Свидание её мечты
Плотный воздух наполняли изысканные запахи вкуснейших блюд, сделанных с трепетной любовью в потаённых, скрытых от глаз помещений кухни. Золотые кухни лучших мастеров ловко разделывали рыбу, нарезали тонкими ломтиками мясо, перемешивали ароматные супы на огне, творили своё гастрономическое искусство. Сочные куски шипели и скворчали на их сковородках, выкупываясь в кипящем масле. Многочисленные баночки со специями хранили эти волшебники пищевого нслаждения заботливо, пряча за дубовыми дверцами шкавчиков. Кухня была их вторым домом, которому люди продали свои души с человеколюбивым желанием наполнять голодные рты дорогих гостей превосходными шедеврами кулинарии, без преувелечений настолько вкусных, нежных или острых, тающих во рту, дарящих сладкое налаждение чревоугодия.
И гостей, к слову, по-настоящему дорогих.
Шикарные шёлковые и атласные платья статных, гордых женщин, облегающие и пышные, однотонные, сшитые со вкусом, словно дети известных Домов Мод. Они пахли богатством: тонкие, еле слышимые шлейфы кожаных духов, играющих нотками пряностей и шалфея, тянулись за ними, за стройными силуэтами успешных леди. Ухоженные пышные волосы пахли жасминовыми и цитрусовыми Аква ди Парма. Вокруг них пары железно-медного, оседающего в носу, завистливо насупившегосы бы у людей среднего класса. Строгие пиджаки плечистых мужчин, поглядывающих то и дело на наручные часы, золотыми браслетами облегающими запястья. Длинные галстуки, хрустящие от крахмала белоснежные рубашки, прямые брюки. Мистическое общество, общество высшего света, идеально отточеных манер и выверенных улыбок. Их лица красивы, но эта красота пугает, настораживает, уязвляет сжимающееся сердце, стуком своим сбитым кричащее: "П-О-С-М-О-Т-Р-И-К-А-К-И-Е-О-Н-И-А-К-А-К-А-Я-Т-Ы". Неприятно.
Огромный зал заполнен монотонным гулом разговоров, цокающими шагами туфель на каблуках, лёгкой классической мелодией клавиш. Я оглядываюсь в поисках инструмента и сквозь головы, сквозь стоящих плечом к плечу посетителей, сквозь бетонные узкие колонны замечаю рояль и человека за ним. Под ногами мраморные плиты, как будто мы шагаем по шахматной доске. И в общем-то они и похожи в реальности нашего состоятельного мира на шахматы, планируют ходы на много лет вперёд, обдумывая тщательно каждый путь и последствие, подходят как можно ближе к соперникам, вбиваются, вколачиваются насильно в доверие, чтобы затем лёгким шагом сбросить с поля. Стараются стать королями, дойти до конца доски, переобуться в монархов империи современной интеллегенции. Я тянусь в сторону музыки, Уилсон напрягается, но всё таки поддаётся. Я слышу его тихое бормотание:
⸺ Чтож, хорошо, у окна значит не хочет, ладно. Музыка должна быть довольно романтичной, ⸺ он посмотрел на меня, я не видела, но чувствовала это. Ядовитый взгляд, выжигающий на мне токсичное клеймо его собственничества.
Мы аккуратно виляли между круглых столов, укрытых льняными скатертями и зажатыми в кольце изогнутых красивых диванов, обитых дорогой красной кожей.
Мы сели близко к роялю, так, что можно было хорошенько разглядеть игравшего, пусть и не во всех красках. Упрямый Уилсон всё таки настоял на том, чтобы сесть у стены, прямо под огромным окном и до места с инструментов нас разделял ещё один ряд столов, но к счастью между ними легко было смотреть, единственное, что мешало - мой спутник, сейчас с важным видом заказывая еду у молодого официанта, любезно поклонившегося перед нами. Человек за роялем сидел сгорбленно над своим инструментом, точно Психея над Эросом, как будто он собирался уничтожить его до щепок, до чего напрягалась то и дело спина, вся его поза вдруг отражала какую-то муку, в странном ритме мелодий, сменяющих друг друга, словно он не мог определиться. Но то, как он смотрел на свой рояль, на эти чёрно-белые клавиши, я могла заметить это даже из под длинной тёмной чёлки, ох, я никогда не видела такой любви во взгляде. Разве что, правда, в своих снах...
