часть 2
Тёрнер пропал. Как сквозь землю провалился. До интервью, запланированного через час после концерта, оставалось всего около двадцати минут, и искали Алекса уже не только товарищи по группе, но и крю, сопровождавшие их в туре. Его не было буквально нигде: ни в номере, ни где-то ещё в отеле, ни в парке у «ВТБ Арены». Ему пытались дозвониться, но он раз за разом уже предсказуемо не отвечал. Невозможно было даже предположить, где ещё он мог находиться.
Нервы у ребят уже были на исходе — всё сегодня и так шло совершенно не по плану, теперь ещё и этот пропал! Хелдерс ходил взад-вперёд по коридору у помещения, в котором должно было проходить интервью — он переживал больше всех, но скрывал это излишней злостью, покрывая отсутствующего фронтмена отборной бранью. Давно Алекс не срывал им интервью таким образом... Что ж, когда-то это должно было вновь произойти — не у каждого же стальные нервы.
Фронтмен не появился ни за десять, ни за пять, ни за две минуты, так что начинать пришлось без него. Интервьюер представился Павлом, и по его лицу сразу стало ясно, что отсутствие Алекса Тёрнера его не обрадовало и совершенно точно разочаровало. Конечно, и так понятно, что самым ожидаемым гостем в любой студии является именно он — не барабанщик, не гитаристы. И, конечно, неудивительно, что первым после приветствия вопросом был: «А где же ваш замечательный фронтмен?».
Эх, кто бы знал, Павел...
В момент, когда раздался этот вопрос, в комнате повисло молчание, все были сами так взвинчены и вымотаны, что никто даже не подумал, как, если что, можно будет объяснить и оправдать то, что «гвоздь программы» не соизволил явиться. Никто не знал, придёт он или нет в итоге. Скажут, что ему стало плохо и поэтому не сможет присутствовать сегодня, а он появится, как Иисус Христос в судный день, — вот он я. Скажут, что подойдёт чуть позже, а он не подойдёт ни позже, ни раньше. Скажут, что не знают, куда он запропастился, — подставят не только его, но и самих себя, потому что, по идее, знать вроде как должны и здесь уже может возникнуть ещё больше вопросов.
Все трое растерянно переглянулись между собой под сперва выжидающий, а затем и недоумевающе заинтересованный взгляд интервьюера. Прерывая всеобщую тишину, первым заговорил Ник:
— Вы знаете... сегодня у Ала выдался... м-м... довольно странный... нет, скорее — тяжёлый день... — О'Мэлли аккуратно глянул на Джейми и Мэттью (те настороженно смотрели на него, молясь, чтобы сказанное им не вышло потом боком всей группе). Павел своим пытливым взглядом требовал более пространного ответа. — Поэтому мы думаем, он скорее всего не сможет сегодня присутствовать. Нам очень жаль.
Павел как-то странно ухмыльнулся.
— Под «тяжёлым днём» вы, конечно, имеете в виду сегодняшнее шоу, верно?
— Мы не можем говорить за Алекса, — вступил в разговор Хелдерс. — Давайте вы спросите у него лично, если он придёт.
— Ладно-ладно, как скажете! — Павел рассмеялся, хлопнул себя по коленям, сидя на высоком стуле напротив гостей, на миг заглянул в заметку с вопросами и продолжил: — Тогда мы начнём с более общих тем. Как вам Москва? Я знаю, вы уже были здесь в две тысячи тринадцатом, но, может быть, у вас есть какие-то новые впечатления? Спустя столько-то лет!
— Да, несомненно, очень красивый город. Нам ещё с того раза очень понравились собор и здание музея на Красной площади. Мы когда ехали из аэропорта, тоже всё очень чисто, мило... людей много, деревья... Москва очень похожа на Европу в каком-то смысле.
— Согласен с Ником. Здесь по сравнению с тем же Лондоном или Эл-Эй всё так зелено. Алексу нравятся такие города, наверное, он бы был не прочь тут жить.
Ник посмотрел на Джейми с предостережением, Мэтт сделал то же самое, но в его взгляде прослеживалась немая угроза оторвать голову и требование держать язык за зубами.
Ребятам задавали различные вопросы, связанные с концептом альбома, с тем, как впервые зародилась идея, с чего началась работа над ним. В общих чертах каждый в группе знал, что можно рассказать, но лучше всего это, конечно же, сделал бы тот, кто работал над текстами, а не в основном над мелодией и общим звучанием.
Всё интервью, в целом, шло довольно напряжённо. Неполный состав Arctic Monkeys не мог расслабиться, так как их мысли занимали три на тот момент основные вещи:
1) Где этот чёртов Тёрнер?2) Почему концерт вышел таким?..3) Боже, когда уже нас отпустят?
