Ядовито, как двойной обман

— Такими темпами я окажусь возле унитаза быстрее, чем я думала. — проговорила Дао заплетающимся языком, после того как последней опрокинула в себя шот. Любовь, проглотившая алкоголя не меньше, однако с большей скоростью, лишь молча оперлась на нее рукой и рассмеялась, уткнувшись лицом в плечо подруги.

— Что вы за слабаки, а? — с этими словами, Харпер сложила руки на груди, подчеркивая декольте стильного черного платья. Лиам рядом с ней явно прилагал усилия, чтобы не смотреть в том направлении, однако по смешливым взглядам Лали, которые она кидала ему было ясно, что получалось у него плохо.

— Посмотрим кого срубит первым, Харп. Пьешь то ты может и быстрее, но вот как переносишь выпитое это вопрос. — парировал Лиам, на что Харпер лишь закатила глаза, будто он ставил под сомнение давно подтвержденный факт. Они бы так и продолжали спор, если бы Лали не вмешалась и не заявила:

— Мы сюда веселится пришли, а вы снова причендалами меряетесь!

Их компания расположилась недалеко от барной стойки, окруженная такими же шумными пьяными молодыми людьми, которые решили отдохнуть после тяжелой рабочей недели. В беспамятство Любовь, в отличии от них, впадать не собиралась, однако недооценила силу стадного чувства, когда отказаться от рюмки в окружении пьющих друзей оказалось задачей непосильной.

В голове стоял непроглядный туман, сквозь который трудно было поймать нужные мысли. Музыка била по ушам, отдавая жаром на коже и напряжением в затылке. Ей нужно было проветриться, но вместо того, что пойти с подругами в туалет, когда они отошли от столика, Любовь поглотила толпа. Она относила бы ее все дальше и дальше, подражая тому как кружилась ее голова от выпитого, если бы Любовь не врезалась в кого-то.

— Боже, простите... — пробормотала она, и на нее вдруг накатило непередаваемое чувство вины. Ей надлежало быть дома, в безопасности, а не искать утешения, сбегая от привычного, устоявшегося ритма их с сестрой жизни. Надежда бы этого ей не простила. Будь у ее сестры возможность, она бы не ограничилась звонкой пощечиной, если бы увидела чем занималась Любовь.

На самом деле, если судить по их детству, то скорее ей было присуще поднять на кого-то руку. Грудь прожигал стыд, когда воспоминания находили свой путь наружу из уголков тьмы, куда Любовь их тщательно загоняла. Ей претило думать об этом, хотелось снять с себя скальп, чтобы забыть. Обстановка была как нельзя подходящей, чтобы погрузиться в рефлексию, пьяно шатаясь под знакомые мелодии.

Будучи дочерью своего отца, она умела причинять боль, однако в детстве делала это неосознанно. Конечно, ведь в пять лет ей нравились игры, где можно было ударить соперника — зачастую отца или брата — куда только дотянется маленькая детская ручка. Любви никто не объяснял, что будучи хрупкой юной девочкой она не могла причинить семье вред, но вот своим сверстникам — да.

Только сбегая с Надей во двор, Любовь поняла, что у других детей понятия об играх были совершенно иные. Пока ее сестра спокойно сидела в песочнице и кричала на любого, кто грозился разрушить ее песочные замки, в которых сидели дорогие куклы, Любовь искала друзей. Она отчаянно нуждалась в подругах, но стоило их ей найти, она не могла сдержать эмоций и применяла силу. Другие девочки начинали плакать, стоило только ее рукам слишком сильно сжаться вокруг их талии в объятиях. Любовь помнила как в шутку могла направить свой кулак своим подругам в живот, и, конечно, это им не нравилось.

В других семьях было заведено иначе. Другие девочки были нормальными.

Только одна Любовь чувствовала себя паршиво, когда ей приходилось подстраиваться под окружающих ее детей, чтобы не оказаться в стороне. Порой, до того, как они с сестрой оказались в школе, Любовь не находила иного выхода, кроме как сказать, что их в очередной раз перепутали и... свалить вину на Надежду. Все идеально сходилось, характер сестры был из без того агрессивным. Оставалось лишь признаться себе в том, что к этому ее подталкивала зависть. Почему Любовь на каждом шагу спотыкалась, пыталась влиться, подавляя то, к чему привыкла, а сестре было по барабану на окружающих и она говорила им все, что хотела?

Это было несправедливо, однако и ее нежелание брать на себя ответственность — тоже. Любая провинность, за которую Надя отдувалась не всегда была ее, но их матери в большей степени было наплевать кто что сделал, она не хотела и не разбиралась, просто бездушно наказывала. А у тяжёлого отцовского ремня вопросов возникало еще меньше. Как ни странно, Надежда никогда не пыталась оправдаться, видимо, рано поняла, что это бесполезно. Любви же с каждым годом становилось все яснее, что начав двигаться по такому пути, остановиться уже слишком сложно.

