Глава 3. Настоящее. «Встреча в агентстве»
«Каждое возвращение требует расчёта»
***
Дверь кабинета тихо заскрипела, и Эвелина шагнула внутрь. За большим деревянным столом, окружённым полками с мерцающими музыкальными наградами, сидела Мэгги. Она просматривала документы, не поднимая глаз, и казалось, что в этом спокойствии скрыта вся её власть.
— Доброе утро, — проговорила Мэгги ровным голосом. — Радостно видеть тебя в офисе. Как первая ночь в новой квартире?
— Больше работы, чем сна, — улыбнулась Эвелина, ставя блокнот на стол. — Но приятно. И я чувствую, что наконец готова.
— Отлично, — сказала Мэгги и кивнула директору, который только что вошёл в кабинет. — Начнём с планов.
Директор агентства был человеком средних лет с холодным, но внимательным взглядом. Артисты ценили его за то, что он умел превращать ноунеймов в звёзд, оставаясь при этом наставником и другом. Но он чётко держал границы — его решения не обсуждались.
— Мы рады видеть тебя снова, Эвелина, — сказал он. — После паузы важно аккуратно выстроить стратегию. Новые песни, клипы, эфиры — всё должно быть рассчитано. Твоё прошлое сейчас работает на нас.
— Я готова, — ответила Эвелина, открывая блокнот. — Есть несколько идей для песен, над которыми я работала, пока была... на перерыве. — Она опустила взгляд на страницы, будто не решаясь произнести это вслух.
— У нас есть предложение о... скажем так, пиар-романе, — продолжил директор, тщательно подбирая слова. — Это привлечёт внимание публики и подогреет интерес к твоему возвращению. Отличная возможность усилить твою позицию.
Эвелина чуть приподняла бровь, пытаясь скрыть эмоции. Она знала: шоу-бизнес редко оставляет что-то на волю случая.
— Леонард Морелли, — вмешалась Мэгги, — композитор, о котором ты наверняка слышала. Недавно разразился скандал с его участием, его агент переживает за репутацию. Когда он узнал о твоём возвращении, они сразу предложили сотрудничество. Для нас это шанс поработать с именем топ-уровня. А пиар-роман... это почти джекпот.
Эвелина задержала взгляд на менеджере. Ей уже предлагали такие истории раньше, когда она была активна в индустрии. Тогда это казалось лишним — популярность росла сама.
— После вчерашнего интервью поднялся настоящий шум в соцсетях, — добавила Мэгги. — Фанаты обсуждают твой образ, стиль, возвращение — всё идёт по плану.
Эвелина едва заметно улыбнулась. Стратегия работала: интерес рос, публика вовлекалась, СМИ подхватили волну.
— Отлично, — кивнул директор. — Сегодня обсудим записи, интервью, презентацию новой песни. Мэгги поможет с подготовкой ко всем публичным шагам.
Каждый шаг теперь был частью большой игры. Эвелина понимала: чтобы вернуться на сцену полностью, придётся играть по правилам индустрии — даже если это означало временные пиар-ходы.
⸻
Когда директор ушёл, в кабинете остались только Эвелина и Мэгги.
— Значит... пиар-роман, — начала Эвелина, поднимая взгляд. — Ты действительно думаешь, что у нас это получится? Играть чувствами после всего...
Мэгги обошла стол и присела напротив.
— Всё просто, — сказала она. — Это не чувства, это образ, который мы контролируем. Постепенные публикации, фото, совместные мероприятия — всё рассчитано. Фанаты должны видеть тебя с Лео, но не чувствовать фальшь. Эффект уже пошёл. Мы лишь добавим масла в огонь. Сейчас важно направить внимание на твоё творчество — песни, клипы, концерты.
— А Лео... он согласен? — осторожно спросила Эвелина.
— Он профессионал, — ответила Мэгги. — Его статус усилит эффект. Даже после двухлетнего перерыва рядом с тобой будут работать топовые звёзды. Это поможет и для сотрудничества с брендами.
Эвелина глубоко вдохнула.
— Значит, всё должно выглядеть естественно. Параллельно работать над песнями и клипами, чтобы фанаты видели уровень, а не просто шум.
— Именно, — кивнула Мэгги. — Шаг за шагом. Я рядом, чтобы направлять тебя. Когда результат будет достигнут — всё закончится.
— Хорошо, — тихо сказала Эвелина. Делать вид влюблённой в незнакомого мужчину — новое испытание. Одно дело — сыграть пару в клипе, другое — жить в фальшивой истории.
— Сегодня примерка нарядов и встреча с режиссёром клипа, — продолжила Мэгги. — Думаю мы сделаем камерный концерт — ограниченные билеты, старые песни, общение с фанатами. Презентация нового альбома.
