ALTERA

*Статья может содержать нецензурные выражения, идиотские словообразования и непонятные метафоры.

Доброго всем времени суток!
Хотя, зимние времена, всё же зябкие, и по душе далеко не всем. Меня так грязная белизна вокруг чертовски угнетает, и хочется сныкаться куда потеплее, да потемнее, желательно с чем-нибудь согревающим. Речь о чае, конечно же. Конечно. В общем, у каждого своя зона комфорта, ничего не поделать. Потому без лишних прелюдий, предлагаю, отбросив штампы и предрассудки, втюханые системой, мыслить абстрактнее и шире — вообразить тёмный уголок моего сознания, дабы следуя за словом глаголящего, пуститься в странствие по тёмной стороне литературы. Стороне, с целым пантеоном пращуров и последователей маргинального культа.

Вообще список писарей альтернативных, в самом деле, огромен и, к тому же, весьма спорен. Дабы не разбивать эфир, перечень приведу под статьёй, кому интересно подробнее — загляните.

Кажется, там все в куче: маргиналы-авторы и авторы маргинальных произведений. А это не всегда одно и то же. К тому же классики одного времени — это маргиналы другого, и данный список можно расширять до бесконечности: Платон, Сафо, Пушкин, Барков, Клюев, Гиппиус, Паунд, Каммингс, Элиот, Джойс...
О ком, и о чём спорить? И, главное, зачем?
Кто-то скажет, например: "сорокин-ерофеев-пригов — это мэйнстрим, а никакие не маргиналы". Кто-то другой с этим не согласится.
На самом деле тут список может быть расширен: Джойс, Пруст, Арто... Шекспира можно добавить в этот список, Софокла, Еврипида...
Софокла то за что?
А как же царь Эдип? Убил отца и женился на своей матери...

Тут, в первую очередь, стоит выяснить кто же вообще такие маргиналы.

Маргина́л, (от лат. margo — край) — человек, находящийся на границе различных социальных групп, систем, культур и испытывающий влияние их противоречащих друг другу норм и ценностей.
Такие произведения в основном имеют родственную характеристику:
• Табуированные темы: секс, насилие, безумие, запрещённое.
• Метод письма: поток сознания, модерн, нарезка, экспериментальный.
• Подача материала: провокация, постмодернизм, аллюзии, циничность.
• Доступность: редкое, запрещённое, сложное, интеллектуальное.
• Аудитория: неформалы, маргиналы, эстеты, филологи, литературоведы.

По идее сейчас любого малочитаемого автора интеллектуала можно отнести к маргинальной прозе: Леонид Липавский, Роберт Вальзер, Уильям Гэсс, Рабиндранат Тагор, Джон Дос Пассос, Уильям Фолкнер и так далее. До бесконечности. Конкретно, современная маргинальная литература, в сухом остатке, имеет две ветви:

• Шокирующая: Габриэль Витткоп, Пьер Гийота (о нём я как-нибудь поговорю отдельно), Жорж Батай, Селин и многие другие.
• Элитарная литература, высокохудожественная проза: Гюстав Флобер, Герман Мелвилл, Гилберт Кейт Честертон, Рабиндранат Тагор, прочие символисты, авангардисты, модернисты, постмодернисты, интеллектуальные прозаики.

Страшна вовсе не обширность и разношёрстность списка. Современное общество заменило философскую и интеллектуальную прозу псевдоинтллектуальной Коэльо, Перес-Реверте; психологическую с примесью философии псевдопсихологической Куатье. То есть люди в основном перестают думать. Культура идет на понижение — вот, что страшно.

Так что же есть альтернатива? Ведь определять это явление в литературе как отдельный жанр - ошибочно.
Мыслим шире.
К альтернативе относят: радикальную, нецензурную, сексуальную и прочую «неформальную» сторону литературы. Если говорить про серии издательств, то зачастую вообще непонятно каким хером они подбирали начинку... Там может оказаться и альтернативная история, и киберпанк, и психологические романы. Но если к альтернативе относят литературу «радикальную», то почему они одним кагалом не печатают Бакунина, если «нецензурную» - где Державин, если «сексуальную» - где де Сад и Захер-Мазох. Что же получается, можно сказать, что эти авторы устарели? Серьёзно?
Вообще период конца-начала 19-20 века ознаменовался появлением авторов, поднявших «альтернативность» в литературе на такие высоты, какие и не снились современным «альтернативщиками». Помимо всего прочего альтернативщиков того времени не экранизировали, не нахваливали, не премировали. Их судили, садили в тюрьмы, высылали к чертям собачьим с родин «собольей ловить», или попросту не печатали. А при должном рвении в альтернативу можно записать кого угодно; как гласит рекламный слоган одного из фильмов: «Пирсинг, секс без границ, кастрация. Вещи, сделавшие Шекспира великим». Тут даже Фрейд отдыхает.
Ко всему прочему, любой писатель может назвать свое произведение уникальным в своем жанре и окрестить его альтернативой всем остальным течениям. Что вовсе не делает одолжение действительности, а лишь агитирует ограничить понятие «альтернатива». Что нихуя не представляется возможным.

