1. Послемрак
У меня может не быть потрясающих побед, но я могу поразить вас поражениями, из которых вышел живым.
Свернув во двор, Яков подумал каким-то обречённым, чужим, неизвестно откуда взявшимся в своей голове голосом:«Вот и все». Сам еще не понимая какое такое «Все».
Безумие, что встречи с людьми настолько случайны и непредсказуемы, как будто, если бы не столкнулся с ними однажды, всей этой истории просто не произошло. Невероятно, что связи могут прийти откуда угодно, и любое случайное событие способно абсолютно все изменить.
Яков насквозь промок. Четыре часа в царстве Морфея уместились в пространстве вечности, сны стали до боли колкие. Спроси кто, он бы не смог четко ответить где заканчивается действительность и начинается химерная дремота. Самое страшное - ощущение того, что насилие там, совершалось ради насилия. Не больше. Тупая безнадежность. Кажется, мир был куда понятней, когда он высовывал голову из влагалища, и тот его первый крик не сравниться в отчаянии с нынешним молчанием.
Прислонившись спиной к шершавой стене дома, парень закрыл глаза пытаясь вспомнить себя год назад, вспомнить все мельчайшие детали, людей, декорации. Хотя бы попытаться понять, почему после всего случившегося, он стоит на этом месте. Рядом валяется перевернутая банка с окурками. Из броско разрисованной клумбы выглядывают хлипко покачиваясь высаженные Саллехом цветы. Яков никогда его так не называл. Сквозь облупленную краску выступают поблекшие буквы. Его еще не было здесь когда написали эту фразу, но он прекрасно знал ее значение. И, наверное, кроме этой последней, ничтожной, исчезающей, почти уже не существующей надежды, превратно скрытой в ее смысле, ничего не осталось.
Яков вгляделся в черноту окна напротив. На миг, показалось что кто-то глядит прямо на него, но это было лишь его собственное отражение.
Охвативший тело страх сдавил горло. Внезапно стало нестерпимо холодно. Недоумевая откуда тут взяться ветеру, Яков отчетливо ощутил хлесткий порыв.
Прямо как тогда.
Ломкий, прерывистый стук заставил парня испуганно отмереть. Азалия равнодушно отвела взгляд, кивком приглашая Якова внутрь. Только недавно он начал замечать ее явственную схожесть с братом, после этого осознания, он больше не мог смотреть на нее: глупо робея, смущенно опускал голову, чувствуя себя виноватым, хотя причины для покаяния явно отсутствовали. Иногда, когда Азалия не видела он настороженно разглядывал ее силуэт, непроизвольно вспоминая как она также привычно стояла над растерзанным трупом Саллеха. Резковатые черты лица, карие похожие на два факела глаза, миндальный разрез которых только подчеркивает глубину. Россыпь веснушек, высокие скулы, упрямый подбородок. Черные кудри складно оттеняющие оливковую кожу. Одно только присутствие Азалии стало болезненным напоминанием о странных событиях того дня.
Яков зашел, щелкнув по привычке ключом.
В комнате пахло кофе. Звездочет читал газету, Макс, он же Смерть выбирал касеты, Падальщик курил на кресле самокрутку играя с Василиском в кости. Ведьма жгла над чаем благовония. Морок одними губами напевала мелодию, отбивая рваный ритм.
- Ну наконец-то, Яков, - сплюнув в пепельницу сказал Падальщик. - Мы тебя уже заждались.
***
Яков Фринкель, родился далеко за пределами Эгедора, но вырос и жил здесь долгие 18 лет. Впрочем это не помогло ему вклинится в сумбурное бытие города. Его родителей сторонились, хоть они и работали на Ниточной Фабрике уже 13 лет, завести друзей или хотя бы более менее теплые отношения с коллегами им не удалось. Яков часто задавался вопросом почему они не уехали. Чем же их так привлек Эгедор? К сожалению, он уже никогда не сможет узнать ответ. Мать Якова погибла от несчастного случая на фабрике, а отец скончался год спустя, как раз перед совершеннолетием парня. Родители оставили в наследство «дом» в историческом центре Эгедора, чуть ли не на окраине города, рядом с жутким поместьем Перельманов. Оказалось они вложили все свои сбережения чтобы приобрести старую двухкомнатную квартиру.