К счастью, жизнь рассудила, что у близнецов всех бед и радостей должно быть поровну. В третьем классе, когда у Надежды только начинались проблемы с весом, окружающие, в отличие от родителей, которых заботила лишь собственная жизнь, начинали замечать между ней с Любовью различия. Она больше не могла беспризорничать, затевать драки и вести себя так, как вздумается, в остальное время притворяясь невиновной.

Любовь никогда не посещали мысли почему сестра не злилась на нее за это, почему не замечала, что та нагло врет, стоило спросить ее о поведении. Однако спустя пару недель, когда ее впервые едва не разоблачили, Любовь решилась сознаться Надежде в том, что делала. Совесть душила ее, давила на горло и наворачивалась слезами на глаза.

Им было по восемь лет и Любовь видела в сестре свое отражение. Тот же уставший серо-голубой взгляд, чуть более пухлые щеки, веснушки, бледные, потому что за окном была зима. Мама покупала им коричневые платья и белые фартуки одного фасона, но разные кружевные воротники, чтобы хоть как-то их отличать. Откровенно издеваясь, Надя регулярно менялась ими с Любой, чтобы заливаться смехом, когда мать вновь не могла понять кто есть кто.

Однако в тот момент, когда горькое признание вины сорвалось с детских губ, Надя не засмеялась. Любовь надеялась на то, что сестра обидеться, будет игнорировать ее или закричит, как любила делать мать, когда она не хотела делать уроки. Но нет. Надежда отшатнулась от нее, словно Любовь и на нее решила поднять руку. На лице, знакомом до боли отразилось выражение глубокой уязвимости и обиды, как будто бы Любовь победила в поединке и сейчас решала судьбу проигравшей — добить или оставить униженной.

«Ты простишь меня? Пожалуйста, Надь, я не... », дело было в том, что Любовь не могла в очередной раз соврать, сказав что не хотела этого. Она хотела и добилась того, что сама чувствовала себя ужасно. Словно предала не свою сестру, а саму себя. «Я не хотела, чтобы все так получилось. Я просто...». Завидовала. До такой степени, что забыла о том, что единственной ее защитницей всегда была сестра.

Надежда ничего ей не ответила. Она смотрела на нее, внимательно слушала, но ее глаза оставались безжизненно пусты. Стоило Любви замолчать, сестра со всей силы ее толкнула. Так, что она не удержалась на ногах и упала.

Порой они с сестрой в шутку толкались, дурачились и били друг друга подушками, но никогда ещё Надежда не казалась ей такой же угрозой, как, например, родной отец. На самом деле, Любовь приветствовала ее жестокость, хотела, чтобы они разобрались раз и навсегда, даже если совсем не женственно. Отец называл это по-мужски, а мама кривилась при любом упоминании насилия.

В тот день последним уроком у них была физкультура и они не переодевались из спортивной формы. Одинаковые белые майки, черные шорты, гольфы до колена и растрепавшиеся каштановые волосы. Вот только у Нади в волосах был бантик, а у Любви — нет. Мама бормотала, что «аксесруями» или «оскесуарами», ей так и не удалось понять что означало то странное слово, Надин увеличившийся вес удастся спрятать.

Сестра не колеблилась, когда сдернула со своих волос заколку и силой закрепила ее на голове Любви. Тогда ей было невдомёк зачем она это сделала, и все же Люба сопротивлялась. Какого было удивление, когда Надя пресекла ее попытки одним четким ударом локтем в ее солнечное сплетение. Перед глазами на миг потемнело, а в груди кончился воздух, из-за чего казалось что она задыхается.

Любовь очнулась только тогда, когда Надежда встала, отряхиваясь и бросив на нее последний уничижительный взгляд, прошла в гостиную. Послышался звук открывающейся входной двери, но Любовь так и осталась сидеть в прихожей. Из-за слез она не видела ничего перед собой и могла только всхлипывать от тупой боли в груди. Как настоящей, так и эфемерной.

— Чего разхныкалась без причины? Дуй есть и уроки делать, не то повод дам. — вместо приветствия заявила мать с порога. Она прошла мимо нее, явно больше заинтересованная в том, чтобы разобрать сумки с покупками. — Люба небось уже села, а ты чего расселась.

Несмотря на угрозу, которую Любовь знала, что мама без труда может воплотить в реальность, она не сдвинулась с места. Все так же сидя на паркетном полу, Люба осознала, что впервые почувствовала каково это быть ее сестрой.

