На улице было невероятно тихо: голые деревья замерли, словно на картинке. Как в тех журналах, из которых бабушки любят ещё вырезать фотографии и отдельно вешать в рамочки. В местах, где не доходил свет фонарей, виднелись звёзды, мерцая ледяным пламенем, словно снег. Маша чуть не поскользнулась, пока их разглядывала, и подшутила над собой фразой, которую уже забыла, где слышала: «Дураки смотрят на небо». Через пару минут уже показались родные прямоугольные окна, пустые лавочки и машины возле её подъезда, среди которых быстро нашлась конкретно одна знакомая.

– Аркаша... – прошептала она и радостная рванула домой.

Миновав лестничную клетку и громко распахнув дверь квартиры, Маша стала жадно выискивать в прихожей новую появившуюся куртку и пару обуви. На шум собралась вся семья, и первый выглянул парень в тельняшке и с серьгой в ухе, как у моряка.

– Аркаша!! – воскликнула Маня и бросилась к нему обниматься, будто они не виделись вечность. – Приехал-таки!

Старший брат улыбнулся и ловко поднял её на руки, словно ей вновь было шесть лет:

– А как не приехать и не повидать любимую сестрёнку?

– А братишку ты так почему-то не встречал, – в проёме кухни появился Дима, деловито скрестив руки и хитро ухмыляясь. Тёмные брови и волосы у него были забавно приглажены, как у скворца.

Аркадия его претензия ничуть не смутила:

– Что, тоже так хочешь?

Тот стал отнекиваться и уклоняться, однако они скоро влились в дружескую схватку, какая бывает только между родными братьями. То, как Дима с серьёзным лицом старался запрыгнуть на здоровенного Аркашу, было уморительным зрелищем.

– Ну всё вам, хватит бодаться, мальчики! Пойдёмте есть, я уже курицу из духовки вынула, – из кухни прозвучал добрый голос мамы, который никого не оставил равнодушным.

На ужин вновь было наготовлено всего, что только можно: от салатов и бутербродов в нескольких вариантах начинки до жареной картошки с мясом и овощами, и всё аппетитно пахло и хотелось попробовать. Для Маши это остаётся секретом, как можно столько всего приготовить за короткий срок.

Вечер проходил уютно и в старых традициях семьи: Аркадий, как всегда, медитативно тёр щёку и рассказывал о работе – про какие-то чертежи, сооружения, механизмы, в которых Маня мало что понимала, – а он в ответ расспрашивал о делах остальных.

– Да что там говорить: семинаров куча, домашки много, читать по ней ещё больше, – жаловался Дима на свой медицинский, ковыряясь вилкой в остатках еды. – Мне бы автомат получить за неорганику – там экзамен тяжелый, остальное как-то потяну.

– А с преподавателями у тебя хорошие отношения? – спросил Аркаша.

– В процессе.

– Это как? – было заметно, что он сдержал скользнувшую на лице ухмылку.

– Это значит: «Надо меньше спорить и больше слушать», – внедрился в разговор отец, который и не думал скрывать забавность ситуации.

Неловко поджав губы, Дима дал понять, что всё именно так. Брат учтиво покачал головой:

– И в кого ты у нас такой упёртый?

– В себя, наверное, – кинул Димка и это сразу всех рассмешило, включая его самого.

– Слушай, ну упёртость – это не всегда плохое качество, – заверил после смеха Аркаша, накладывая ещё курицы с картошкой.

На его слова тут же согласилась мама:

– Вот именно! Это ещё говорит о старательности человека. Ты не думай, Дима, что мы против тебя тут говорим. Просто к некоторым людям подход нужен: кто-то от того, что его поругают, лучше станут работать, кто-то – заплачет и совсем опустит руки.

Маша мысленно не смогла не заметить: «Как это звучало в духе их мамы – о подходе к людям, как с ними разговаривать, чтобы лучше понимать». Димка же хоть и цокнул языком, но дал слабое обещание, что попытается наладить отношения в институте.

Вскоре испачканные тарелки отправились в раковину и на столе появлялись чашки с чаем. На кухне загорелся рассеянный свет вытяжки, что мягко ложился на белые блюдца с пирожными, купленными старшим братом по дороге, создавая их домашние посиделки ещё более уютными.

Речь плавно зашла о праздниках, и оказалось, Аркадия на днях пригласили на день рождения, поэтому родители стали с интересом узнавать подробности: у кого, когда и всё остальное.

– Ну, а из девчонок кто-нибудь будет? – наконец, спросил отец.

Этот вопрос задавался так часто, что уже стал шаблоном, который можно было дословно предугадать.