Сегодня в понятие альтернативы вкладывают несколько иное значение. Проще говоря, альтернатива - это всё, что не мэйнстрим. Но в начале 90-х вообще исчезли границы между контркультурой, элитарной культурой и популярной. Вдобавок к этому в России вообще всё любят упрощать, вот неразбериха и получается. И взору любого обывателя предстаёт картина: есть современная проза, есть проза зарубежная, а есть полка с книгами, которые приличный человек читать не должен - это альтернативная проза. Примерно так.

И естественно, никому ничего так и не удалось определить, это каждый сам для себя определяет изначально. Кто-то видит на полке в библиотеке Берроуза рядом с Донцовой, и делает выводы. А я вот знаю, что в некоторых уголках мира сего он вообще запрещён.
Как быть? Вот, к примеру, рассказ Эдуарда Лимонова «Эксцессы» вполне можно счесть альтернативным опусом. И дело вовсе не в циничном количестве ненормативной лексики и порнографических сцен, а в истории парня (главного героя так и звали - Лимонов, без имени, просто Лимонов, без всяких "Эдиков"; очевидно автор просто записал то, что с ним действительно происходило). Он, как и многие мигранты думал, что найдёт в Америке своё счастье - но дело оказалось даже хуже, чем на родине. Жизнь в США стала для него полным разочарованием. Все его друзья - наркоманы (хотя сам он тоже с удовольствием порется героином), а все самые лучшие женщины Нью-Йорка - проститутки. И вступление раскрывает всю суть повести:
«Влажный, бессмысленный и пустой Нью-Йорк в июле оказался далек от меня, как никогда. В каждый мой приезд мы все более отдаляемся и скоро, может быть, возненавидим друг друга, как часто случается с бывшими страстно
влюбленными».

Можно и более наглядно раскрыть суть: если тот же Булгаков осуждает наркоманию, то альтернативный автор видит в ней спасение, убеждая читателя, что такая жизнь ничем не отличается от жизни офисного клерка - она мерзкая и отвратительна, но альтернативный вариант ничем не лучше. Читая, к примеру, роман Ирвина Уэлша «На игле» человек видит личность, опустившуюся на дно из-за героина, вылечившуюся и вновь опускающуюся туда же из-за своей работы. Разницы нет никакой, те же серые скучные дни от дозы до дозы, от зарплаты до зарплаты, от покупки до покупки. Что подводит к единственному выводу, который некогда весьма точно сформулировал Паланик: «Только потеряв всё - ты можешь стать абсолютно свободным».
И свобода слова, откровение искусства в таких произведениях, чистой воды инфант террибль — «ужасный ребенок». Он, как правило, заполняет собой всё пространство — лестничную площадку, кухню, каждую комнату и всю Вселенную. Он не угомонен, постоянно говорит, плачет, смеётся, кричит. Одновременно задаёт вопросы и крутится наподобие волчка. Что-то откручивает, лезет куда ни поподя, выламывает всё, что только выламывается. Вот с чем сравнимо откровение маргинальной прозы — с бесцеремонным гиперактивным ребёнком. С наглым ребёнком, который не приемлет элементарных основ морали, они ему попусту чужды, а следует своим естественным путём исследования и познания — альтернативным путём.

К слову, я всё чаще в последнее время склоняюсь к выводу, что «альтернатива», как социологический термин — это не андеграунд — антоним мэйнстрима. Альтернатива имеет свои характерные черты, которые слишком размыты, чтобы о них говорить конкретно, как например, о чертах романтизма или реализма. Альтернативный автор сегодня может не только книгу издать, но и узреть воочию экранизацию своего романа. То есть, фактически, быть в мэйнстриме. А может быть известным электорату в составе двадцати человек и публиковаться в Интернете – быть самиздатом, быть андеграундом. И с точки зрения литературной ценности, никакой разницы между ними нет. По большому счёту, даже всё это крайне условно. И даже аудитория писателя, который пишет всё более злые книги, рассчитанные на всё меньший круг читателей, в ответ легко может только рости.