Внезапно с обратной стороны двери что-то зашебуршалось, и ручка дёрнулась несколько раз, постоянно выскальзывая из рук того, кто пытался войти, словно он всё никак не мог решиться зайти. Все обернулись на шум; ручка дёрнулась последний раз, и дверь наконец открылась, впуская в помещение Алекса Тёрнера собственной персоной, Алекса Тёрнера, опоздавшего на интервью ровно на пятьдесят минут. Пять недоуменных и заинтересованных лиц (троих интервьюируемых, интервьюера и оператора) уставились на него, не сводя пристального взгляда.
Надо же — явился!
— Извините... — тихо пробормотал и не совсем внятно Алекс, осторожно, будто стараясь привлекать как можно меньше внимания, проходя и садясь на свободное место между Джейми и Ником (Мэтт, который, кстати, сразу заметил, что Алекс немного поддатый, сидел отдельно, в кресле).
— Добрый вечер.
— Алекс, мы очень рады, что вы всё-таки решили прийти к нам. — Павел мельком взглянул в камеру, а затем на остальных, понимающе улыбаясь ребятам и снисходительно — Алексу. По нему было видно, что Тёрнер не первый, не второй и даже не десятый музыкант, заявившийся на интервью с опозданием и не совсем трезвым. — У меня для вас есть кое-какие вопросы о треках на альбоме. Не прочь ответить?
— Конечно, — Тёрнер как-то слишком тяжело вздохнул, и Мэтта, Ника и Джейми посетило нехорошее смутное предчувствие: готовиться стоило к худшему. Хотя бы на всякий случай. А «всякий случай» с такими вот страдальческми вздохо-стонами и общим видом Алекса точно наступит в ближайшие если не минуты, но десятки минут. Они уже и не знали, что было лучше: сидеть и самим отвечать на вопросы, которые, у елом, имели смысл только в присутствии фронтмена, или всё-таки сидеть всем вчетвером, но при этом троим из них видеть страдания друга?
— Очень хорошо. Тогда, Алекс, мой первый вопрос... — начал интервьюер и опустил взгляд на экран телефона. — Тебе не обидно, что буквально никто, кроме тебя и, может быть, ребят, не понимает истинного смысла, который ты закладывал в тексты?
— Почему это должно меня расстраивать? — Тёрнер насупился — серьёзно, в чём смысл вопроса? И так понятно, что большинство творцов в своих произведениях говорят изначально совсем не о том, что в итоге видят люди. Это не хорошо и не плохо, это просто факт, не умолимо преследующий любое творчество, — творец никогда не будет понят до конца. Он не будет понят до конца, даже выскажется напрямую, ибо даже в этом прямом высказывании общественность всегда будет искать скрытые смыслы, так как творец для них — тайна, которую хочется сначала самому создать, а затем разгадать, ведь всё мы интерпретируем, судя по себе. Так же, как и ни один из нас, обычных людей, не будет до конца понят такими же обычными людьми. Это норма, никто ведь не может залезть в голову к другому человеку, чтобы посмотреть на мир его глазами, с его призмой из уникального набора молекул ДНК и такого же уникального жизненного опыта. Даже родные братья и сёстры не смогут никогда на все сто процентов понять друг друга. — Разве суть творчества (в нашем случае, музыки) не в том, чтобы вызывать у человека, его воспринимающего, свои эмоции, мысли, фантазии, которые все вместе родят ему собственное понимание произведения, собственный смысл, если хотите.
***
Хитрая ухмылка поселилась на лице интервьюера, пока он, готовясь задать следующий неожиданно появившийся этим вечером и такой интересный вопрос, обводил взглядом гостей. Мэтт внимательно следил за каждым его движением и жестом: что-то в нём ему казалось отталкивающим.
— А во-от... Мэттью... Ник... Джейми... Алекс... — Павел выглядел так, будто они играли в «дурака» и у него на руках был козырной туз, делал неуместно большие паузы между фразами, растягивая слова, словно собирался вот-вот раскрыть какую-то страшную тайну команды Arctic Monkeys. — Находясь по дороге в Россию, что вы думали? Чего ожидали?
Мэтт смерил его взглядом, как бы показывая, что он не в восторге от вопроса и что Павлу, кажется, стоило бы обзавестись чем-то вроде чувства такта. Затем он покосился на ребят. Джейми, очевидно, был удивлён постановке вопроса, по одному только выражению его лица это можно было твёрдо сказать. Ник, как и обычно в таких и подобных ей ситуациях, сидел с каменным, не раскрывающим истинных эмоций лицом, однако Хелдерс прекрасно знал, что тот не одобрял вопроса, не был ему рад и не хотел бы не только сам на него отвечать, но и чтобы кто-либо из группы вообще на него отвечал. Ребята уже прекрасно понимали, к чему потом плавно перейдёт разговор.
