Металлический колокольчик

Есть в Тораксе какая-то чарующая меланхолия, особенно после заката. Такую больше нигде не встретить, да и вряд ли хоть кто-то будет искать. Хтоника наблюдала свысока.

Как и остальные зрители, девушка сидела на парапете пятиэтажного здания и смотрела вниз. По руке стекало мороженное, ноги покачивались вперёд-назад, а собаки на улице доедали людей. Недопонимание переросло в жаркую перепалку, и ситуация полностью крутанулась по оси.

Сначала проигравшим надели на головы тканевые мешки, отчего стало немного грустно. Но тоска развеивалась, стоило только глянуть на напарницу рядом, которая сидела в обнимку с чёрной дырой. Будто они поднялись на колесе обозрения к самому верху, а потом застряли там, чтобы наблюдать за происходящим. Это романтика скрашивала обстановку, невзирая на детали.

Когда здоровяк Бриккт спустил собак, те набросились на связанных людей. И пока мольбы утихали на фоне рычания и лая, за парой домов кто-то запустил салют. Словно парк развлечений, с мороженым в руках, громкими криками и щекочущим чувством внутри. Она немного приуныла от того, что в Тораксе всё работало не так, как везде. Мороженое уже растаяло, бабочки в животе были простой тошнотой, да и люди визжали из-за того, что их разрывают заживо, а не от радости. Но если закрыть глаза и поиграть с воображением, то будто в детство возвращаешься.

Хорошо хоть мешки на головах сдерживали звук. Тела извивались как опарыши, крутились, пытаясь защититься от зубов, но в итоге их загрызли, всех до одного. А салют пестрил красным и жёлтым. Это показалось удивительным и совершенно ненормальным событием — кому в голову пришло бы окрасить этот город в целых два цвета?

Взгляд упал на останки, затем на сидящих рядом людей и своё мороженое. Она слизала белые ручейки с руки. Интересное чувство, этакая «романтика на последних секундах жизни», которая всё же остаётся романтикой, как ни крути. Будто идёшь с любимым человеком за руку и знаешь, что в конце дня, после поцелуя, ты его разрежешь, сожжёшь или удушишь. С одной стороны, грустный исход, и становится тоскливо. Но свобода выбора в самом конце и касание его руки... В этом-то и вся патока Торакса. К счастью или нет, но Хтоника любила сладкое до мозга костей.

* * *

После зрелища нужно было отправляться на следующее свидание. Вскоре её работа была сделана. Тогда оставалось отдыхать и смотреть, как людям разбивают головы битами. Мало кого душили, куда чаще просто забивали насмерть. С каждым часом ночь становилась глубже, с каждым ударом человеческое лицо всё сильнее менялось. Рядом стояли такие же никудышные бойцы, как и она, и тёмное пятнышко — человек по имени Дарко.

А другая часть группы, та, что любила подраться, не жалела сил. Люди звали на помощь, и это придавало драйва. Некоторые из Хтоники[1] начинали выть как волки, настолько их восхищало происходящее. Никто не вмешивался, а результат был всегда очевидным. Но даже когда работа заканчивалась, азарт и злоба никуда не пропадали.

— Нам нужно бы уходить.

— Нужно бы, — испачканная в крови рыжеволосая девушка едва держала сигарету в дрожащих руках. Она упёрлась спиной на стену, съехала вниз и захихикала.

— Желательно уже.

— Венди, — та затянулась. — Закрой свой поганый рот. Уйдём. Дай прийти в себя.

— Тут недалеко «Цикл»[2]. Тринадцать человек.

Девушка не ответила, только высокомерно фыркнула. Человек, продавший себя чёрному цвету, подошел к ней и аккуратно забрал сигарету. Он на ощупь нашёл одно из тел, положил окурок ему в рот и едва коснулся щёк грубиянки. Та перестала улыбаться, а тело Венди покрылось гусиной кожей.

— Нерра, мы уходим. На сегодня всё. Идите и отсыпайтесь.

Казалось, эта его мягкость вот-вот самовоспламенится, станет жестокостью, и он всадит в неё нож по самую рукоять. Но эти пальцы всегда обходились нежно, словно прикасался святой человек.

