Глава 11. Внутренний шторм
Лето уже полностью вступило в свои права. Солнечные лучи обжигали школьный двор, птицы пели, а лёгкий ветер шелестел листьями деревьев. Для всех это был простой летний день, наполненный светом и шумом. Для Дани же этот день стал новым испытанием.
Он сидел на привычной скамейке, на коленях котёнок, наушники в ушах. Музыка обволакивала его, создавая иллюзию барьера между ним и внешним миром. Но внутри всё кипело. Тревога росла, как тихий, незаметный нарастающий шторм. Пальцы дрожали, хрустели сами по себе, руки иногда непроизвольно сжимались в кулаки.
Он видел, как Алексей смеётся с Катей. Их легкость и уверенность будто давили на него, растягивая внутреннюю пустоту, которая казалась бездонной. Сердце стучало так быстро, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Дыхание становилось прерывистым, и каждый вдох давался с усилием.
Даня пытался сосредоточиться на коте. Он гладил его, чувствуя мягкую шерсть, мягкое урчание. Но даже это не полностью гасило внутренний шторм. Он пытался говорить себе: «Спокойно... Всё нормально... Просто наблюдай...» — но слова не успокаивали, они только усиливали ощущение собственного беспомощного страха.
Он заметил, что Алексей всё ближе общается с Катей. Их смех, прикосновения, лёгкая непринуждённость — всё это казалось ему одновременно красивым и невыносимым. Даня знал, что не может вмешаться, не может сказать слова, которые обнажили бы всю его боль. Он делал вид, что спокойно сидит, но внутри тревога разрасталась как огонь, который невозможно потушить.
— Даня, ты в порядке? — голос Алексея снова раздался, и он почти вздрогнул.
— Да, — сказал он тихо, стараясь улыбнуться, но улыбка была натянутой. Он не мог показать, что внутри шторм, что каждая клетка его тела кричит от напряжения и тревоги.
Он вспомнил, как иногда дома его били родители, как кричали, как ощущение собственной ненужности и беспомощности формировалось годами. Все эти воспоминания накладывались на текущую тревогу, и шторм внутри него становился всё сильнее.
Музыка в наушниках пыталась заглушить мысли, но они всё равно прорывались. Каждое слово, каждый жест, каждая улыбка Алексея и Катя — это был новый удар по его внутреннему миру. Он чувствовал себя чужим, маленьким, хрупким, почти невидимым.
Он попробовал дышать глубже, закрывая глаза. Кот урчал у него на коленях, мягко терся о руки. Даня понимал: это единственное, что стабильно, что не предаст, не обидит и не заставит чувствовать себя лишним. И всё же тревога не уходила.
Он снова посмотрел на Алексея. Он был таким огромным, светлым, уверенным. Каждое его движение было идеально гармоничным, а Дани — крошечным, тревожным, замкнутым. Сердце сжималось от боли, а пальцы дрожали сильнее.
— Я... — начал он тихо, но тут же передумал. Не было слов, которые могли бы выразить всю боль, всю тревогу, весь страх быть собой рядом с Алексеем. Он снова уткнулся в кота, крепче сжимая его, пытаясь хоть немного уменьшить внутренний шторм.
Шторм рос, превращаясь в сильный, почти физический узел в груди. Каждое дыхание было тяжёлым, каждое движение — усилием. Но Дани знал одно: он не сможет убежать. Он не сможет скрыться полностью. Ему придётся сидеть здесь, наблюдать, терпеть, держать маску спокойствия.
И в этом внутреннем шторме, несмотря на дрожь пальцев, учащённое дыхание и сжатое сердце, было одно чувство, которое оставалось неизменным: любовь. Любовь, которую он хранил с тринадцати лет, тихая, почти невидимая, но сильная. Она давала ему странную силу терпеть, выживать, даже когда тревога и пустота захватывали всё.
Он снова закрыл глаза, слушая музыку, ощущая шерсть кота под руками. Шторм внутри него не уходил полностью, но он знал: пока есть маленькие островки — музыка, кот, Алексей рядом — он сможет пережить даже самые бурные дни.
И даже если любовь к Алексею оставалась недостижимой, даже если пустота и тревога будут преследовать его, Даня знал: он сможет выдержать. Потому что внутри него горел тихий свет, который никто не мог погасить.