На это Аркаша неопределённо пожал плечами:

– Не знаю, пока непонятно.

Родители почти незаметно грустно переглянулись. Каждый раз, наблюдая эту картину, Маша тоже невольно вздыхала – понятное дело, Аркаша ведь уже взрослый, беспокоятся за него. Такой хороший парень, а ещё холост.

Тот перевёл тему разговора и обратился к сестре:

– Слушай, а ты чего не хвастаешься? Ты ведь на днях на концерте выступала, так?

– Да, но там ничего такого нового – мы каждый год ведь проводим концерт под конец февраля, – ответила она.

– Ой, да концерт замечательный! Для вас это «ничего такого» выходит так мастерски, как у самых настоящих профессионалов! Верно, Вась? – сказала мама, и отец быстро подключился к обсуждению.

– Конечно! По себе знаю, как тяжело выступать. Особенно мне нравится, как ты у нас играешь, всегда с душой. А ещё мне нравится, как этот, Пашка играет. Паша, верно ведь?

Как только прозвучало его имя, у Мани внутри всё затрепетало. «Ну вот, теперь я после Аркашки должна это пережить».

– Да, верно, – ровно произнесла она, начиная теперь следить за всем сказанным, чтобы не наговорить чего лишнего.

– А, это тот с параллельного класса ещё, в очках? – уточнил Димка и, как показалось Маше, без упрёка, просто с интересом.

– Да, тот.

– Талантливый мальчик, по нему сразу видно, что он очень много проводит время за пианино. Он уже думает куда поступать? – узнала мама.

– У него есть планы на этот счёт, пока не знаю, какие конкретные.

Маша посмотрела на часы: семь вечера, позднеет...

– Ой, ну это здорово! Просто мне довелось пообщаться с родителями Мельникова, они мне рассказывали, что они, вроде как, думают в сторону музыки. Хотя папа немного беспокоится, как бы мальчика удачно пристроили, чтобы работа была. Да и мама тоже... Про тебя, кстати, говорили – хвалили, какая ты молодец!

– Я?

– Ты, а почему нет?

Маша слушала это и никак не могла поверить: «Моя мама общалась с родителями Паши. Боже, что он там про меня наболтал?..»

Аркадий, опёршись кулаком о подбородок и явно расслабившись в семейной обстановке, внимательно слушал и наконец сказал:

– Хм, интересно у вас там. А когда у вас следующий концерт, можно узнать? Хочу прийти, послушать вас.

– Пока не знаю, но скорее всего к 8 марта точно что-то будет. Я позже как-нибудь сообщу.

– Сообщи. Раз уж папа хвалит, значит и вправду того стоит.

– Конечно стоит! – папа опустошил уже третью чашку и быстро добавил: – И Димка согласится пойти, да?

А Дима, мысленно уже находившись в мире неорганической химии, которую с горем пополам надо сдать у нелюбимого преподавателя, устало, но с заботой сказал:

– Само собой, куда я денусь.

***

Ближе к одиннадцати ночи все отправились отдыхать: родители уже легли спать, а в комнате Димки погас свет. Уже переодевшись в сорочку, Маня хотела выключить лампы и в прихожей, но, проходя мимо, случайно услышала, что Аркадий ещё не спит. Он общался с кем-то по телефону.

– Да, сегодня у родителей в гостях. Ты как там сама, не скучаешь?

Говорил он тихо, мягко и почти шёпотом. Потом какое-то время слушал голос на обратной линии и негромко засмеялся:

– Да, с этим не соскучишься. Ты уже заканчиваешь работать? Хорошо, тогда спокойной ночи. Я тоже тебя люблю.

Аркадий сбросил вызов и продолжал сидеть на крае разложенного дивана. Заметив сестру, он бросил на неё взгляд, ничуть не смутившись, чего не скажешь о Маше – случайно, а подслушала личный разговор!

– Ты пока не ложишься? А то все уже легли, – спросила она.

– Да скоро буду, просто спать пока особо не хочется.

Маша присела рядом с ним, и у них завязался разговор. Только общались вполголоса, чтобы никого не разбудить: о фильмах, планах на выходных и прочее, что приходило на ум. Хоть у них была разница в целых девять лет, они всегда находили общий язык и ладили друг с другом – Маня даже не могла припомнить, когда она с Аркашей серьёзно ссорилась. В последние годы они очень мало проводили времени вместе, поэтому пользовались любым удобным случаем, чтобы это как-то исправить. В какой-то момент Маня всё же решилась спросить:

– А та, с кем ты сейчас разговаривал по телефону... Она хорошая?

