Путь К Мечте

Неделя спустя.

Всего неделя прошла с тех пор, как Минхо и Джисон соединили свои жизни невидимой нитью, сотканной из нежности и любви. За это короткое время они будто бы срослись воедино, став неразлучными, словно отражения в зеркале. Прежде, когда искры споров нет-нет да и проскакивали между ними, теперь и следа от них не осталось. Казалось, они намеренно избегали малейшей тени раздора, стремясь раствориться друг в друге без остатка.

Разумеется, такая метаморфоза не ускользнула от внимательных глаз друзей. Радуясь за новоиспечённую пару, они старались сдерживать удивление, когда становились невольными свидетелями их нежных объятий и украдкой поцелуев. Минхо и Джисон, опьянённые собственной близостью, казалось, совсем позабыли о существовании окружающего мира, видя лишь друг друга в калейдоскопе чувств и эмоций. Мир для них сузился до размеров объятий, а вселенная уместилась в глазах напротив.

И вот, когда Джисон купался в лучах своего счастья, стремясь каждую секунду проводить рядом с Минхо, боясь даже кратковременной разлуки, Минхо задумал нечто особенное – сюрприз, который должен был навсегда запечатлеться в сердце его возлюбленного. В помощники он призвал Хёнджина и Феликса. Феликсу предстояло отвлечь Джисона, развеять любые его подозрения, словно опытному иллюзионисту, скрывающему суть фокуса. Хёнджин же должен был стать правой рукой Минхо в создании волшебной атмосферы, украшая их мир для двоих. Ирония судьбы заключалась в том, что с тех пор, как Хёнджин и Феликс стали соучастниками тайного плана Минхо, их собственным романтическим свиданиям пришёл конец. Минхо, одержимый сохранением секретности, установил строжайший запрет на их уединение, опасаясь, что случайная обмолвка разрушит тщательно выстраиваемый сюрприз. Любое их приближение друг к другу, в пределах слышимости Джисона, было категорически запрещено, чтобы ни единое слово не выдало секрет раньше времени.

Хёнджин и Феликс, разумеется, были далеки от восторга. Но они смиренно терпели, принося свою неприязнь в жертву грандиозному плану Минхо, мечтая о скорых днях, когда ничто не омрачит их совместного счастья. Всё то время, пока Минхо колдовал над сюрпризом, он ступал по тонкому льду, стараясь не выдать себя ни единым неловким жестом, ни единым двусмысленным взглядом, дабы не пробудить в Джисоне ни малейшего подозрения. И, надо отдать ему должное, Минхо с дьявольским упорством держал маску безразличия, погружая Джисона всё глубже в блаженное неведение, в котором тот и понятия не имел о готовящемся для него волшебстве.

Сынмин, с облегчением завершив совместное задание с назойливой девушкой вскоре после того, как Минхо и Джисон начали свои отношения, думал, что обрёл свободу. Но его надежды не оправдались. Девушка, словно тень, преследовала его, настойчиво пытаясь вытянуть на свидание. Каждая её попытка разбивалась о неприступную стену его отказов. Порой казалось, что сам Чонин, словно ангел-хранитель, возникал из ниоткуда, ловко разрушая её коварные планы. Но девушка, одержимая своей целью, не сдавалась, продолжая свою неутомимую погоню за Сынмином, осыпая его приглашениями, словно осенними листьями.

С тех пор как Минхо и Джисон сплели свои судьбы воедино, Чонин словно прозрел, осознав глубину собственных чувств. Он больше не мог отрицать очевидного: Сынмин завладел его сердцем, и Чонин был готов сражаться за него до последнего вздоха. Поэтому назойливое внимание одной особы к Сынмину вызывало у него бурю негодования. Однако сердце тут же наполнялось ликованием, когда Сынмин, не дрогнув, отвергал её приглашения на свидание. Чонин был готов стать тенью Сынмина, неотступно следуя за ним, лишь бы не допустить роковой встречи, способной разрушить его мечты.

И вот, в один из тех ничем не примечательных дней, когда серые будни текли своим чередом, Сынмин неспешно брёл по коридору школы. Внезапно перед ним словно из ниоткуда выросла девушка. Её лицо, до этого момента скрытое в тени, озарилось внезапной улыбкой, и, глядя на Сынмина, она пролепетала с дрожью в голосе:

– Сынмин, привет… Я надеюсь, ты сегодня свободен… И, может быть… ты согласишься пойти со мной на свидание?