Тонкая фигура играющего спряталась под серенькой, тонкой курткой, невероятно контрастным пятном разрезающую всю атмосферу "дворца". Трудно было оторвать от него взгляд, он был чем-то совсем мистическим, но и не чужим, не вызывал внутреннего отторжения или брезгливости, его образ соблазнял моё воображение. Ох, какие же тайны может скрывать этот загадочный человек? Как же станно всё таки, что его совсем не замечают. Может, он незаконно рождённый принц, которого прогнали с его земель и теперь бедный мальчик вынужден скитаться среди чужих, ослепительно роскошных городов и находить временные прибежища в величественных залах зданий высшего общества, как в этом ресторане. Или он начинающий волшебник, сын ведьмы - необычайно прекрасной женщины, наверняка по вечерам, встреченным вместе со своим дорогим ребёнком в старой хижине на опушке густого леса, она пела ему тихо в самое ушко, откинув чёлку со лба и с родительской нежностью гляда ему в глаза, от других скрытые шёлковым покровом волос, старинные баллады, истории, пережитые ей на очередном шабаше, человеческие сказки. А эту тёмную, необыкновенную колдунью... Сожгли на костре жители из деревни по соседству, ох нет! Глупые, жестокие и трусливые создания. Как посмели тронуть они эту милую семью? И теперь сын ведьмы не находит покоя ни в чём кроме рояля, любимого и ненавистного, привлекающего сверкающей матовой крышкой, такой гладкой и приятной. От чего эти эмоции, этот вихрь отвращения и притяжения? Какую роль играла ему музыка, какие страдания она ему создала, какие помогла пережить?
Кто-то берёт меня за руку. Ах да. Уилсон. У него ладонь широкая и гладкая, но не такая, как крышка рояля, а мягкая и тёплая, как кожа. Впрочем его рука ведь и так покрыта кожей, понятно, что она чувствуется также, хм.
⸺ Ну что, как тебе наш новый ресторанчик? ⸺ он спрашивает с гордостью, как бы требующей выражения восторга, а иначе грозившей обернуться мне серьёзной обидой. Уж мне ли не знать, какой Уилс обидчивый.
⸺ Ну, ⸺ я отвечаю осторожно, подбирая слова, словно бусины из которых нужно сплести хорошее, красивое ожерелье и надеть парню на шею, а он будет его рассматривать, любоваться и пусть хоть одна деталь не понравится ему: порвёт безжалостно, рассыплет по полу и кинет нить под ноги, предварительно обслюнявив, ⸺ Очень красиво. Всё такое большое, торжественное. У тех, кто обустроил тут всё, определённо есть вкус.
Он отпивает из бокала, не знаю точно, что именно, но жидкость плещется красная, уходящая в молиновый оттенок, вау. Как же это красиво, буквально кусочеу эстетики. Эстетики Уилсона, что складывается пазлом, одним из тех, что покупаешь из-за красивой картинки на коробке, масштабной и красочной. Идёшь домой в предвкушении, как будешь вечерами, самыми уютными дела становятся как раз в конце дня, собирать, отгадывать пазл, как интересно будет работать мозгами. В итоге собираешь всё за пятнадцать минут. Вот и всё, вот весь интерес и красота, в этих жалких пятнадцати минутах.
⸺ О да, у меня есть вкус, ⸺ он ухмыляется, противно, так что живот скручивает и в горло кусок не пролезет. Да и что за куски, я не знаю, что эта за блюдо передо мной, вроде индейка среди салата, а может и что-то вообще другое. Когда нам успели принести еду? Почему так быстро? Почему Уилс такой мерзкий? Я же влюблена в него, ⸺ и знаешь, что ещё мне по вкусу?