Эвелина слушала вполуха, глядя в телефон. На экране — свежие новости:
«Лео Морелли разрывает контракт со StarSound Records: "Я не стану торговать ложью"»
Музыкальная индустрия взорвалась после заявления композитора и исполнителя Лео Морелли. Артист расторг контракт со своим лейблом, отказавшись выпускать новый альбом.
По словам Морелли, причина — «навязанные темы и фальшивые истории ради продаж». Лейбл утверждает, что он нарушил договор и сорвал многомиллионную кампанию.
После заявления песни сняли с радиоплееров, а клипы — с официальных каналов. В сети вспыхнула дискуссия: кто прав — артист, отстаивающий искренность, или индустрия, требующая шоу любой ценой?
— Эвелин, ты меня слушаешь? — голос Мэгги вырвал её из мыслей.
Эвелина заблокировала экран и посмотрела на менеджера:
— Этот Морелли не испортит мою репутацию?
— Если бы был хоть малейший риск, директор не согласился бы. Ты знаешь, как он дорожит артистами.
— Да, но... — Эвелина не успела договорить, Мэгги подняла руку.
— Эви, дорогая, всё под контролем. Поверь, если бы это было опасно — мы бы не пошли на это.
— А если я захочу всё прекратить? — спросила она тихо. — Если пойму, что это ошибка?
— Тогда ты придёшь ко мне. Я сделаю всё, чтобы аккуратно закрыть вопрос.
Эвелина кивнула. Она могла доверять Мэгги — та спасала её все эти два года, была рядом в самые трудные моменты и знала цену возвращения.
Остаток дня прошёл в примерках, встречах и обсуждениях. Утвердили сценарий и локации для клипа — съёмки назначены на конец месяца. За это время Эвелина должна была дописать новый альбом.
Домой она вернулась поздно. Тишина встречала её у порога, и это было приятно. На кухне стояли свежие фрукты и графин воды. Всё, как обещала Мэгги: квартира обустроена, книги на полках, уютный плед на диване, коврик и журнальный столик делали гостиную уютной.
Налив воды, Эвелина достала таблетницу и выпила ампулу. Оставив включённой только подсветку на кухне, она направилась в душ. Сейчас ей нужен был горячий, долгий душ.
Эвелина вышла из душа, горячий пар ещё окутывал её тело, но в голове стоял холод. Вода смыла с кожи усталость дня, но не мысли — они продолжали кружиться, словно в шторме. Пиар-роман. Игра в чувства. Реальные последствия. И Лео.
Она завернулась в полотенце и подошла к окну. За стеклом город мерцал вечерними огнями, отражаясь в её глазах, и казалось, что эти огни — отголоски всех её тревог и надежд. «Как я буду выглядеть? Как я буду играть?» — мысли метались. В клипе или на сцене — можно было отыграть эмоцию, а здесь каждый взгляд, каждое фото, каждый шаг попадали под микроскоп миллионов глаз.
Эвелина села на диван, обхватив колени руками. Её охватывало странное сочетание тревоги и возбуждения. Пиар-роман был инструментом, но инструмент требовал точности. Один неверный жест — и весь план разрушится. «А если они почувствуют фальшь? А если фанаты начнут подозревать ?» — сомнения терзали, но в них было и ожидание, азарт. Ей предстояло сыграть роль, которой никто не видел раньше, и это одновременно пугало и манило.
Мысли о Лео вызывали странное ощущение: она никогда не встречала его лично, а сейчас предстоит быть рядом, «играть» чувства. «Он профессионал, — напоминала себе Эвелина слова Мэгги, — значит, он справится. Значит, я справлюсь». Но внутри дрожала тонкая струна — страх быть неубедительной, страх фальши, который легко заметят тысячи глаз.
Она достала блокнот. Страницы пусты, но каждая линия могла стать частью будущего — песня, клип, образ. Она начала писать, фиксируя мысли, идеи, эмоции, которые потом станут её инструментом. Каждый штрих был попыткой контролировать реальность: контролировать себя, ситуацию, эмоции, влияние пиар-романа на её жизнь.
Телефон лежал рядом. Новости о Лео Морелли больше не вызывали мгновенной тревоги — она понимала, что история с пиар-романом отделена от его личного конфликта. Это была её игра, её план. И она должна была выиграть.
Эвелина закрыла глаза на мгновение, глубоко вдохнула. Усталость давила, но это была не слабость — это была усталость победителя, человека, который собирается выйти на арену. Она позволила себе немного расслабиться, почувствовать тепло полотенца и уют квартиры, но сердце всё ещё работало в напряжении, отслеживая каждый сценарий, каждый возможный исход.
Эвелина включила ночник в спальне, оставив только мягкий свет. Лёгкая тьма обняла её, и внутренний шум начал стихать. Она позволила себе закрыть глаза, но на границе сна всё ещё оставалась готовность к игре — к роли, к стратегии, к возвращению, которое требовало не только талант, но и железную выдержку.