Сынмин, застигнутый врасплох, замер на месте. Услышав её вопрос, он лишь закатил глаза. Словно заезженная пластинка, в его голосе прозвучало ледяное безразличие:

– Я устал повторять это, но, видимо, придётся. Я не пойду с тобой на свидание. Оставь свои попытки и поищи кого-нибудь другого.

С этими словами Сынмин продолжил свой путь, ощущая, как её взгляд прожигает ему спину. Он знал, что она снова будет провожать его взглядом полным надежды и разочарования.

***

Перемена гудела жизнью: одни ученики терялись в лабиринтах коридоров, другие искали уединения в тиши библиотечных залов. Но в одном из классов, словно в маленьком личном мирке, Джисон, удобно устроившись на коленях Минхо, тонул в поцелуе. Каждый вдох, каждое касание – признание в любви, пылающее страстью. Минхо отвечал ему с такой же жадностью, крепко обнимая за талию, словно боясь отпустить. Казалось, время остановилось, и они могли бы остаться так навечно, сплетенные в объятиях. Но неумолимая потребность в воздухе заставила их неохотно разорвать этот сладкий плен.

Минхо отстранился лишь на мгновение, чтобы тут же, словно обезумевший от желания, припасть губами к шее Джисона. Поцелуи сменялись нежными укусами, от которых по коже разливалось тепло, а после Минхо бережно зализывал следы, словно унимая боль, превращая её в сладкую истому. Джисон тонул в этом потоке ощущений, позволяя себе тихие, сдавленные стоны, вырывавшиеся из груди. Ему было плевать, если кто-то станет свидетелем их тайного танца. Руки Джисона, обвившиеся вокруг плеч Минхо, крепче сжали его, и с закрытыми глазами он отдавался этому опьяняющему блаженству, каждой клеточкой тела чувствуя любовь и страсть своего парня.

Минуты тянулись к спасительному звонку, а класс ещё не наполнился гамом учеников. Минхо пришлось оторваться от шеи Джисона, словно от живительного источника, ведь он прекрасно понимал: ещё немного, и о их тайне узнают любопытные взгляды. С тяжким вздохом, преодолевая себя, он уткнулся лицом в мягкую ткань его футболки. Джисон в ответ, словно наверстывая упущенное, зарылся носом в шелковистые волосы Минхо, нежно поглаживая его по затылку. От этого ласкового жеста по телу Минхо разлилась теплая волна, и он, зардевшись от удовольствия, крепче прижался к любимому.

А затем, утопая в неге от прикосновений любимого, Минхо прошептал:

– Как же не хочется разрывать наши объятия, даже зная, что нас могут застукать остальные, – и, словно боясь потерять эту близость, крепче сжал футболку Джисона на его спине.

– Мне тоже, – выдохнул Джисон, прижимаясь губами ко лбу возлюбленного. – Хочется просто вот так сидеть с тобой, и пусть весь мир подождёт.

От этого поцелуя Минхо расцвёл улыбкой, словно подснежник под весенним солнцем, и пробормотал:

– Не хочу, чтобы урок начинался… Хочу и дальше вот так с тобой, – в голосе его звучала детская непосредственность.

– Я тоже не хочу, но, увы, нам придётся расцепить объятия и вернуться к реальности, – вздохнул с грустью Джисон.

Не успел Джисон договорить, как заливистый школьный звонок возвестил о начале урока. С неохотой покинув уютное убежище на коленях своего парня, он пересел на жесткий стул. В класс, словно потревоженный муравейник, потянулись ученики, занимая свои места.

***

Звонок с урока прозвенел, и Феликс, ощущая предательское давление в животе, сорвался с места. Он почти бежал в туалет, где наконец-то смог облегчиться. Умывая руки, он погрузился в свои мысли, собираясь уже выйти в коридор, когда его вдруг грубо оттащили от раковины и прижали спиной к холодной плитке стены.

От неожиданности Феликс сначала напрягся, но, уловив знакомый аромат парфюма, мгновенно расслабился. Встретившись взглядом с тем, кто его прижал, он прошептал с нежной усмешкой:

– Уже соскучился?