Я чисто для себя выделяю несколько авторов, которых считаю реципиентами маргинальной стороны литературы — авторы, чьи книги раз за разом, не стесняясь, переворачивали мой мир, и потому всем бы посоветовала почитать их труды. Но это реально огромный список и дохерища информации, поэтому для начала отмечу лишь пару, не вдаваясь особо в нюансы биографии.

Чарльз Буковски.
Особенно мне нравятся его рассказы — читаются легко, на одном дыхании, там, в основном, про любовь, бухло, одиночество и сумасшествие. То, что надо, в общем. Поэзия у этого автора тоже имеется, и неформатность стихов очевидна так же, как и то, что рассматривать их, как пресловутый плод жанра — вопиющий кретинизм. Это чертовски интересно, чётко и беспощадно, нужно лишь уметь ловить удачный ракурс, или просто не быть узкомыслящим идиотом. Правда, многое считали его битником. Но сам Буковски не любил, когда читатели считали его таковым. Он открыто говорит об этом в книге «Солнце - это я». Пожалуй, наиболее известен этот писатель по книге «Самая красивая женщина в городе» — это как будто упоротый и съехавший с катушек Сергей Довлатов, с которым он порой ассоциируется. Вкратце, чтиво в духе Буковски — это хроника всевозможных похождений алкоголика 20-го столетия, представленная в откровенно грубой форме. Стиль изложения и большое количество грязных подробностей легко может оттолкнут неискушенного читателя, но если побороть предрассудки и насрать на цензуру, то такое чтиво придется по душе. Хотя, бессоменно найдётся, тот, кто скажет, мол, абсолютно бессмысленное творчество, не приносящие никакого удовольствия, спутанные откровения в обличии альтер-эго писателя, но мне как-то похуй.

Вообще, в поиске альтернативы ещё в минувшем пубертате, доводилось соприкоснуться и с такими авторами бит-поколения, как Берроуз, Керуак и Гинзберг. Прочитала почти всего Берроуза, что есть на русском («Голый Завтрак», «Дикие Мальчики», «Города Красной Ночи» и прочие). В ту пору, просто угорала с его нарезок, на самом-то деле (в хорошем смысле слова).
Джек Керуак «На Дороге» — книга-символ, обозначившая рок-культуру Америки в 50-е. Там Сал Парадайз и Дин Мориарти херачат автостопом в разные штаты. Экранизацию этого произведения начали снимать только 2010 году под чутким шефством Форда Копполы (авторские фильмы — «Апокалипсис Сегодня» , «Крёстный Отец 1,2,3» и другие).
Аллен Гинзберг, знаменитый по своей поэме «Вопль», разбивший к чёрту каноны классической поэзии в те годы, общественный деятель, литературный агент Берроуза в начале его карьеры, да и просто верный кореш всей этой компашки под названием Битники. В 1999 году, кстати, вышел документальный фильм «Источник» (The Source) про этих писателей с участием Джони Деппа и Дениса Хоппера.
Но всё это так, лирическое отступление.