Она была одной наедине с собой, и впервые за день почувствовала: завтра начнётся настоящее испытание, но сегодня она просто Эвелина. И этого было достаточно, чтобы почувствовать силу.
С раннего утра студия наполнилась мягким светом ламп, запахом кофе и тихим гулом техники. Эвелина сидела в вокальной кабинке, наушники обхватывали голову, приглушая всё вокруг. Внутри — смесь волнения, тревоги и надежды.
За стеклом пульта звукорежиссёр проверял уровни, а Мэгги смотрела график, но её взгляд иногда задерживался на Эвелине — как бы проверяя, не срывается ли она.
— Готова? — донёсся голос из динамика.
Эвелина кивнула, поправила наушники и закрыла глаза. Первый аккорд прозвучал осторожно. Голос вышел тихо, но в нём уже чувствовалась внутренняя боль:
«Ты был моей полярной звездой,
И каждый день я мечтала о тьме,
Чтобы скорее увидеть твоё сияние вновь,
Ты освещал мой путь...»
С каждым повтором она отпускала напряжение, позволяя нотам пронзать тишину студии. Каждая строчка была не только песней, но и тайной, которую пока что знала только она.
— Отлично, Эви, — раздалось из динамика. — Но давай попробуем немного глубже на припеве. Не бойся, дай больше воздуха.
Эвелина глубоко вдохнула и снова закрыла глаза. Тоска сжала сердце, но голос стал сильнее. Новый куплет звучал как шёпот воспоминаний:
«Ты был светом, когда тьма обнимала меня,
И теперь я иду сама по тем же путям,
Стараясь найти искры в холоде,
Но память о тебе всё ещё ведёт меня...»
За стеклом Мэгги наблюдала, а звукорежиссёр аккуратно кивал. В кабине каждый звук казался живым, будто реагировал на эмоции Эвелины.
Эвелина сделала паузу, обхватила себя руками, потом снова приблизилась к микрофону:
«И если ночь будет слишком длинной,
Я буду искать твой свет среди теней,
В каждом аккорде, в каждом дыхании,
Ты — моя надежда, что не угасну я...»
Голос дрожал, но становился чище и сильнее. Она позволяла себе быть уязвимой здесь, в студии, зная, что за стеклом её никто не осудит.
После трека настала короткая тишина. Несколько секунд никто не говорил, а потом звукорежиссёр тихо щёлкнул пальцами:
— Отлично, Эви. Это именно то, что нужно.
Эвелина сняла наушники. Руки дрожали, она спрятала их под рукава толстовки. В голове мелькнула мысль:
«Я всё ещё могу петь. И этого достаточно».
Мэгги закрыла за собой дверь и присела рядом.
— Ты дрожишь, — спокойно сказала она.
— В последнее всегда так, — хрипло ответила Эвелин. — Только теперь это не страх. Это память... боль, которую я ношу с собой.
Мэгги достала контейнер с таблетками:
— На всякий случай, — тихо сказала она.
Эвелина взяла одну и проглотила почти всухую.
— Иногда без них мне кажется, что я снова утону, — призналась она. — Но с ними чувствую себя... чужой.
— Ты не чужая, — спокойно ответила Мэгги. — Просто восстанавливаешься. Это не приговор. Она сжала ее плечо и поднявшись вышла с кабинки кивая звукорежисеру.
День превратился в череду дублей, повторов, коротких глотков воды. Каждый раз, снимая наушники, Эвелина ловила себя на мысли:
«Петь о том, что чувствуешь тяжелее, чем жить с этой болью».
В середине дня она начала тихо напевать новый куплет, словно разговаривая сама с собой:
«Я иду сквозь шепоты пустых улиц,
Где твой смех был эхом моего мира,
Я держу твоё сияние в сердце,
И оно ведёт меня даже в темноте...»
Голос стал мягче, глубже, с тихой дрожью, как будто песня сама по себе несла отголоски утраты, без слов, которые могли бы раскрыть секрет.
К вечеру студия пахла кофе и перегретыми проводами. Мэгги принесла контейнер с едой, но Эвелина лишь прикоснулась к вилке.
— Ты должна поесть, — напомнила Мэгги.
— Позже, — ответила Эвелина, снова садясь к микрофону. — Пока музыка звучит, я мне ничего не нужно.
В голосе не было капли кокетства — только усталость и упрямство человека, который боится остаться один на один со своей тишиной. Мэгги посмотрела на контейнер и вздохнув забрала его.
Сняв наушники, Эвелина откинулась на спинку кресла. Лампы мягко освещали студию, а за стеклом мерцали огни ночного города. Она смотрела на них, пытаясь уловить что-то знакомое и далёкое.
Каждая вспышка света напоминала о прошлом — о потерях, о том, что два года назад казалось концом. И одновременно — о том, что она всё ещё здесь, с голосом, который никто не смог отнять.
