49
49.
Мне хочется бродить по торговому центру с Эвой, потом курить на балконе с Фольке – каждый на своем, и обсуждать какой-нибудь фильм. Приготовить обед к возвращению Стеллана, встретить его у двери в кружевном белье и полупрозрачном пеньюаре.
Хочется достать блокнот и рисовать по памяти людей, которых я видела на этой неделе на работе, в магазине, пока шла по парковке к своей машине – мне повезло, я видела много красивых людей, в своем стиле, обаятельных, улыбчивых, грустных. Я хочу запечатлеть их образы.
Сегодня солнечно. И я хочу гулять по городу. Купить букет оранжевых гербер.
Я хочу выкинуть из окна машины сумку. Ту самую, в подкладке которой спрятано письмо от Курта.
Невыносимое желание это сделать. Ненормальное.
Делаю музыку громче. Пусть заглушит мои мысли. Все до одной.
Я еду в квартиру Курта.
Меня там ждут родители и Ловиса.
Я не готова быть с ними откровенной. Мне страшно.
Я не уверена.
И, тем не менее, я еду к ним, чтобы рассказать, как сама пыталась искать Курта.
Я хочу поступить правильно по отношению к своей семье и Ловисе.
Курт сказал, чтобы я начинала воспринимать ее как семью. Я не могу это сделать без него. Если бы брат был рядом с Ловисой.
Я бы сейчас ехала на обычный семейный обед, на котором мы бы просто были вместе, разговаривали, делились новостями, смеялись, шутили. Тогда со мной бы сейчас ехал Стеллан. Он бы вел машину, а я бы сидела рядом и несла бы какую-нибудь чушь, какую я способна нести, когда у меня хорошее настроение, и я уверена в себе и людях, что рядом со мной.
Я стою у двери квартиры Курта и пытаюсь расслабиться. Я не должна быть напряженной и с трудом подбирать слова. Нужно войти легко, уверенно и расслаблено, у меня все под контролем, я все знаю, вам не застать меня врасплох.
Курт так умел. А я нет.
Я и правда уверена, легка и расслаблена, когда бью рисунок на кожу. При этом можно молчать.
Порой мне кажется, что я абсолютно не умею говорить, заводить разговоры и вести их в нужное мне русло.
Перед глазами встает Бьёрн Свенссон. Услышь он мои мысли сейчас, долго бы смеялся. Но это Бьёрн. Он не Ловиса, ждущая чуда или каких-то внятных объяснений. Не мама и папа, которые ждут, пожалуй, тоже самое, что и Ловиса. Или знают больше, чем я могу себе представить.
«Я рада, что Курт жив. Беспокоится не о чем», - скажет мама и пойдет искать вино.
Она может так поступить. Или нет?
А Ловиса? Она заплачет. Может быть, встанет и захочет уйти. Отвесит мне пощечину.
За все разом.
Я стучусь в дверь.
Мне открывает папа.
- Привет, Морриган, - улыбается он.
- Привет, папа.
Я снимаю обувь и пальто.
- Где мы собираемся? Кухня или столовая?
- Где хочешь! – отвечает папа.
- Я думала, что вы все решили. Мне без разницы.
- Хорошо, мы ждем тебя в гостиной.
Я запускаю руку в сумку и, нашарив дыру в подкладке, достаю из-под нее письмо. Прячу его в карман. Я не могу вот так сразу его представить. Нужно сначала рассказать, как так вышло.
- Привет, мама! – я захожу в гостиную. Мама сидит в кресле и при моем появлении улыбается мне. Той своей улыбкой, которая так и говорит – я все знаю, можешь не пытаться меня обмануть.
- Привет, Морриган, - говорит она. Голос у нее спокойный, как и всегда.
- Ловиса еще не пришла?
- Нет, - отвечает мама. – И не придет. Присаживайся, - она указывает на диван. И я послушно сажусь.
- Почему Ловиса не придет? Что-то случилось?
- Все с ней хорошо, - отвечает мне папа. – Мы с ней уже пообщались, выпили чаю и она пошла по своим делам.
- Что? – я не знаю, что и думать. Все очень странно. – Почему она не дождалась меня? Я хотела, чтобы мы были все вместе. Я хотела..
- Поговорить, - перебила меня мама.
- Да. Со всеми.
- Морриган, мы не знаем, что ты хочешь сказать, но ясно, что ты хочешь поговорить о нашей семье и о Курте, - папа смотрит мне в глаза. – Ловиса, хоть она и ждет ребенка от Курта, она не часть семьи Линдберг. Она девушка Курта, которая ждет от него ребенка. Она далека от мира нашей семьи. И есть вещи, которые должны оставаться в семье.
Я закусила губу, обдумывая его слова.
- Курт говорил, чтобы я воспринимала ее как семью.
- То, что ты хочешь сообщить могло ей навредить? А нам всем могло бы навредить, то, что Ловиса услышала бы от тебя? – мама потянулась за пачкой сигарет, но передумала ее брать.