Ивин Уэлш.
Кажется лет семь, и как бы ни восемь без перевода Уэлша на русский прошли для его поклонников крайне болезненно. Ценители его творчества за это время, страждущие новых книг, думаю, истосковались, сто раз пересмотрели экранизацию «Дерьма», ностальгируя по старым добрым временам, когда можно было в любом книжном магазине купить оранжевую книжечку Ирвина Уэлша. Сейчас же это сделать почти невозможно: Уэлша просто в один момент взяли и перестали продавать в связи с неоправданными заявлениями госнаркоконтроля, мол, книги данного автора пропагандируют приём наркотиков. Эти суки вообще его не читали, раз позволяют себе гнать такую херню. Тем не менее, отважный издатель «Азбука-Аттикус» не зассал и выпустил наконец один из непереведённых романов автора: «Сексуальная жизнь сиамских близнецов» и, вроде как, планирует переводить и другие его произведения. Я лично, выделять что-то конкретное не вижу смысла, ибо любая книга Уэльша, с первого абцуга берёт меня в оборот и с порога беззастенчиво плюётся матом. Сначала это наверняка у кого-то вызывает опаску, что, мол, вся книга будет написана в таком ключе?.. Ответ положительный. Да-да, так и есть. При том, что его романы всегда наполнены необычайной глубиной каждого из ключевых персонажей. Уэлш умело докапывается до самых глубин своих героев, раскрывая всю подноготную и характеры, что делает персонажей именно такими, какие они есть и почему ведут себя так, а не иначе — делает их настоящими, живыми до мозга костей, чем автор кристально ясно даёт понять, что человек не рождается хорошим или плохим. Таким его делает среда, в которой он растёт и развивается. За эти грамотные самокопания в героях я просто пиздецки люблю Уэлша. За это, и за то, что его сюжеты имеют свойство круто меняться и, конечно же, за тот самый чёрный юмор. Я думаю, что каждый найдёт в его романах что-то, что его зацепит, даже если читатель — закоренелый моралист. Да, в книгах обычно много мата и жёсткого секса. Но Уэлш умеет материться и делает это смешно. Причём, он реально умеет описывать постельные сцены так, что даже у сильной половины планеты, будь она хоть трижды циничная и холоднокровная, случается стояк. И да, книги обязательно стебут кого-нибудь. Прям настёбывают. Говорят о том, как же плохо быть вонючей свиньёй и постоянно думать о своих низменных потребностях. У меня прям радость на сердце от такой искренней ненависти к людям. Я с детства их не люблю. Ясно дело, книги Уэлша сразу нашли отклик в мой чёрной душонке. Но, макая грязных, в космогонической сущности своей, людишек лицом в собственные непотребства, писатель, в конце концов, проучил и меня, намекая, что быть таким злым куском дерьма тоже весьма скверно. Ибо у каждого больного ублюдка и просто редкостной скотины есть причина, почему она такой стала. Пристыдил меня автор, ещё в «Проклятии аиста Марабу» до той степени, что я реально посмотрела на всяческие проблемы, херовые черты и поступки под иным углом. За подобные пируэты и безумные эксперименты с человеческими сущностями на примере сложных героев, я бесконечно ценю таких писателей-супер-пупер-психологов. В сухом остатке, все мы заложники социума.
Словом, писатель не зря славится мастером своего дела. И хотя финал книги «Сексуальная жизнь сиамских близнецов», посеял мнение, мол, старина Уэлш стал добреньким. Это не так. Он нихуя не добренький.

И напоследок — предтече.
Луи-Фердинанд Детуш, он же Селин — злой гений. Чертовски злой, но это зло — дико очаровательно. Писатель, который во многом повлиял на мировую литературу второй половины прошлого века. «Рабле 20-го столетия», циник и мизантроп, антисемит и коллаборант. Человек, угодивший в самый центр безжалостной эпохи расчеловечивания. Так что стоит быть очень осторожным, начиная путешествие в мир проклятого писателя (что на родине проклятых поэтов не так уж и удивительно), ибо это может навсегда изменить вас до неузнаваемости.
Просто если автор говорит о жизни честно, предельно честно, прежде всего, перед самим собой, то ему неимоверно трудно уйти от самых злободневных вопросов человеческого бытия: смерти, болезней, неравенства, несправедливости. А также жестокости и абсурдности мира сего. Особенно если автор всё это опробовал и прочувствовал.
Селин был из того самого «потерянного поколения», из которого вышли Ремарк, Хемингуэй, Фицджеральд и многие другие писатели того времени. Поколения, прочухавшего чекалки игрищ на эшафоте Первой мировой. Но вот только ни Ремарка, ни Хемингуэя из него ни хрена не получилось. Прежде всего, потому что Селин уже не верил ни в любовь, ни в романтику, ни в мораль. Заглянув вглубь человеческого естества, он, помимо кишок и прочего ливера, увидел бесконечное стремление к смерти, желание убивать и быть убитым, а также постоянное желание утверждаться за чужой счет. Мир ужасен, ничуть не менее человека. И ни того ни другого не исправить. Если уж кто достоин любви, так это животные: собаки, кошки и ёжики — таков вердикт доктора Детуша. Последнюю книгу, которая была издана спустя восемь лет после его смерти, Селин, кстати, посвятил животным. А первый роман «Путешествие на край ночи» вызвал эффект разорвавшейся бомбы. На самом деле, то, что откровенно и без всяких экивоков и реверансов высказал Селин о своей эпохе самым откровенным и честным языком, было на уме у миллионов его сверстников и современников. Новым языком, который рвал к чертям все связи с литературными традициями. Языком улиц, криминальным жаргоном, в его произведениях с плеча рубит правда, обнажённая и шокирующая, бьющая электрическим током. Текст — прерывистый и задыхающийся, кричащий, вопящий, сверхэмоциональный и в той же степени циничный, с множеством многоточий и восклицательных знаков. Корректоры в издательстве, столкнувшись с экстравагантным эксплуатированием знаков препинания, подготавливая тексты Селин к печати, хватались за головы — с таким сталкиваться им просто не приходилось. Литературный шок, от того, как без всяких прикрас предстают все негативные стороны современной западной цивилизации того времени. И ни капли веры в исправление человеческой природы ни при капитализме, ни при социализме. Дело не в системе, дело в самой натуре человека. Так считал «мизантроп и циник», как не без основания называли Селина многие критики его творчества. Тем не менее, сначала его подняли на щит Генри Миллер и американские битники — Керуак, Барроуз, Гинзберг. Эзра Паунд находился под влиянием творчества Селина, как и Чарльз Буковски, который сделал французского писателя героем одной из своей книг. Чуть позже Селина на щит подняла бунтующая против мира буржуазных условностей и несправедливостей молодежь. Долой вашу религию! Долой вашу любовь! Долой вашу мораль! Круг в каком-то смысле замкнулся. И сегодня уже сложно представить себе историю литературы прошлого столетия без этого странного, но яркого писателя, шокирующего своим стилем изложения и безжалостным циничным взглядом на человеческую натуру. Но всё же, будьте чертовски осторожны, начиная путешествие в мир Селина...