Начинался дождь. Дарко направился вдоль узкой улицы, подальше от мест, где ходили люди. Остальные разбрелись кто куда. Только Венди с Неррой замешкались. Первая неодобрительно смотрела на напарницу, которая не спешила, а лишь достала новую сигарету.

— Какая же ты, конечно, шваль, — слова, брошенные через смешок, были наполнены желчью.

Венди переступила через мёртвого человека и пошла в своём направлении. Ждать и уговаривать Нерру было бессмысленно. Главное — самой не сорваться. Венди много раз представляла, как отрезает этому человеку язык, как ту живьём разрывают собаки и уродуют ударами холодного металла. Пожалуй, единственный человек, на мучения которого она бы смотрела с восторгом.

Но главное, чтобы мысли остались лишь мыслями. Важно не соскользнуть рассудком с края и не стать похожей на Нерру. И сейчас, несмотря на всю мешанину ненависти и злобы внутри, падающие с неба капли каким-то образом помогали совладать с собой.

* * *

Венди давно уже заучила каждый уродливый камушек на пути домой. В редкие моменты, когда лил дождь, за спиной отрастали водяные крылья: что-то расцветало внутри и жило ровно до того момента, как она поворачивала дверную ручку.

Всегда, когда открывалась дверь домой, в нос бил запах йода. Дым от благовоний выветривался, а вот йод — наоборот. Он давно пропитал обои, и, чтобы искоренить его, оставалось лишь сжечь дом. Ароматный дым перебивал неприятную вонь, но только на несколько часов.

— Вставай. Лекарство.

Отец покрутился в кровати, немного поохал и едва нашёл силы подняться.

— Как твой вечер? Попала под дождь, да?

— Хорошо. Он нехолодный, всё нормально.

— Много людей на выступлении было?

— Целый зал. Всех удивили.

— Главное — не зазнаваться, когда тебе рукоплещут. И не сдаваться, когда аудитория молчит.

— Я знаю. Запей. Я пока разогрею тебе еду.

Никто не спешил делиться словами. Слабые пальцы коснулись блюдца.

— Когда ты планируешь сыграть для меня? Я бы очень хотел.

— Не знаю.

— Мне это интересно. Просто...

— Я сама очень хочу, но нам нельзя выносить инструменты. Меня оштрафуют. Понимаешь?

Он проглотил еду так же, как этот дом когда-то проглотил его самого. Но даже сам дом был только зёрнышком в желудке помойных улиц, а те, лишь капиллярами чего-то ещё более грязного и непостижимого.

— Я понимаю. Посплю немного. Плохо.

Он нащупал руку дочери и положил свою поверх. Посмотрел и улыбнулся, надеясь на ответ. Венди смотрела на лицо перед ней и видела всё то же. Вязкая и немощная жижа, принявшая форму человека. В запавших глазах вот уже сколько дней читалась безнадёжность. Иногда это выливалось в антипатию, которая, как и дешёвые духи, выветривалась уже к утру. И даже так, сейчас колола жалость, поэтому она улыбнулась через силу.

— Поспи, конечно. Набирайся сил.

— Сейчас высплюсь как младенец и станет лучше.

Он говорил так каждый раз и действительно засыпал через пару минут. Разобравшись с бытовой суетой, Венди залезала на широкий подоконник. Он находился высоко над полом — приходилось становиться на стул. Это было единственное место в доме, где девушка чувствовала себя относительно спокойно. В этой маленькой конуре всё тянулось так же медленно, но пропадало чувство, что стопы прикасаются к асфальту.

Сил совсем не было. Она глянула на ловца снов, и маленький импульс внутри всё никак не мог стать больше. Хотелось пойти за ним, но телу срочно нужен был отдых. Не сегодня. Ноги упёрлись в откос подоконника, подушка оказалась под головой, и Венди уснула в сидячем положении.

Проснуться пришлось из-за чувства, будто тараканы бегают по телу. Она открыла глаза и прислушалась. Звук, словно кто-то приоткрыл очень скрипучую дверь и дёргает то туда, то обратно. Жик-жик... Молчание. Жик... Пришлось слезть с подоконника и подойти. Так просто не разбудить.

— Проснись. Просыпайся, давай, — она аккуратно трясла за плечо.

— А? Кха?

— Ты снова скрипишь зубами.

— Я?

— Да. Где твоя капа?

— Капа?