Аркаша ответил почти не сразу – посмотрел в сторону, где стояли старое кресло с полками, и тепло улыбнулся:

– Да, очень хорошая.

– А вы вместе?

– Можно сказать, – Аркаша погрузил пальцы в волосы, будто припоминая что-то.

Теперь в гостиной ощущалась странная неловкость. Ещё никто из них троих не говорил о своих отношениях и о любви в принципе. Почему-то об этом было даже неудобно думать: Маша сразу от таких разговоров резко замолкала, а Диму подобные темы вообще мало интересовали. Только Аркаша мог не стесняться этого. Он вообще редко чего-либо стеснялся, не в его характере.

– Ты просто не рассказывал, – она опустила глаза и стала мять краешек сорочки.

– Не переживай, Манюнь, я всем всё расскажу. Пока только не знаю, как это сделать, чтобы постепенно ввести в курс дела.

– В любом случае я уверена, что все будут очень рады за тебя.

Аркаша одарил её взглядом, каким может смотреть только лучший брат.

– Хорошо, буду знать, – и потормошил её по макушке.

А внутри снова крутился нелёгкий вопрос. «Сказать, не сказать? Раз уж они и так начали об этом говорить». Если Соня для Мани – почти как родня, то Аркаша тем более она самая настоящая.

Повременив, она всё-таки произнесла:

– Аркаш, а каково это признаваться в любви? Было страшно?

Тот сузил глаза и свёл густые брови к переносице, будто одновременно удивляясь к такому развитию их разговора и, видимо, вспоминая тот день. Аркадий переменил позу, скрестив ноги по-турецки, и снова по привычке стал медитативно тереть щёку тыльной стороной ладони.

– Страшно, конечно, было. Все люди, Мань, чего-то боятся, например, услышать то, что им не хочется. Это мало кому приятно. Но в моём случае в глубине души я всегда знал, что симпатия взаимная – просто никто не объявлял об этом вслух, от того и волнительно. На самом деле тут нечего драматизировать и нужно к этому относиться проще.

Маша невольно с улыбкой замотала головой: «И всё-таки Аркаша явно смелее меня, чего ещё ожидать». Заметив её жест, брат добавил вкрадчиво:

– Ладно тебе, это на самом деле так и есть. Сложно размышлять, конечно, тоже иногда полезно, но не чересчур долго, а то закопаешься так, что не выкарабкаешься. Видишь в жизни возможность – иди к ней навстречу, иначе, поверь мне, многое упустишь. Это в любом деле важен такой подход, главное, пробовать, а повезёт, не повезёт – как выйдет.

– И то верно, – согласилась Маша и встала с дивана. – Ладно, я, пожалуй, к себе пойду.

– Спокойной ночи, Манюнь. Если что, обращайся, я не против поговорить.

То, как в последний раз Аркадий посмотрел на неё, не уходило из памяти. Догадался? Если да, то всё равно не выдаст, как и она его. Только если у Аркаши его секрет – это лишь дело времени, то Мани надо сильно постараться, чтобы преодолеть себя. Но всё-таки здорово, когда есть, с кем посоветоваться – плохо, что они не могу сделать всю самую сложную работу за тебя.

***

Тонкие пальцы бегали по клавиатуре, стараясь отыграть каждую ноту, что в стройном порядке скакали перед глазами на разлинованных листах. За этими старыми записями таилась удивительная чёткость, сравнимая с высоко технологичной машиной – как такое мог сочинить человек, живший три-четыре века назад, известно только Богу и музыковедам. И оттого некоторым полифонии Баха давались с трудом: всё подчинено строгому порядку, ни один знак не может быть лишним, всё, как в математике. И ко всему прочему должны работать, как говорит Нина Викторовна, «все полушария мозга»: в одной руке – одна мелодия, в другой – совершенно другая, и попробуй здесь всё удержать. А если с какого-то перепугу появится третья, то голову ты точно знатно поломаешь.

Маша вела игру уверенно, большая часть уже была заучена мышечной памятью. Но если прелюдия была освоена и понятна, то фуга шла туже. На этом моменте была такая «работа полушариев», что она до сих пор помнит, как при первом разборе у неё чуть пар из ушей не пошёл. Сделав пару запинок, она всё-таки доиграла до конца, после чего Нина Викторовна сказала спокойным тоном:

– Хорошо, сегодня почище, чем в прошлый раз, – но тут же добавила. – Теперь давай попробуем наизусть.

«Если и есть книга самых пугающих фраз в мире, то это определённо напечатано на первых страницах», – пронеслось у Мани в голове, и нехотя убрала ноты на крышку пианино.