– Ты даже представить себе не можешь, насколько, – прорычал Хёнджин, его голос звучал хрипло и голодно. – Я умираю, как хочу тебя поцеловать.

– Правда? И чего же ты ждёшь? Или хочешь, чтобы Минхо заявился сюда и нам снова пришлось играть в недотрог? – поддразнил Феликс.

– Ненавижу держать с тобой эту чёртову дистанцию, когда я могу утопить тебя в своих поцелуях и кричать о своей любви всему миру, – прошипел Хёнджин, обжигая Феликса своим взглядом.

Феликс улыбнулся, и, обвив руками шею Хёнджина, притянул его ближе. Его дыхание опалило губы парня, когда он прошептал:

– Тогда не сдерживайся. Покажи мне, как сильно ты скучал. – Он дерзко лизнул нижнюю губу Хёнджина.

Сорвавшись с цепи, Хёнджин набросился на Феликса с жадным, страстным поцелуем. Феликс ответил мгновенно, прижимаясь к нему всем телом. Руки Хёнджина крепко обхватили его талию, углубляя поцелуй, словно стремясь раствориться друг в друге.

Их поцелуй был словно первый вдох после долгого погружения, пьянящий и живительный. Они отдавались друг другу с такой чувственной жадностью, словно боялись, что этот миг ускользнёт, растворится в будничной серости. Возвращаться в класс, к притворству и сдержанности, казалось невыносимой пыткой. Хотелось замереть здесь, вдвоём, сплетясь в единое целое, где не существовало ни запретов, ни посторонних взглядов. Здесь, в этом укромном уголке, они могли быть собой, не скрывая трепетных чувств, что так долго томились в заточении. Забыв обо всём, даже о предостережении Минхо, они жадно ловили каждый миг свободы, каждую искру близости, словно наверстывая упущенное время.

Когда воздух в легких иссяк, им пришлось, с тяжелым вздохом, разорвать поцелуй. Но вместо того, чтобы отстраниться, они ещё крепче прижались друг к другу, словно ища защиты от той реальности, где из-за сюрприза Минхо им приходилось играть в равнодушие.

– Не хочу обратно, в этот класс, где каждый мой жест контролируется. Я так устал держать дистанцию, Феликс… Кажется, ещё немного, и я начну крушить всё вокруг от невозможности просто быть рядом с тобой, – прошептал Хёнджин, и в голосе его звучала неприкрытая тоска.

– Я понимаю, Джинни… Мне тоже тебя не хватает. Я тоже больше не могу притворяться, – ответил Феликс, вкладывая в каждое слово всю глубину своего сочувствия и любви.

– Скорей бы Минхо раскрыл Джисону свой сюрприз, – пробормотал Хёнджин с тоской, – тогда, может, мы перестанем вздрагивать от каждой тени, зная, что Джисон может появиться в любой момент.

– О да, – вздохнул Феликс, прижимаясь к Хёнджину, – я уже изнемогаю от необходимости постоянно отвлекать его, когда всё, чего я хочу, – это побыть с тобой наедине.

Их объятия длились бы, казалось, целую вечность, если бы не настойчивый зов школьного расписания. С тяжёлым, словно пред разлукой, вздохом, они вышли из укромного убежища туалета, унося с собой тепло прикосновений и направляясь навстречу гулу и суете учебных коридоров.

***

Миновала череда уроков, оставляя за собой шлейф исписанных тетрадей и усталых вздохов. День клонился к закату, но школьная жизнь ещё бурлила: одни ученики тонули в тишине библиотеки, другие растворялись в гуле коридоров. В этот час Сынмин, измотанный учебой, безмятежно спал, уронив голову на парту. Сон сковал его сознание настолько крепко, что он не заметил, как скрипнула дверь и в класс  вошёл незнакомец. Его взгляд сразу же упал на спящего парня. Решив не тревожить его покой, но предчувствуя опасность подобной беспечности, он приблизился к парте и, бесшумно придвинув стул, сел рядом. Незнакомец нежно погладил Сынмина по голове. Во сне губы парня расплылись в блаженной улыбке, и он, словно котёнок, доверчиво прильнул щекой к ласковой руке, не ведая, кто дарит ему это тепло.