Венди устало выдохнула. Побыстрее бы всё закончить. Она включила свет и принялась искать маленькое приспособление. То закатилось в наволочку от подушки.

— Надевай.

Мужчина провозился с вещицей, и только потом можно было выключить свет. Венди забралась обратно, подумала о чём-то совершенно незначительном и снова уснула.

Через три часа браслет на руке завибрировал так сильно, что, даже потеряй сознание, и он тебя разбудит. Каждый раз от всей этой внезапности приходилось просыпаться в полнейшем испуге. Ощущение тревоги не удавалось побороть так же быстро, как выключить браслет. После сна не покидало ощущение, что шприцом из тела вытянули всю энергию, которую только можно было забрать. Приходилось сидеть и по пять-десять минут смотреть в одну точку. Уже потом, насыщаясь воздухом ещё спящих улиц, сознание прояснялось. Нужно было оказаться на месте как можно скорее.

* * *

Гостья пряталась от дождя под широкой шляпкой фонаря и наспех что-то записывала в блокноте. В новинку ей был и чахлый свет от ламп, и разваленные одноэтажные дома, из-под темноты которых иногда доносился кашель. Давно надоевшие всем узкие проходы между зданиями, распиленные у основания заборы, усеянные разбитым стеклом дороги, разбросанные по улицам гвозди с листовками, подолгу немытые дети, их издавна хворые матери и пропащие отцы — всё это было доселе невиданным и должно было оказаться на бумаге.

Девушка не мешкала и знала, о чём хочет рассказать, но не написала и двух страниц, как услышала хлюпанье неподалёку. Кто-то будто прыгал с лужи на лужу, избегая сухих участков. Гостья посмотрела за угол, но с середины узкого перекрёстка никого не было видно. Только когда звук стал ещё ближе, та сообразила поднять голову и посмотреть выше. По крышам низеньких домов бежала девушка, перепрыгивая с одного строения на другое. На домишки, что были явно повыше, она забраться не пыталась, наоборот, с каждой секундой становилась всё ближе к земле. Рассмотреть было нельзя, но казалось, что над домами образовались целые водоёмы, ведь куда ни ступи ногой — хлюпанье.

Шустрая тень приблизилась и пробежала по крышам у самого перекрёстка. Стоило ей только спрыгнуть и завидеть незнакомого человека, как на лице появилось полнейшее замешательство.

— Вот дьявол, что ты тут ночью шастаешь?

Сразу же озадачил тон, с которым незнакомка это произнесла. В нём читались и претензия, и возмущение, но точно не любознательность.

— Прости? — переспросила гостья незнакомку.

Та подошла чуть ближе, показывая пустые ладони.

— Послушай, тебя не должно тут быть. Ну вот совсем. Тебе бы поскорее уйти.

Взыграли интерес и какое-то банальное желание не принимать каждую фразу за чистую монету. Она не любила, когда не по существу.

— Почему? На карте это безопасная зона.

Собеседница прикрыла глаза и заслонила ладонями нижнюю часть лица. Она тяжело вздохнула, убрала руки и помотала головой.

— Ты по этой дороге пришла? — Венди показала на крутой склон и в ответ получила кивок. — Тогда вернись обратно этим же путём. И никогда не приходи сюда в тёмное время суток. Никогда. Это не угроза и не прочая лабудень. Просто совет, как не вляпаться.

Она махнула рукой и тут же рванула с места. Девушка направлялась всё туда же, но бежала уже не по крышам, а по тоненьким улочкам. Даже с места их встречи было видно, что дальше по пути какая-то крупная площадь, более широкие кварталы и улицы чуть попрестижнее этих.

Гостья ещё раз глянула на карту — всё точно, синий клок[3]. Он должен быть совершенно безопасным, как и семь других. Остался какой-то странный осадок — не плохой, но и не хороший. Скорее всего, просто колкое чувство недосказанности. Когда что-то непонятно, человек вежливо задаёт вопрос, и ему вежливо отвечают — вот так это должно работать. Поэтому озадачивали разного рода обрывистые фразы, вероятно, не соответствующие действительности. Внутри взыграл какой-то принцип: мол, если человек, тем более незнакомый, не умеет объяснять доходчиво, то заржавевшая монета — вот цена за слова таких умников.

