ALTERA

Полагаю, имеет место разворошить осиное гнездо, самым варварским образом, и коснуться актуальной и злободневной темы цензуры, чья история корнями уходит в древность.
Ещё Платон в Афинах ратовал за изгнание поэтов как возмутителей спокойствия, наводящих безнравственную смуту в рядах общества.
Древнеримский поэт Овидий был выслан из Рима в далёкую провинцию из-за несоответствия пропагандируемых им идеалов любви официальной политике.
Аристотель, считая, что искусство не безразлично к морали, политике, к вопросу роста личности, тоже выступал за использование искусства в качестве элемента воспитания; считал необходимым соблюдать строгий контроль за художественной деятельностью. Считал цензуру необходимой.

А ведь, что это такое?

Цензу́ра (лат. censura — «строгое суждение, суровый разбор, взыскательная критика») — система государственного надзора за содержанием и распространением информации, печатной продукции, музыкальных и сценических произведений, произведений изобразительного искусства, кино и фото произведений, передач радио и телевидения, веб-сайтов и порталов, в некоторых случаях также частной переписки, с целью ограничения либо недопущения распространения идей и сведений, признаваемых властями нежелательными.

Цензурой называются также органы светской или духовной властей, осуществляющие такой контроль.

Официально, цензура была предана анафеме в Англии в 1794 году, а во Франции в 1830. И первые судебные процессы в Англии против издателей не были связаны с публикациями порнографической литературы, нет. «Под суд» попала социальная проза французских писателей Золя, Флобера, Бурже и Мопассана. Британский издатель Генри Визеттели был дважды осужден за публикацию английского перевода романа Эмиля Золя и в семидесятилетнем возрасте оказался в тюрьме.

В России цензура появилась только в начале восемнадцатого века. Правда, запрет на чтение некоторых книг был начиная с Крещения Руси: первый сохранившийся «Список отречённых книг» датируется 1073 годом.

Вопросы цензуры актуальны и по сей день. Сегодня с цензурой, как и за неё, борется немало международных организаций не находя компромиссов. На самом деле, в России, большенство «за». Реально большенство.
А я, пожалуй, из тех самых пяти процентов россиян, которые против цензуры. Я против цензуры тоталитарной, но я за самоцензуру. Да, я чёрт возьми, не всегда подбираю выражения, могу сказать прямо, сдобрив крепким словцом, не особо-то задумываясь об оскорблении кого-либо. Просто это кощунственно говорить о вещах, не показывая их. Но! Я заблаговременно предупреждаю обо всём этом, дабы избежать разочарований, и читателя, и, как следствие, собственных. Это вовсе не значит, что я в бешеном восторге от всеобщего конформизма, просто я подхожу к вопросу сознательно, только-то и всего. Я не против возрастных ограничений. Рейтинг, это своего рода сигнальный маячок, сообщающий о том, что уму незрелому, тот или иной опус навряд ли пойдёт на пользу. Схема до глупого проста. Есть маячок — нет проблем. А вот то, что читают дети — проблемы их родителей, а вовсе ни издателей, и уж тем более ни авторов. Но маячок нужен, я считаю. В конце концов, если какая-нибудь двенадцатилетняя девочка прочтёт любой из трудов мсье Гийота, к примеру... а она его не прочтёт, ибо поймёт ровно ничерта, и с первой же страницы бросит это дело. Но если вдруг такое случится, последствия непредсказуемы, и едва ли в хорошем смысле. Как минимум, не по возрасту такого рода чтиво. Но проблема не только в рейтинге — это лишь вершина айсберга.

Зачем властям некогда было вводить всех в заблуждение, и усердно пытаться напустить пыли в глаза, уверяя что Слово свободно?
Вам вообще известно, что цензура в России официально запрещена?
И это не шутка.
Россия ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав и основных свобод человека ещё в 1998 году, закрепляя, статьёй десятой, свободу слова.

Статья 29 Конституции РФ гарантирует каждому свободу мысли и слова, право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом; гарантируется свобода массовой информации; цензура запрещается.

Статья 3 Закона РФ «О средствах массовой информации» говорит о недопустимости цензуры.
За её введение предусмотрена уголовная ответственность.
Разрешена цензура лишь при военном или чрезвычайном положении.