Посмотрев на Тёрнера, Мэтт, хоть и, по природе своей, человек не особо проницательный, по тому, как Алекс, вздрогнув, скрючился и невидяще уставился куда-то в пространство перед собой, сразу понял, что Ал этой темы не выдержит. По крайней мере сегодня — точно. А если и продержится, то, вероятно, недолго, а потом взорвётся. Мэтт пока не мог сказать, что это будет за «взрыв», но уже к нему морально готовился.
Хелдерс, с такими интервьюерами, ответы на вопросы по большей части брал на себя, так как из них он был самый наглый и напористый и при этом уравновешенный. Сейчас он решил, что вообще не отвечать на вопрос не стоит, потому что это будет невыгодно, а ответ... Ответ покажет людям, что Arctic Monkeys готовы не только радоваться победам, но и достойно принимать поражения, это вызовет уважение. Однако всё-таки первым делом стоило попытаться мягко сменить тему.
— Вы, кажется, упоминали, что мы уже были здесь в... э-э... — он обратился к Нику: — В каком году мы были здесь, Ник?
— В две тысячи тринадцатом, — вставил свои пять копеек Павел.
— Значит, в две тысячи тринадцатом году, — Мэтт продолжал, — это было уже так давно. Нас тогда, на том фестивале, встретили очень радушно. — Он коротко посмотрел на ребят, на несколько секунд задержав взгляд на Алексе: тот абсолютно точно был уже на грани. — Ребят, скажите?
— Гм... — Тёрнер мрачно прокашлялся, ёрзая на диване. Барабанщик и гитаристы настороженно обернулись на него.
— Да, толпа, даже несмотря на то, что мы выступали в один день с множеством других групп, была очень отзывчивая, и в конце по людям было видно, что они не жалели потраченного на нас времени. — Ник, как мог, постарался внести немного спокойствия в ситуацию.
— Да-да, я помню, это было классное выступление!
Помещение уже, казалось, было насквозь пропитано напряжением, образовавшимся между присутствующими. Интервьюер приятно удивился такому всеобщему возбуждению, это-то ему и нужно было.
— Так всё-таки. Чего вы ожидали от концерта в Москве теперь? — Он как-то гадко улыбнулся. — Могу предположить, у вас и наверняка уже появилось что-то типа негласного стандарта, стандартного уровня, что ли, реакции аудитории, который, вы знаете, всегда будет достигнут, где бы вы не выступали и что бы ни случилось.
В этот момент Тёрнер снова издал какой-то устрашающий звук (хотя если не знать ситуации, то звук этот таковым вряд ли показался бы) и нервно запыхтел и зашевелился.
Мэтт строго посмотрел на интервьюера:
— Знаете, Павел... Конечно, такой уровень есть, но вы кое в чём неправы, так ставя свой вопрос. — Он сделал внушительную паузу. — В любом случае мы стараемся никогда не загадывать ничего о предстоящем выступлении наперёд. То есть не составлять никаких ожиданий по поводу того, какое впечатление оно произведёт на зрителей. — Он опять помолчал для весомости. — Не подумайте, что я пытаюсь сказать, что зрители для нас не важны или не значат совсем ничего. Как раз наоборот. И именно поэтому мы всегда фокусируемся не на конечном результате как желании произвести фурор в зале, а на самом процессе как моменте исполнения композиций. Такая позиция помогает нам не зависеть от мнения, так скажем, посторонних и оставаться самими собой, делая то, что нравится нам, и принимая тот факт, что необязательно в восторге от нашего творчества должны быть все, в том числе и не все наши фанаты.
— Значит, если я правильно понимаю, — какая-то надменная ухмылка поселилась на лице интервьюера, как будто он подумал, что раскусил самых великих лгунов планеты Земля, — вы вполне ожидали... вполне были готовы к такому — не будем лукавить — вялому отклику зрителей сегодня?
— Я только что ответил вам, что мы ничего не ожидаем, нас интересует не это — это не главное, аудитория нам ничего не должна. — Хелдерс осторожно глянул на Тёрнера, сидевшего в позе, которая так и кричала, что пружина вот-вот лопнет, и произойдёт что-то очень необдуманное (и скорее всего глупое). — Могу только предположить, что каждый из нас по отдельности, возможно, и имеет свои какие-то персональные фантазии на этот счёт, однако, повторюсь, в команде мы эту тему никак не поднимаем.