С другой стороны, ступор незнакомки не казался поддельным. Настолько искреннее удивление от их встречи, что и речи о наигранности быть не могло. Что-то подсказывало, что стоит продолжить записи завтра. Гостья спрятала вещи в рюкзак, повернулась назад и быстрым шагом направилась в сторону крутого склона.

* * *

Часто Хтоника должна была действовать очень быстро. За ночь могли появиться срочные свидания, когда счёт шел на часы, а иногда и на минуты. Это стало именно таким — два человека, которые к утру уже могли покинуть город.

Информатор всё объяснял по пути. Венди его не слышала — её работа была совершенно в другом. Понадобилось семнадцать минут, и её часть была выполнена. Но только на время.

Меньше чем через четверть часа в глухом переулке били человека. Он уже отдал всё, что должен был отдать. Но били его то ли за то, с каким нежеланием он сдался, то ли потому, что у него было некрасивое лицо. Били те, кто отвечал за этот вид искусства — нанесение сжатого кулака на тонкий кожаный холст. К ним присоединились ещё несколько человек — их удары были не такими болезненными, но лишняя подошва на голове нагоняла ещё больше страха. А Венди, человек, показывающий дорогу, сидела в паре шагов от происходящего и делала вид, что никто не кричит. Так же поступали и другие, кто не хотел выплёскивать агрессию.

— Я очень голодная. Дарко, после будет кутёж?

— После чего, Нерра? Впереди ещё одно свидание.

— После последнего свидания. Устроим кутёж?

— Нет. Кутёж потом. У наших заказчиков сейчас проблемы, нужно помогать. Неспокойные времена.

— Да, — подтвердил информатор и показал пальцем на жертву. — Вот это — не единственная ласточка, вылетевшая из гнезда без спроса. Такие, как он, начали докучать «Древоточцам»[4] очень и очень, весьма и весьма. Грызут по полной. Там целый ряд таких людей, от которых сплошные проблемы.

—«Цикл» что ли? — предположила Нерра.

— Они-они. Кто ж ещё?

— Что будем делать?

— Выручать. Скоро птички нашепчут ещё больше подробностей. Нужных, важных. Тогда поиграем.

Здоровяк Бриккт снял с мертвеца куртку и издал довольный смешок.

— Что он там? — обернулся Дарко. — Кончились силы кричать?

— Кончились, — кивнул бугай, вытирая майкой кровь с кулака.

— Славно. Тогда на следующее свидание. Рэйш Кантамарти́са, прошу.

Информатор протянул Венди фотографию человека. Девушка запомнила лицо и закрыла глаза.

Минута. И Венди явился образ человека.

Третья. Нити из её пальцев потянулись далеко-далеко, просачиваясь сквозь здания и проходя сквозь серых людей.

— Мы прямо в квартиру будем заходить?

— Прямо в неё.

Члены звена молчали. Пока Венди сидела с закрытыми глазами, Дарко запрокинул голову. Он влюблённым взглядом смотрел на электростолбы, которые через несколько часов осветит солнце.

Двенадцатая минута, и дорога к цели была прямо перед глазами.

— Вижу. Вижу дорогу. И конец. Он спит у себя дома. А на двери нарисована косая единица.

Лидер не ответил, пока взгляд не отлип от электростолбов. Настолько спокойный взгляд, что можно позавидовать. Он хрустнул пальцами и нащупал под ногами визитную карточку Хтоники. Никак не мог заставить себя смотреть на что-то другое помимо металлической биты. Пока другие звенья резали и стреляли в своих недругов, это вбивало их в асфальт. Слой крови на огромном сером покрывале под ногами — всё равно что песчинка. Никто и не заметит.

— Хорошо, что спит. Тогда пойдём и разбудим его. Веди.

_____________________________________________________

[1] Хтоника — одно из звеньев. Звеньями в Тораксе называют группировки, занимающиеся теневой деятельностью.

[2] Цикл — главная антикриминальная негосударственная община Торакса. В большинстве своём это добровольцы, желающие побороть высокий уровень преступности и вывести город из стагнации.

[3] Клок —территориальная единица Торакса, аналог района. Весь город поделён на 17 клоков.

[4] Древоточцы — концерн, провозгласивший себя главой государства. Не имеет однозначной поддержки как со стороны других стран, так и со стороны жителей Торакса.