Цензурой в СМИ считается требование со стороны власти или общественных объединений предварительного согласования материала. Запрет на публикацию также квалифицируется как цензура.

По форме цензуры нет, но по факту она есть. Только называется иначе: редактирование, модерирование и тому подобное; отказ в публикации разоблачающего материала теперь называется «редакционная политика».
«Вырезать нельзя оставить» – простая формула цензурирования.
По форме — Слово свободно.
По факту — нет.
Такая латентная цензура.

Никого, случайно, не преследует ощущение, словно вас постоянно пытаются заткнуть?
Я вот сравнительно недавно прочувствовала некую степень актуального на сегодняшний день вопроса. Чёрт с ним, что Проза.ру меня «запикивает». На полном серьёзе, с бравурной дотошностью «звездит» мои тексты в перчённых словообразованиях. Невзирая на рейтинг 18+, как самого сайта, так и моих каракуль, при том что я не игнорирую некоторых нововведений. Хотя, уже не ново, ведь три года, как вступили в силу поправки в законе «О государственном языке Российской Федерации», которые запрещают использование ненормативной лексики в теле- и радиоэфире, в кинопрокате и при публичном исполнении произведений искусства. И на обложках книг и упаковках носителей, попадающих под эти поправки, должна красоваться специальная пометка «содержит нецензурную брань».

«Мы живем в стране, в которой постоянно что-то запрещают, — говорил по этому поведу историк и писатель Лев Лурье. – Этот запрет ни на что не повлияет, его вообще не стоило вводить. Это то же самое, что запретить ковыряться в носу».

В свою очередь, художник Дмитрий Шагин был уверен, что в нашей стране запреты в принципе не действуют. «Проходит время, и все становится по-старому. А этот запрет, видимо, очередная попытка продемонстрировать бурную деятельность», — считал Шагин,
при том, что сам он против ненормативной лексики, «Но как можно запретить человеку говорить, как ему нравится? Тем более, запретный плод сладок», — заметил художник.

Но, если отвлечься от морально-этической стороны вопроса, то можно увидеть иные возникшие трудности. «Главное — это необходимость получать прокатные удостоверения для публичного показа фильмов. И неважно, что это у вас — снятый на телефон ролик, фестиваль студенческого кино или что еще. Без прокатного удостоверения публично демонстрировать нельзя. При этом, замечу, по-прежнему можно демонстрировать что угодно кому угодно в интернете. Поэтому выглядит закон, мягко говоря, странно», — считал переводчик Дмитрий Пучков, известный также как Гоблин.

Он также отметил, что в переводах для дубляжа нецензурной лексики никогда не было и нет. «Ну, а решать за взрослых людей, что и как они должны смотреть в кино за собственные деньги — это, безусловно, мощнейший шаг».

По его мнению, вместо введения запрета на мат следовало вводить возрастные рейтинги, или показывать фильмы, в которых содержится нецензурная брань, только на вечерних сеансах. «А рассказы про "нравственность"... В общем, очередная победа над здравым смыслом», — резюмировал переводчик в ушедшем 2014.

Словом, чёрт с ней с бранью, бомбанула меня, ситуация на СИ. У меня тупо исчезли работы с пометкой 18+ и прочими сопутствующими предупреждениями. Внимание! Доступ к разделу имеют лишь двое: я и модератор. Совпадение? Не думаю. 

Ощущение, полностью такое, словно мне пытаются заткнуть рот.

А сейчас на мгновение прикиньте себе. Серьёзно, вы как себе представляете творения Уэлша, Буковски, Ерофеева, Афанасьева, или что-то из Маяковского и Есенина, пестрящие звёздочками или пометками, заместо хлёсткого авторского слова, [нецензурная лексика]. Да-да, я встречала и такие перлы. Только вот, современная литература в принципе представляет собой весьма противоречивое и неоднородное явление, и имеет тенденцию расширения области дозволенного и легитимного.
То есть, Русский народ, в глобальном смысле, только-только получил вольную на Слово, вместе с тем, возможность говорить откровенно, смело говорить, видя бескрайние перспективы чего-то нового, свежего, незатасканного.  
И тут происходит, буквально следующее. Некий совет сильных мира сего, решил, что в настоящее время, в связи с «абсолютной» свободой слова и неконтролируемым потоком информации в обществе наблюдается некоторый упадок нравственности... мол, народ интеллектуально и морально обмельчал. И вопрос восстановления цензуры встал ребром. Конкретно, вопрос о восстановлении цензуры как формы государственного управления, регулирующей и отсеивающей информацию, доводимую до потребителя.