- Я пыталась искать Курта сама, - начинаю я, отвечать на вопрос о Ловисе и вреде я не хочу. И мой рассказ начинается сначала – с цветов и поездки после дня рождения в Нюнесхамн. Я рассказываю все. Почти все. Некоторые детали остаются со мной. Не нужно им знать всего про Селию Рейнхарт всего.
И вот я подошла к рассказу о поездке в Португалию. Я говорю глядя в пол. Если я взгляну на маму или папу, то потеряю мысль и не смогу продолжить. Они не перебивают меня. Мой голос звучит один и в какой-то момент мне кажется, что я говорю все это сама себе.
Мне хочется остановиться и спросить: понимают ли они вообще, что я делала и о чем говорю? К чему я подвожу свой рассказ?
Я продолжаю говорить.
И в конце своего монолога, достаю из кармана письмо Курта.
Надеюсь, получилось не слишком театрально.
Я умею хранить тайны, но эта меня душит.
И вот я ей поделилась с теми, для кого она тоже имеет значение.
Письмо из моих рук берет папа. Он читает его вслух. Я смотрю в пол. Жду, что они скажут.
Хорошо, что Ловисы здесь нет.
- Морриган? – зовет мама. Я поднимаю на нее глаза. – Ты в порядке?
- Да. А вы? – мой голос звучит нервно.
- Я – да, а ты Симон?
- Я тоже, - отвечает папа.
Мне хочется кричать. Я ждала не такую реакцию. Они оба слишком спокойны.
- Вам все равно? – спрашиваю я, кивая на письмо.
- Конечно, нет! – отвечает мама и все-таки решает закурить.
- Я рассказала о письме только Фольке, Эве и Стеллану, - говорю я.
- И что? – пожимает плечами мама.
- Как что? Может, стоит рассказать о письме полиции?
- Думаю, что не стоит, - отвечает папа.
- Почему?
- Письмо написал Курт, почерк его. Но остается вопрос, почему он исчез? С чем это связано? Письмо для тебя. Он переживает за тебя, Морриган.
- А вы ничего не знаете?
Мама встает и подходит к окну. За окном лиловое вечернее небо. Солнце ушло, оно не раскрасит волосы мамы в огненный цвет.
- Нам всем очень тяжело, - медленно произносит она. – И давай не будем мешать полиции делать свою работу.
Мама смотрит в окно. Говорит с нами обоими и с пустотой.
- Письмо, - она замолкает, подбирая слова. Никогда не видела, чтобы мама подбирала слова настолько тщательно, словно боясь выразить мысль неправильно. – Курт всегда пытался тебя растормошить, заставить куда-нибудь выбраться. Открыть для себя путешествия и поездки. Ты получила его письмо. Пусть за ним пришлось съездить в другую страну. И даже если он уехал, оставил нас, Ловису и все чего добился, я не знаю причин, почему он так поступил.
- А ты уехала из Ирландии. Почему?
- Я не обрывала связи с семьей, - мама повернулась ко мне. – Я не исчезала бесследно.
Я беспомощно смотрела то на маму, то на папу.
- Пусть полиция ищет причины, почему наш Курт исчез, и что случилось на самом деле, - сказал папа. – Письмо не показывай. Для безопасности нашей семьи.
- Как письмо может навередить? – спросила я.
- Много странностей. Письмо в другой стране. Ты туда едешь. Забираешь его и прячешь. Рассказываешь о письме своим друзья, семье, но не полиции. Они расследуют дело, а получается, что Курт Линдберг просто все и всех бросил. Это его почерк, без сомнения. Но у нас нет ответов на вопрос, почему он так поступил. Или что произошло с ним.
- Как нам жить дальше? Мама?
Мама села в кресло и сцепила руки в замок.
- Во-первых, ни слова о письме Ловисе. И своих друзей предупреди, - она смотрела мне в глаза.
Изумрудный цвет глаз, прищур, рыжина волос – в ее образе была некая древняя сила, и она сейчас смотрела на меня. И я не могла ей возражать и сопротивлятся. Она защищала меня и Курта, и папу и даже Ловису и моих друзей. В ее облике все говорило – «не делай глупостей, думай головой».
- Во-вторых, не мешай работе полиции. Я знаю, что ты общалась со Свенссоном.
- Он был любовником Селии Рейнхарт. Девушки, из магазина которой мне привезли цветы. Девушки, которой я делала татуировки. Поэтому я во всем этом видела знак, двойное дно, что все эти совпадения не случайны.
- Как бы там ни было, - продолжила мама. – Не мешай следствию. Хорошо?
Я кивнула.
- И еще, возвращайся к своей простой жизни. Это сложно без Курта. Но так надо. Жизнь всегда что-то дает, что-то забирает. И, тем не менее, продолжается. Мы тоже должны продолжать жить. Нам не хватает сына, тебе брата. Письмо дает надежду, что с ним все хорошо. Но не отвечает на все вопросы. Сохрани письмо. Спустя годы отдашь его дочери Курта. Или сыну.
- И он или она примется распутывать тайны, - усмехнулась я.
- Может быть, - пожала плечами мама. – По крайней мере, так будет интересней. У человека была тайна. Было то, что отличало его от других.