Он приподнимается, облакотившись, действительно любит делать это, о стол, сжав руки в кулаки и наклонившись ко мне. У меня перед лицом его лицо, перед глазами его глаза, как океаны, бог мой, так и польются сейчай, обрушатся на меня прозрачными струями горячей, подобно его крови, воды, прямо из лучащихся радужек. Они заставляют меня искрить поломанным телевизором, по которому пробегает бешеный ток, и я искрусь, забывая умения дышать, возгораюсь сама, как ведьма, гибнущая в костре его мучительных черт. Дыхание горячее, прямо в губы, опаляет мурашками, жаром и смятением, не человек - настоящий дракон. Он на вдохе, рваном и дрожащем, раскалённым не шепчет, рычит:
⸺ Ты...
Музыка невиданным ударом рушится на зал, мерч поцелуев ударяет мне в мозг нотами, громыхающими и тёмными. Они похожи на магию, неужели он и правда сын ведьмы? На магию кричащую вначале, но быстро скатывающуюся то на лижущий шопот, то на смолистые тягучие мелодии. Звуки сплетаются в безумном танце, самые большие бусины в мире, огромные искрящиеся алмазы, нанизанные на ветви столетних дубов, на вездесущие провода, на каждую полоску дороги, ведущей тебя в неизведанные края. Я слушала, я забыла, как дышать, я забыла, что существует ещё что-то кроме этой... Не музыки, стихии. Это не восхищение даже, это был неистовый экстаз мелодии, сердечная эйфория, крик души, отразившейся в тяжёлых, марчных и весёлых, трагичных и лиричных переливов, заполнивших собой весь мир, и всю вселенную, даже меня. Нет, не так. Я расстворилась в этой буре чувств, нашедших обличье и прятавшихся долго-долго, пылившихся под крышкой рояля в ожидании неподражаемого гения, который придёт и вознесёт их людям. Я в этой гамме исчезла, испарилась. Охваченное пространство само запело, плясало по-ведьмовски так, дико и безумно. Зал разнёсся от отдного только движения магического звука, на куски тлеющие разлетелся, обуглелся и сиял и летал, дёргался и изгибался. Музыка была и жарой и холодом, адом мучил замершее в эмоциональном шоке сознание, раем ласкал заботливо, всецело, обнимая щемяще-нежно, и всё трепетало, то кричало. Разрушилось небо, трещинами пошло хрупкое мизоздание, не справляющееся, не выносящее такой неистовой мощи, мощи того, чего никогда и никто не знал тут - Жизни.
Я не могла отойти, когда музыка закончилась, когда волшебник поспешно слез со стула, вплотную придвинутому к роялю. Разум возвращался так еле-ели, не хотя, щаторможенно. Мой мир взяли и перевернули, встряхнув и взбив, смяв, как простой лист исписанной глупостями бумаги. Но я чувствола себя так... Прекрасно, как никогда не чувствовала. Во мне выросли хризантемы, или ещё какие-нибудь душистые, красивейшие цветы, они щекотали живот невыносимым чувством счастья, ощущение нереальности вокруг не проходило, в ушах ведь ещё звучала та музыка. Господи, это что-то невероятное, невозможное. Разве никто не понял, не заметил? Разве я одна здесь и сейчас взорвалась, фейрверккми забрызгала воздух, разнеслась вместе с нотами. Но как же так? Ох, это не изменит моего состояния! Истинного восторга, буйства экстаза, хлещущего наслаждением, котором сколько не дыши - мало, сколько жадно не сгребай - не достаточно. Не с этими людьми.
Я рывком слетаю со стула, слышу звон разбитого стекла, но раздаётся он как будто в другой комнате, далеко от меня. Чувствую. Цепкие пальцы на моём запястье, хватают, удерживают, точно я рабыня какая-то. Голос. Чей это голос? Разве существуют звуки кроме той чудесной музыки? Да как меркнут они перед ней! Я бьюсь и рвусь, бабочкой, пойманной за тонкие крылышки, трепыхаюсь. И внутри бурлит кровь, вскипают в венах чувства, возносят меня, яркими пятнами освещают реальность, посеревшую, просевшую будто, они делают меня сильнее. И
Я
В ы р ы в а ю с ь.
Ветер хлёстко меня по лицу бьёт ледяными струями, волосы в лицо лезут, всё пытается остановить меня, вся злостная природа. Фигура, тонкая, волшебная проклёвывается ещё нечётким силуэтом сквозь сгустившийся за вечер в ресторане туман.
⸺ Эй! Подожди! Пожалуйста!
Он замирает.