Здравствуй, распавшийся союз!
Здравствуй, самиздат, подпольная творческая деятельность и плоды её из-под полы!  Давно не виделись, правда?
Мол, что? – выпизделись, товарищи? – пора и честь знать, всё, прилавок пуст, лавочка закрыта! – правды больше нет! - расходимся, товарищи, расходимся!

Свобода слова?
Я не удивлюсь если в скором будущем нас всех повяжут контрибуцией за это самое Слово.
Свобода слова — натуральный наёб. Прикормка консервативных демократов, под идеологическим лозунгом:
центризм,
консерватизм,
этатизм.
Свобода воли, свобода мысли, свобода, но не слова, ибо на деле же латентная цензура охватывая все направления культуры, запускает длани во все творческие сферы: литература, музыка, кино, театр и всё, всё, всё.
Чувство, что ещё немного и ситуация воротится на уровень начала тридцатых годов, когда цензура запрещала упоминания о голоде, о стихийных бедствиях и даже о плохой погоде. Так что не далёк тот час, когда цензурному запрету подвергнутся не только любые произведения «репрессированных» авторов, но даже упоминания о них.

И это касается не только каких-то там пресловутых матерков. Существует весьма обширный список, как тем запрещённых законодательством, так и тем запретных, вроде как, по умолчанию.

Оскорбление чувств верующих. Подсудное дело.
Вашу мать, а почему тогда нет закона защищающего чувства атеистов?
Типа религия — это гуд.
А реальность — не гуд.
Так выходит?
Знаваете ли, крестовые походы, святая инквизиция и джихад, наворотили дерьма посерьёзнее, чем авторы провокационных и скандальных произведений. Я не просто так между прочим тут разглагольствую и хулю систему по чём свет зря. К примеру в 1988 году британский писатель индийского происхождения Салман Рушди опубликовал книгу «Сатанинские стихи». Исламские организации сочли её богохульной и кощунственной. В 1989 году духовный лидер Ирана аятолла Хомейни приговорил писателя к смерти и призвал мусульман всего мира исполнить эту фетву. Смертный приговор за литературное произведение. То есть, стихи — нельзя, а убивать — пожалуйста. Это нормально. Вот и какого, спрашивается, хуя?
И я, естественно, знаю, что нарушаю закон прямо сейчас. Оскорбление чувств верующих. Да, я в курсе.

Призыв к свержению государственного конституционного строя.
Разжигание ненависти по национальному признаку.
Подстрекательства к терроризму. При том, что всегда можно найти экстремизм даже там, где его нет.
Было бы желание.
Пропаганда наркотиков, гомосексуализма, порнографии. Однако, почему бы не обнаружить порнографию в «постельной сцене», а пропаганду гомосексуализма в мужской дружбе? Найти чёрную кошку в тёмной комнате. А паркуа бы не па, собственно?

В общем, в цене как всегда политкорректность и толерантность. И общественное спокойствие. Все же такие, мать их, Роберты Бардо, между строк читающие команду «фас!» (нет)