- Ты не думала писать книги?
- А ты не думала поступить в Каролинский университет?
- Нет, - ответила я.
- Аналогично, - ответила мама.
- Морриган, мы с тобой, - сказал папа. – И если у тебя есть какие-то проблемы или ты хочешь поговорить, то мы здесь. Мы выслушаем любые твои безумные теории.
- У меня нет безумных теорий, папа.
- Но могут возникнуть.
Я ничего на это не ответила. Вот и все. Мы закончили разговор.
Наша семья верит, что Курт жив. Зыбко, но верит. Нам интересны причины. Ловиса аккуратно вычеркнута из этой истории. Она оставлена за пределами этого разговора. Я хотела и ей все рассказать. Мама убедила меня, что не стоит этого делать. Ради Курта. Ради самой Ловисы.
- И вас не смущает, что Курт с нами поступил подло, жестоко, эгоистично? – спрашиваю я. – Он бросил не только свою девушку и будущего ребенка, но и нас с вами. Своих родителей и сестру.
- Если хочешь, можешь злиться на него, - говорит мама. – Но не все в этом мире однозначно.
Я не хочу думать о неоднозначности мира, людей и поступков. Рассуждать о том, что не все бывает так как видим мы. Я хочу злиться и на Курта и на маму с папой. За их реакцию. За их спокойствие и принятие этого письма, всего, что я рассказала.
- Я видела Курта в толпе. Думала, что это он. Я могла идти за человеком похожим на него. Убеждаться, что это не Курт и иди дальше, чувствуя себя глупой и беспомощной. Я писала ему сообщения на Фейсбуке, надеясь, что вдруг он их прочитает. Потом узнала, что их читает только полиция. Больше ничего не пишу. Я искала от него хоть какой-то знак о том, что он жив. И вот письмо. Но мне не стало легче. Я хотела быть его соучастником, как раньше. Я хотела, чтобы он мне все рассказал сам о своих планах, о своих переживаниях. Обо всем. А вместо этого фото океана в моем блокноте и письмо. Он будто выбросил меня из своей жизни. И вас. И Ловису.
Я чувствую, как глаза наполняют слезы. Мне нужно все сказать. Пусть мама и папа знают, что все, что я думаю, что чувсвую и что успела напридумывать за это время.
- Я понимала его желание исчезнуть и начать жизнь в другом месте и по-другому. Порвать с простой размеренной жизнью. А потом я перестала его понимать. Потому что мне стало жалко себя. И еще Ловису. Когда я увидела, как она страдает. Как лежит на диване и не хочет встать. Не хочет говорить. Ловису. Которая всегда собрана и рассудительна. Спокойная и уверенная. Если Курт просто осуществил свою мечту и тех, кто хотел бы так же, но не смог. А Курт смог. У него получилось. А итог? Нам плохо. Мы разрушены и больше не живем как раньше. Курт хотел уйти от своей простой жизни, но и нашу уничтожил.
Все уже ни как прежде. И это не было естественными переменами. Это не было чем-то нормальным. И я не злюсь. Я пытаюсь смириться с утратой. Потому что для нас изчезновение Курта, не важно, по каким причинам, утрата. Он не придет. Не пришлет открытку. Не позвонит. Не даст мне пару хороших братских советов.
Я замолчала. По моим щекам текли слезы. Кажется, я сказала все. Мама и папа задумчиво молчали. Мамин взгляд уставился в пол, папин в стену. Я ждала, чего они ответят.
- Ты права, - сказал папа. – Это жестоко. И все же с причинами пусть разбирается полиция. Это их работа. Я понимаю, что тебе тяжело без брата. Прости, мы не столь эмоциональны.
- На следующей неделе я устрою семейный обед. Позовем Ловису. Приводи Стеллана. Нам нужно жить дальше, мы и так отдалились друг от друга и от наших маленьких традиций, - сказала мама. – Пойдем пить чай, - она встала.
Разговор завершился. Внутри пустота.
Я шла за мамой на кухню и думала тему для разговора. У нас есть письмо Курта. Для нас он жив. Оставил знак. Цинично. Жестоко. Мы любим его. Но он не вернется.
- Я хочу сходить в гости к Ловисе, - я взяла чашку с чаем.
- Только помни, о чем мы говорили. И Ловисе нельзя нервничать. Она ждет ребенка, - тон мамы не терпит возражений. Я и не собиралась возражать. – Будь с ней добрее. Ты уже не циничная младшая сестра Курта.
- С чего это? – усмехаюсь я. – Как раз хочу быть циничной младшей сестрой Курта на полную.
- Не по отношению к Ловисе, - уточняет мама.
- Я подарю тебе что-нибудь ужасное, - говорю я.
- Что может быть ужасней того диска, что ты мне подарила на Рождество?
- Второй такой.
Папа смотрит на нас с теплотой во взгляде. Я хитро улыбаюсь маме. И чувствую себя в порядке. Но мои чувства еще не пришли в норму. Они разлохмачены, разрознены. Мне еще предстоит работа над собой.
Этап принятия