– Да не бойся ты так, ты уже всё выучила, – подбадривала Нина Викторовна. – Надо только привыкнуть играть без нот.

– Ну я постараюсь, конечно... – нараспев с дрожью протянула она.

На втором прогоне Маша заострила внимание ещё сильнее, и прелюдию она правда сыграла без ошибок. Однако снова наступила эта ломающая мозг фуга.

– Вот тут второй палец, а не третий, – мягко указала Нина Викторовна, когда она запнулась на одном из тактов.

– Ага, второй. Второй... – и проиграла этот момент пару-тройку раз, чтобы закрепить.

Одна мелодия в правой руке, вторая – в левой. Шли бы они отдельно, проблем и не было, но они накладывались друг на друга и создавали странное, но волшебное сочетание, что удивительно зародилось ещё в XVIII веке. Наибольшую сложность вызывал отрывок, что был почти в самом конце и нелегко давался даже с нотами, но удивительно, как она сама не заметила, что смело отыграла его на одном дыхании.

– Вот видишь, а ты переживала. К техническому зачёту всё будет уже готово!

– Я только подучу, где надо.

– Подучишь. Главное про «т-р-р-р» не забывай, твоё самое любимое в этой фуге! – так во втором классе Маша однажды назвала трель, что до сих пор умиляло Нину Викторовну, и та частенько напоминала про этот случай.

– Здрасьте, я не рано? – дверь распахнулась и оттуда вылетел Пашка, стягивая с шеи клетчатый шарф.

– Нет, Павлуш, ты как раз вовремя, мы только закончили.

Маня вопросительно взглянула на ворвавшегося гостя. Она хорошо помнила расписание и знала, что после неё должна быть Вика Сафонова, но никак не он.

– Я попросила Пашу сегодня прийти к концу нашего занятия, чтобы посоветоваться насчёт одного предложения для вас двоих, – объяснила Нина Викторовна.

– Предложения? – Маша поднялась с места. «Для нас двоих?»

– Да. Ребятки, садитесь, я сейчас всё расскажу.

Маша с Пашей переглянулись: последний тоже был в замешательстве и ничего не понимал. Оба пожав плечами, они вместе присели на одну банкетку, а Нина Викторовна подошла к рабочему столу.

– Смотрите, на днях мне тут объявили о фестивале классической музыки, он будет проходить ближе к концу учебного года. Сам по себе он очень интересный, организаторы там хорошие и дети там участвуют такие же талантливые, как и вы. И было бы здорово, если бы вы в нём поучаствовали. Но есть один момент – я им позвонила, и они сказали, что их не интересуют сольные номера. Так что я тут на днях подумала... Не знаю, как вы это воспримите, я вас не заставляю. Но я хочу, чтобы вы выступили там в качестве ансамбля.

– Ансамбля?! – хором воскликнули оба.

Они снова переглянулись, теперь с долей понимания и страха в глазах.

– А почему нет? Что ты, Машуль, что ты, Павлуш, оба способные, музыку вы чувствуете и друг друга тоже сможете подхватить, а это в ансамбле как раз самое важное.

Маша сидела и не верила своим ушам. Чтобы на такое мероприятие и с Павликом за одним роялем – звучит как безумие.

– Подождите, – начал аккуратно Паша, обращаясь к Нине Викторовне. – Но мы же никогда не выступали в ансамбле. Это ведь надо учить что-то новое...

– А я вам не предлагаю учить что-то новое, – поспешила сказать она, после чего у ребят как гора с плеч упала. – Помните, ещё в прошлом году я с каждым по отдельности разбирала «Летний дождь» Строганова? Всё хотела кому-то из вас добавить в программу и не получалось. Ну вот почему бы вам не попробовать сыграть его вместе – с партиями вы знакомы, и за три месяца как раз быстро управитесь.

– А, вроде бы, припоминаю, – Паша приподнял очки и вдумчиво потёр переносицу. – Мы его начинали готовить для зачёта, а потом поменяли на другую пьесу. У меня где-то лежат ноты.

У Маши неожиданно тоже прояснилось в голове, что когда-то она уже слышала это название. Кажется, в прошлом году они с Ниной Викторовной учили его вне занятий, для общего развития.

– Ну вот! Просто вспомните эту вещь и не надо ничего готовить с нуля, заодно поучаствуете на мероприятии. Вы оба уже взрослые и всё знаете, думаю, она у вас зазвучит как надо. К тому же, я слышала, вы сами на днях пробовали что-то там сыграть вместе.