Непростой вопрос, эта цензура, на самом-то деле. Выбор между собой и общепринятыми канонами. Между собой и конформистской парадигмой. Между творческим началом и общепринятой моралью. Между правдой и законом. И речь не только о маргинальной составляющей литературы, не только о контркультуре. К примеру, Набоков, говоря о цензуре, запретных словах, темах, книгах и вкладе искусства в жизнь общества, придерживался позиции, что произведение искусства ровным счетом никакого значения для общества не имеет. Оно значимо только для отдельного человека, и только отдельный читатель значим для автора. Набоков прямо заявлял, что ему наплевать на группы, сообщества, массы, и тому подобное. Впрочем, ему не было дела и до лозунга «искусство ради искусства» — потому что, к сожалению, такие его проповедники, как, скажем, Оскар Уайльд и разного рода изысканные поэты, были на деле отъявленными моралистами и дидактиками. И какие вообще могут быть сомнения в том, что литературное произведение защищено от плесени и ржавчины не его значением для общества, а уровнем искусства в нем, и только искусства.
Но казалось бы, шедевр мировой классики «Убить пересмешника» писательницы Харпер Ли, и тот цензура не обошла.
Цензура отказывалась опубликовать роман «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, который впоследствии получил Нобелевскую премию.
Иосифа Бродского советские власти называли «подонком», а после вручения ему Нобелевской премии по литературе стали называть гением.
«Улисс» Джеймса Джойса навёл шороху в 1920 году, когда против американского журнала искусств Little Review, который, выпустил-таки двадцать три номера с фрагментами «Улисса»,  было возбуждено дело по обвинению в порнографии и «излишней натуралистичности». «Вопиющая непристойность» до кучи обвинили еще и в неуважении к английской монархии. Тем не менее, судебный скандал вокруг публикации сработал по принципу чёрного пиара.

Джером Сэлинджер и его «Над пропастью во ржи»  – это вообще отдельная история. Откровение шестнадцатилетнего Холдена Колфилда носило почетное звание самой запрещаемой книги в американских школах с 1961 по 1982 годы. Чего только не усматривали в романе Сэлинджера — призыв молодежи к бунту и анархии, слишком грубый язык, который русский читатель едва ли может оценить в лаконичном переводе, а также пропаганду пьянства и разврата. Книгу, содержащую вот этот так называемый «срам», до сих пор периодически пытаются вычеркнуть из школьной программы в штатах. Но дело не только в детской непосредственности Холдена, приправленное перчённым лексиконом. Скандальной репутации книги немало поспособствовали и ее прославленные поклонники. Конкретно: совершивший покушение на Рейгана, маньяк Роберт Джон Бардо и убивший Джона Леннона, Марк Чапмэн. Последний, вообще, заявил в суде, что приказ выстрелить в «битла» был зашифрован в тексте книги.
И, едва совершив пять выстрелов, Чапмэн уселся под уличным фонарем читать «Над пропастью во ржи». Так он, кстати, и скоротал время до приезда полиции.

Роман Ирвина Уэлша «На игле», просто напросто запрещен в России, якобы, за пропаганду наркотиков. Якобы.

Лермонтова за его стих «Смерть поэта» сослали на Кавказ.
У Достоевского были рамсы с цензурой из-за «монастырских» эпизодов в романе «Братья Карамазовы».
Святейший Синод отлучил Льва Толстого от церкви за его вольнодумство.
Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» описывая злоключения мастера с цензурой, описал свои.

И таких примеров тьма тараканья! Я это, собственно, к чему всё.

Кардинально противоположные мнения в отношении цензуры начали открыто высказываться аж с эпохи Просвещения. Противоборство по этому вопросу наблюдается и в немецкой классической философии: Кант стоял на позиции свободы выражения личного мнения, а Гегель считал, что эта свобода должна регулироваться законом.

Но вот ведь в чём загвоздка.
Государство внедряет различные формы цензуры, как правило, мотивируя подобные меры соображениями государственной безопасности; мотивирует решения необходимостью борьбы с проявлениями экстремизма, распространением вредоносных идей; мотивирует противодействием моральному разложению общества.

Вот только цензура в действительности не решает социальных проблем, а лишь помогает замалчивать их существование.

И не являются ли агитации о введении цензуры признаком бессилия государственных и общественных организаций в решении разномастных социальных проблем? Ведь, например, призывы религиозной сферы о введении в России «морально-нравственной цензуры», дабы не допускать падения морального духа нации, в действительности отражают самую натуральную беспомощность — религия просто не в силах как-то повлиять на моральный климат в обществе.
Можно конечно взять и ввести цензуру. Можно вообще швырнуть любую видимость Свободы Слова в каталажку, и цензуру сделать обязательной, как военный призыв. Но тогда не стоит ждать новаторств. Поскольку инновации зарождаются в свободомыслии. Принудительное творчество невозможно.

С вами была Нита Дэнфорт.
Удач!