Яков видел несколько вариантов дальнейшего существования - поступить в местную академию на бюджет; пойти по стопам родителей, устроиться рабочим на Ниточную Фабрику, ну, или же проявить художественное мастерство на Стекольном заводе, работать годами и чего доброго удастся накопить на сносную жизнь где-то там, за пределами Эгедора. Его мать вечно твердила о пресловутой свободе выбора имеющей место лишь на диких пустошах судьбы, что касается реальной жизни - остается пространство лишь для внутренней воли.
***
Высокие, мрачные стены вздымались в мокром воздухе, словно отвесы причалов или узилища обреченных. Они изгибались гигантскими дугами беспощадного камня. В Академии Агриколы учились самые выдающиеся умы Эгедора, по крайней мере так утверждал серо-голубой флаер, призывающий новообращенных абитуриентов избрать именно их.
Академия внушала уважение многовековой историей. Местные шутили, что раньше это было бомбоубежище, потом переделали в концлагерь, а вначале времен академия служила пристанищем чернокнижников и магов, но откуда Эгедорская Цитадель берет корни, сказать точно, никто не решался.
Яков легко нашел главный зал, людей было не то чтобы много. Поступающие страшились оказаться в стенах монолитного гроба черт знает где, тем более, овладевать профессией баталиста.
Экзамены выдались труднее, чем ожидал Яков, однако он и представить не мог, что настоящим испытанием для него станет напыщенная речь ректора.
Прошла целая вечность прежде чем Самюил Вайнштайн закончил. Его свиноподобные черты лица, низкий голос и нескладное тело, превращали повелителя кафедр в чудовищного голема слепленного на скорую руку в глубинах Тартара. Пока мужчина покидал сцену, очевидно не хотя - он то и дело оглядывался, мерзко облизывал губы, открывал и закрывал рот словно желал что-то добавить, его место занял представитель старшекурсников, самый одаренный ученик академии. В стенах Агреколы его знали как Саллех Адамс, талантливый художник, участник всех конкурсов (как правило их несомненный победитель), глава студенческого совета, неплохой танцор, садовник, музыкант - но за стенами академии, Саллех превращался в Лиса, рисующего графити на небесном полотне города. Нюхатели цветочков из Нойбауна боялись его и «лисят» обязательно преследующих своего «гуру». Пусть они редко вылазили из норы, но чудо своего ясного присутствия являли всем: ищущим их нарочно, случайным прохожим, либо тем искателям покоя и умиротворения что словно блудливые огни шагали вдоль восторженно бурлящего Нила.
В переулках, школах, кафе, мелькали короткие комментарии очередного скандала связанного с Ацхенах, предварителем цветочников, и Лисом. О конфликте сказителей не знали только тени, плывущие по течению глумливых дней своего пустого существования.
Яков облегченно выдохнул покидая актовый зал. Прохладный воздух крепко сжал со всех сторон. Шмыгая носом парень потер покрасневшие глаза быстро шагая в сторону общежития. Он давно понял что никогда не привыкнет к колючей напасти переменчивой погоды. Осень в Эгедоре - убийственная пора, когда приходится мирится с всепоглощающей тоской. Каждый день в тебе что-то умирает, когда с деревьев опадают листья, а голые ветки беззащитно качаются на ветру в холодном зимнем свете.
Яков тихо скрипнул дверью, проходя мимо дремлющего сторожа. Лестничный пролёт тянулся томительно, закручиваясь в медленном вихре, пока он не достиг долгожданной - 72-й - комнаты. Порывшись в складках куртки в поисках ключей, он услышал безжизненный сигнал телефона - заряд стремился к нулю.
Прежде чем экран полностью погас, мелькнуло оповещение от банка. Два месяца назад он начал сдавать квартиру тарантиновской паре, дурнушной девушке с выкрашенными в розовый волосами и ее худому, похожего на наркомана парню. Вдвоем они работали на Стекольном заводе. Посчитали что городская комуналка не для них, а вот пристанище в историческом центре на окраине - совсем другое дело. Странные личности, больше походили на сумасшедших шаманов с яблочных кущ, но исполнительно платили деньги. Этого хватало чтобы отплачивать скромное жилище в общежитии, еду, учебники и мелкие расходы. Но о крупных приобретениях Яков даже не помышлял.
***
Сигареты со вкусом гари и черный, как смерть чай. Василиск умудрялся одновременно пить, ковырять в пальце занозу, правда, забывая струшивать пепел Las Vegas Red and Blu, и вдохновленно лепетать о цветочном творении волшебного сбора Консуэлло. Яков решил не углубляться в тонкие метафоры парня молча содрагаясь от неясного озноба.