Думаю, хватит чинить здесь революцию сознания, для маленькой перезагрузки мышления этого достаточно. Пора подводить итог. Как же быть со всеми громкими терминами: альтернатива, маргиналы, контркультура?.. А никак. Просто для одних альтернативная культура — отклонение от нормы. Будь то музыка или литература — неважно. Альтернативная проза, в понимании масс — то, что книгой-то назвать сложно, ибо такое искусство потрясает, шокирует, перетряхивает разум, буквально на винтики с гаечками разбирает, и собирает вновь — это нечто сродни татуировкам или шрамам: больно, грязно, отталкивающе, но эта дрянь остается в тебе надолго, и тебе это нравится. Или не нравится. Столкновение воззрений – вечный конфликт, и реакция на контркультуру, с целью её оценки — извечная бойня мнений похлеще битвы Давида с Голиафом. Словом, дискус, на тему: тру/не тру — абсолютно бесплоден, хоть и увлекателен. Тут, как говорится, разница познаётся в сравнении.

Статью подготовила и накатала Нита Дэнфорт. Всем пока. Удач!

_________________________
[Фернандо Аррабаль, Ролан Топор, Алехандро Ходоровски, Маркиз де Сад, Леопольд фон Захер-Мазох, Лотремаон, Жорж Батай, Морис Бланшо, Пьер Клоссовски, Габриэль Витткоп, Пьер Буржад, Гийом Апполлинер, Бокаччо, Октав Мирбо, Мэттью Стокоу, Михаил Арцыбашев, Владимир Сорокин, Юрий Мамлеев, Илья Масодов, Саша Соколов, Франсуа Рабле, Герард Реве, Чарльз Буковски, Вильям Берроуз, Аллен Гинзберг, Ричард Бротиган, Рю Мураками, Джон Клеланд, Джиакомо Казанова, Жан Жене, Луи-Фердинанд Селин, Борис Виан, Виктор Лапицкий, Егор Радов, Хантер Томпсон, Эльфрида Элинек, Юкио Мисима, Михаил Кузмин, Райнхард Йиргл, Шарль Бодлер, Антонен Арто, Милорад Павич, Генри Миллер, Дмитрий Пригов, Венедикт Ерофеев, Инго Нирман, Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Фёдор Сологуб, Константин Вагинов, Алексей Кручёных, Пьер Гийота, Ярослав Могутин, Эдуард Лимонов, Дмитрий Волчек, Катрин Брейа, Евгений Харитонов, Денис Купер, Брайон Гайсин, Кэти Акер, Поппи Брайт, Анатолий Мариенгоф, Ладислав Клима, Том Стоппард, Фернандо Вальехо, Маргарита Шарапова, Томас Бернхард, Петер Хандке, Джек Керуак, Филип Рот, Сэмюэл Беккет, Эжен Ионеско, Роберт Музиль и другие]