Машин внутренний голос так и намеревался вырваться наружу: «Боже, только не говорите, что она хочет нас свести!» Но по итогу Маня сказала другое:

– Да никто и не спорит, просто что это вообще за такое мероприятие?

Нина Викторовна потянулась за стопкой бумаг и достала среди распечатанных нот какие-то документы. Маша быстро прочитала верхнее слово жирным шрифтом: «Положение».

– Это, как я говорила, фестиваль классической музыки, он проходит каждый год в разных городах. В этом году он будет у нас. Я почему хочу вас туда отправить, потому что там участвует много сильных ребят, а это вам для опыта очень полезно. К тому же на самом мероприятии будут преподаватели из консерваторий и колледжей – с ними можно поговорить, пообщаться, узнать об учреждениях, так сказать, заявить о себе. Вам ведь уже пора потихоньку задумываться о поступлении.

При этих словах она остановила свой взгляд на Паше. Конечно, он ведь в этом особенно заинтересован. Если Маша грезила о спокойном преподавании в музыкальной школе, то Паша мог целиться на куда более высокие вершины.

– Но, мои дорогие, повторюсь – я вас не заставляю! Но я думаю, вы быстро управитесь, а участие в любом случае необходимо для...

Но ей не дали договорить: из коридора послышался грохот, дверь громко отворилась и оттуда высунулись растрёпанные головы девчонок из «Маленького трио».

– Нина Викторовна, здрасьте! О, Маша, Паша! Привет! А мы, а нас!.. Нам сказали передать!.. – гоготали они вперемешку и никак не могли отдышаться после беготни.

– Девочки, кто-то один пусть говорит. Что передать?

– Виктория Александровна... просила передать, что зал свободен и Вика уже там, – взяла слово Лена как самая старшая.

– А, хорошо, спасибо, – поблагодарила она и, встав с места, обратилась напоследок к Маше с Павликом. – А вы пока подумаете и скажите, что решили, я, если что, внизу.

Нина Викторовна оставила их наедине, и разве что через стены теперь были слышны её мягкие шаги и глухие хихиканья убежавших девочек.

Павлик встал с банкетки, оглядел весь кабинет растерянным видом и засунул руки в карманы, оттопырив два больших пальца. Ещё немного, и он будто начнёт что-то насвистывать.

– Ну... – протянул он, потирая затылок. – Что можно сказать точно, так это нас тогда нагло подслушали.

– Да! – Маша сказала это громче, чем надо, и поскорее убавила голос. – Вот дают: стоит один раз им дать повод, так сразу же придумают куда тебя отправить!

– И не говори. Нина Викторовна легка на подъём, ей только повод дай.

Снова пронеслась тишина. Маня сидела и задумчиво рассматривала на себе туфли, а Паша опёрся на край стола, глядя в окно.

– Так что будем делать?

Паша какое-то время молчал, но позже произнёс:

– Не знаю. Ты-то что думаешь?

Маша посмотрела на него и опустила веки. Да что она думает? Только об одном и думает который день...

– Мероприятие будет в конце мая, – она начала размышлять вслух. – Если Нина Викторовна правда верит в то, что мы сможем подготовить за такое время Строганова, то можно.

– На самом деле я хочу участвовать, – неожиданно резко сказал Паша.

Маша вновь взглянула на него и не могла не поразиться: теперь в его глазах читалась полная уверенность.

– Если это правда поможет для поступления, то надо пробовать. Тем более, произведение мы, в целом, знаем, смотря, что ты скажешь.

Вот и советы, похоже, пригодились. Как там говорил Аркаша? «Видишь в жизни возможность – иди к ней навстречу».

– Я согласна. Чем чёрт не шутит.

– Аналогично! – Пашка сменил тон с серьёзного на более шутливый и сделал намеренно гротескный реверанс. – Для меня будет большой честью работать вместе с таким замечательным пианистом, как вы.

И она засмеялась, повторяя жест. «Снова выглядит как признание» – подумала она, но вскоре отмахнула эту мысль, так как своей естественностью это больше походило на дружеский комплимент от коллеги.

– Для меня это должна быть большая честь, Паш! – Маша, покачав головой, встала с банкетки и поставила руки на пояс. – Ты у нас тут главная звезда.

– Не согласен, ничего не знаю! – и он невозмутимо мотнул подбородком.

Удивительный всё-таки человек... Складывалось ощущение, будто ему «и море по колену, и горы по плечу», как пелось в старой песне. Даже если дадут самую сложную пьесу, такие мелочи уже не беспокоили, когда рядом был тот, кто умеет заражать своей энергией и не давал гаснуть.