- Знаешь, - Василиск отставил чашку. - А ведь их сделали в монастыре. - Он не отводя взгляда, изучающе смотрит на сигарету Якова, хотя сам держит точно такую же.
Яков сжавшись на полу маленького крыльца балкона болезненно соприкасается с решеткой, разглядывая сотрясающегося Василиска. Высокий парень с черными, слегка волнистыми волосами до плеч. Якову показались особенно выдающийся чертой острые клыки, которые придают свирепый вид, когда тот ухмыляется. В помятой, испачканной краской форме академии и белой курткой-бомбером поверх. Точно такую же он видел на парне, сопровождающего его по лабиринтам Агриколы перед началом учебного года. Яков мысленно вернулся в тот день.
***
Середина августа, конечно идет дождь. Пламенный взор Рыжего небрежно проходится по видавшим всякое штанам, пошарпаным кедам и футболке с надписью «sea sea sea». Яков невежественно рассматривает карту академии. Глупая попытка разобраться в бесконечности коридоров академии, учитывая что все карты рисовал Звездочёт.
- Все дороги ведут в ад! - утопая в краске как сумашедший кричал этот безумец.
- Значит ты тот самый? - спросил Рыжий.
- Тот самый?
- Ну, это правда что тебя рекомендовал Кись? Или ты для красного словца сказал?
- Кись?
- Совсем тупой? Старикашка Самюил.
- Правда. Можете убедиться, - рекомендательное письмо, подписанное большими размашистыми буквами, лежало в идеально белом конверте.
Василиск расправил его, быстро глянул на Якова, на письмо, затем снова на парня и, не говоря ни слова, отбросил лист в сторону, протянув увесистую папку.
- Вот документы. Всякая бюрократическая мелочь. Заполни до завтра. Расписание и ключ от комнаты - у сторожа в прихожей. В понедельник, второго сентября: в три - первая пара, в полдень - приветственный сбор. Не опоздай. Добро пожаловать в Академию Агриколы, - буркнул Рыжий без особого энтузиазма.
***
Яков вынырнул из воспоминаний удивлено вслушиваясь в хриплый шепот соседа.
-...летучие мыши прижимаются друг к другу во сне. У сколопендры много лапок, и на каждой носочек, чтобы она не замёрзла; когда-нибудь птицы совьют гнезда в наших глазницах. В заброшенном доме всегда найдётся лишняя тень, если ты потерял свою, приходи.
- Что ты такое говоришь?
- Ты не видел новую газету от скитальцев?
Сморкаясь, он покачал головой. Когда бы успел?
- А, - трепая волосы тяжело вздохнул Василиск, - Ну ладно, держи. Это архивариусы академии. Строчат постоянно. Сами себе на уме, но в курсе всех новостей в академии. Это их работа, "Ночной пульс" называется. Красивое название? Рыжий придумал, он один из них, но только социально активный, - Василиск самодовольно рассмеялся, явно наслаждаясь собственной остроумностью.
«В тени старинных стен академии в Эгедора расцветает исступленный бал ужаса, а каждая ночь превращается в откровение. За последнюю неделю, души молодых студентов запутались в паутине мистических событий.
В ночи, когда луна прячется в облака, раскрывается дверь в мир злых истин. Это опять смерть? В забытом архиве академии нашли дневник затушенного гения, предсказывающего будущее в четырех строчках стиха. Студенты теперь в панике распутывают нити своей судьбы, сравнивая их с загадочными строками...»
- Ого, - только и смог выдавить Яков, а сам ужаснулся, представив что ждёт его дальше.
- Ой, ты не это читай, там, дальше. Это так, привычное словотрепство его сиятельства Редактора. Год только начался, а про постоянников все в курсе. Вот, начинай отсюда.
«..Там же, в забытом уголке академии таинственно раскинул свои корни Магазин Снов, место, где тьма и свет переплетаются в самых страстных формах. Владелец магазина, Сильф, подает кофе, на чашках которого выстланы страшные сны.
Студенты, вечно жаждущие потаенного, толпятся у его прилавка, пытаясь узреть отражение собственного кошмара в завихрениях чернильного варева.
«Хочешь, я расскажу твои сны?»
- Сомнительно, конечно, - Яков протянул газету обратно, едва заметно пожав плечами.
- Ахах, да, Рыжий любит нагонять жути. Но это не так страшно как йольский выпуск. Там вабще жесть, прикинь ... - продолжал Василиск, но Яков уже снова утонул в мысли, плотнее закутываясь в покрывало.