Время текло медленно, пока незнакомец оберегал хрупкий сон Сынмина. Легкое шевеление пробежало по телу юноши, предвещая пробуждение. Не до конца уверенный, но воодушевленный этой надеждой, незнакомец осторожно отнял руку от его волос, намереваясь подняться. Но что-то властно удерживало его на месте. В замешательстве он оглянулся в поисках причины, и взгляд его упал на руку Сынмина, крепко сжимавшую его собственную.

Понимая, что не сможет освободиться незаметно, незнакомец замер, ожидая, когда Сынмин сам разомкнет пальцы. Но Сынмин словно и не думал отпускать. Находясь в плену полусонного забытья, он вдруг потянул незнакомца за собой, заставляя того потерять равновесие. И прежде чем тот успел опомниться, Сынмин, словно невесомое облако, навалился на него всем телом, устраиваясь поудобнее на нём прямо на двух сдвинутых стульях.

Парализованный ужасом от выходок Сынмина, Чонин боялся даже пошевелиться, не то что издать хоть звук, опасаясь разбудить задремавшего Кима. Сынмин же, безмятежно устроившись на Чонине, обвивал его талию руками, продолжая видеть сны. Время тянулось мучительно, тело Чонина немело от жестких стульев, пока внезапно Сынмин не распахнул глаза и не приблизился к его лицу. Казалось, пробуждение близко, но истина оказалась иной. Прошептав имя «Чонин», он нежно коснулся его губ поцелуем, повергнув и без того ошеломленного Чонина в состояние полного ступора.

Вкус губ Сынмина, обжигающий и неожиданный, словно искра, парализовал Чонина. Его разум отказывался верить в реальность происходящего, в то, что Сынмин, сам Сынмин, коснулся его губ. Он боялся ответить, словно хрупкое видение могло рассыпаться от одного неверного движения, боялся, что Сынмин очнётся и, осознав содеянное, отпрянет с отвращением. Но время неумолимо, и оглушительный звонок разорвал тишину, вырывая Сынмина из плена сна. Поцелуй оборвался. Сынмин, соскользнув с Чонина, потянулся, разминая затекшее тело. Чонин же, обретя свободу, словно очнувшись от оцепенения, поспешно занял свое место за партой. И в тот же миг класс наполнился шумом и голосами учеников, не подозревающих о тайне, что только что расцвела в этом тихом уголке.

***

Как только прозвенел последний звонок, ученики ринулись из школы, словно стая птиц, выпущенных из клетки. Минхо же, подгоняемый предвкушением, сгорал от нетерпения показать завтра Джисону свой сюрприз. Поэтому он спешил к дому любимого, желая наверстать упущенное время. В последнее время подготовка к сюрпризу отнимала у него драгоценные минуты, которые он мог бы провести с Джисоном. Хану не нравилось, когда Минхо бесследно исчезал, но в эти моменты Феликс приходил на помощь, скрашивая одиночество Джисона. И вот теперь, когда Минхо уже направлялся к дому Хана, Феликс, воспользовавшись моментом, увёл Хёнджина к себе, надеясь наконец-то побыть наедине со своим парнем, пока никто другой не помешал их уединению. Чонин же, всё ещё ошеломленный дерзким поступком Сынмина в классе, был уверен, что тот, скорее всего, не осознает до конца, что между ними произошёл поцелуй.

Но воспоминание о том, как Сынмин, перед тем как коснуться его губ, прошептал его имя, заставляло сердце Чонина трепетать надеждой. Неужели это не просто случайность? Сонный поцелуй, пусть и мимолетный, посеял в душе ростки уверенности: а вдруг его чувства взаимны? Вдруг, открывшись Сынмину, он не встретит отторжения, а найдёт долгожданный отклик? От этих мыслей Чонин словно обрёл крылья, готовый сию же минуту выплеснуть всё, что накопилось в сердце. И он бы сделал это, не задумываясь, если бы в сознание не вторгся образ назойливой девушки, словно тень преследующей Сынмина. При мысли о ней, пальцы Чонина невольно сжались в кулаки. "Нет, – решил он, – я признаюсь. Но только тогда, когда эта соперница исчезнет с горизонта, когда её призрак перестанет омрачать его мир со Сынмином."

Приняв решение, Чонин почти бегом устремился домой, туда, где в тишине его комнаты, словно алхимик, он сможет выковать план избавления. План, что вычеркнет дерзкую выскочку из жизни Сынмина, освобождая путь для его, Чонина, робкого признания, созревавшего в глубине сердца.