— Хорошо-о... — протянул Павел. — У нас в России есть девушка, которая вот уже несколько лет разбирает всю вашу лирику (включая ту, что относится, Алекс, к вашему с Майлзом Кейном проекту The Last Shadow Puppets). Она утверждает, что вся ваша музыка — больше, чем просто музыка, что в ней куча отсылок на различные значимые для вас с... — увидев строгий мрачный взгляд Тёрнера, Павел всё-таки осёкся, — значимые для вас даты.
— Это же прекрасно, когда люди находят, какие-то потайные смыслы в нашей музыке, начинают искать какие-то связи, — начал из последних сил державший себя в руках Алекс, разводя руками и странно смеясь. На пружине образовалась новая трещина... — Не понимаю, за кого фанаты меня держат! Я что, действительно произвожу впечатление человека настолько занудного?
— Да Ал, ты та ещё зануда замороченная! — подколол было его Мэтт, в ответ получив злобный и в то же время молящий о спасении взгляд, что-то (очень многое) в этом взгляде Мэтта напугало: Алекс выглядел ещё более нездорово, чем когда только явился — глаза его странно блестели.
Павел задавал и другие вопросы, но первый и тот, который в итоге стал последним в присутствии Тёрнера, были самыми неприятными. Алекс, и так весь день (да и весь тур так-то тоже это не в горячей ванной лежать) бывший на нервах, излучал напряжение, и только слепой не увидел бы, что что-то назревает, что один неверный шаг и интервьюера, и самих Мартышек и всё — прощай, нормальное интервью. Но Павел, видимо, был настоящим экстремалом — или правильнее сказать, настоящим журналистом — и пошёл вабанк:
— Алекс, вопрос к тебе. Как ты прокомментируешь сегодняшнее ваше выступление? Это же было что-то из ряда вон выходящее, на ваших концертах такое только, казалось бы, в самом кошмарном сне могло произойти! В одном из твоих старых интервью я прочитал, что для тебя подобные сны и вправду одни из самых страшных.
С минуту или две все в помещении сидят не издавая ни звука, ожидая бурю.
Буря, действительно, происходит.
Послышался смешок, за ним ещё один, и вот началось какое-то непрекращающееся хихиканье, скоро переросшее в ужасающий истерический смех. Павел поднял глаза, и перед ним предстала такая картина: Алекс Тёрнер, фронтмен одной из успешнейших групп Великобритании, сидел и, как припадочный, трясся от смеха, не в силах остановиться, казалось, ещё чуть-чуть и он будет уже не смеяться, а плакать. Ник и Джейми сохраняли спокойствие, упорно делая вид, что ничего не происходит, Мэтт жёстким взглядом сверлил Павла, пытаясь заставить того почувствовать себя последней и самой бесчувственной тварью, которая даже не может настроиться на волну интервьюируемого и почувствовать, что определённые темы, несмотря на их «интересность», поднимать в данной ситуации нельзя. Никто из ребят не пытался на это никак повлиять — знали, что если сильные эмоции Алекса захлестнули, то тут уже ничем не поможешь, остаётся только сидеть и смотреть, лучше даже не трогать — можно было вызвать ещё более опасные всплески.
Внезапно с резким грохотом отодвинувшегося от дивана журнального столика Алекс, руками скрывая от камеры лицо, вскочил со своего места и чуть ли не снося всё на своём пути вынесся в коридор. Все замерли, проводя его взглядами. Мэтту с его кресла было лучше остальных видно лицо Алекса, вылетавшего в дверь, такой исход этому появлению пропажи он и предполагал...
— Извините нас, — через какое-то время прервал всеобщее молчание Ник.
Интервьюер на это лишь понимающе кивнул и, тактично не обращая на это недоразумение ни секунды больше внимания, попытался переключиться на других и другие вопросы:
— Мэттью, во-первых, хочу сказать вам то, что вы уже наверняка давно уже знаете, — вы невероятный талант! Расскажите, как у вас это получается? Совмещать и бешеную игру на барабанах, и бэк-вокал, и даже лид-вокал (в «Brick By Brick», например)?..
Дальше интервью шло совсем напряжённо, однако просто так уйти, как убежал Алекс, оставшиеся себе позволить не могли — это всё также могло в нелицеприятном свете выставить их в прессе. Оставалось всего ничего. А Алекса они потом найдут и поддержат, или он, как обычно, сам рано или поздно явится за помощью.
________
пожалуста, пишите своё мнение! нет ли логических ошибок, ещё чего-то, может быть?