Их часто путали, но смех близнецов всегда быстро выдавал путаницу, в то же время как сейчас Любовь ощутила сколь незначительной в глазах родителей она сделала свою сестру... Довольства от того, что ей удалось превознести себя, сделать так, чтобы ее ставили в пример Любовь и близко не испытывала — ее в любом случае находили с кем сравнить. На душе было горько и она запомнила это чувство собственноручно сотворенного одиночества на всю жизнь.

Его отголоски беспокоили ее сейчас, потому что пусть Любовь и не причиняла Надежде никакого вреда, ее танцы в клубе с незнакомым парнем слегка не вписывались в те рамки, которые были ей позволены. В шумную толпу ее затянули неугомонные Лали и Дао, которые настаивали на том, чтобы сделать это последние... месяца два. Пожалуй, отсутствие сестры в городе не лучшим образом сказалось на умении Любви принимать правильные решения.

Еще до переезда в Соединенные штаты сестры условились, что ничто в мире не сможет их разлучить. Будь то человек или обида, они отдадут предпочтение их нерушимой связи, а не тому, что встанет между ними. Со временем у них выработался четкий список правил, который даже висел на холодильнике и изо дня в день мазолил Любви глаза.

1. НИКАКИХ ОТНОШЕНИЙ (парень или девушка = ВСЕМ ПО-ФИГ)

2. СЕКС БЕЗ ЧУВСТВ (потрахушкам — ДА, занятиям любовью — НЕТ)

3. НИКАКИХ ВЛЮБЛЕННОСТЕЙ (если беда случилась — две пощечины на каждую щеку, потом — объятия и утешительный ритуал)

4. ИЗБЕГАНИЕ ПРИВЯЗАННОСТЕЙ! (обсудить, если неизбежно)

5. ПРАВДА В ЛЮБОЙ СИТУАЦИИ! (пожизненный позор и насмешки, если умолчишь)

6. НИКАКИХ ЗАЛЕТОВ (на аборт денег нет)

Со вторым и третьим пунктом у Любви были проблемы. Надежде частенько приходилось приводить ее в чувства неприятными ударами, которые, как ни странно, были словно ведро холодной воды. Конечно, большую часть работы по преодолению странных ощущений в груди Любовь проделывала сама — всячески избегала объект своей симпатии, находила в нем отвратительные привычки, которые омрачали привлекательный образ и лишали ее интереса к нему.

Разрядка без привязанностей тоже была заданием со звездочкой. Любви было очень трудно найти себе подходящего партнера и тем более довериться ему, хотя она едва его знала. Пару раз у нее была связь без обязательств, но в обоих случаях были неприятные моменты, которые у Любви просто не было времени обсудить заранее, потому что это был первый и последний раз, когда они встречались.

Обнимающий ее за талию, парень напротив нее был красив, не считая небольшого акне на щеках. Правда, Любовь вообще не обращала на это внимания. Он смотрел на нее завороженно, словно не видел никого больше и это подкупило ее позволить ему потанцевать с ней.

Песня играющая на фоне раздражала слух. Диджей включил ремикс, а не оригинал и весь шарм романтики улетучился вместе с мелодичностью. Впрочем, Любви было особо не важно под что танцевать, ей просто нравилось отдавать свое тело музыке. Поэтому она вывернулась из объятий и закружилась так, что ее свободная юбка развевалась вокруг нее.

Тем более когда каждое ее движением сопровождалось восхищенным взглядом. Впрочем, он в очередной раз напомнил о том, что Любовь большую часть вещей делала на показ, подсознательно ожидая одобрения и похвалы. Плохо ли это было? Она не знала, но определенно чувствовала, что ее это сковывает.

Вряд-ли парень напротив нее догадывался о ходе ее мыслей, когда наклонился к ней ближе:

— Меня зовут Ал... — Кричащая компания позади Любви, конечно же, не могла найти момента лучше, чтобы во всю завопить, поэтому ей не удалось расслышать окончание его фразы. Разум едва затуманенный призраками прошлого и, к пущему несчастью, капелькой алкоголя, которая наверняка была в ее ром-коле, не нашел выхода лучше, чем просто улыбнуться. Шоты добавили в нее наивности и уязвимости, что заставило парня вернуть ей улыбку.

— А меня Лав. Приятно познакомиться. — сделав вид, что услышала его, поспешила представиться в ответ Любовь.

Они пожали друг другу руки, хоть рукопожатие и затянулось, потому что парень, очевидно стараясь быть милым, закружил ее вокруг себя. В этот раз у Любви перед глазами все поплыло и она поспешила разжать хватку. Не хватало еще грохнуться в обморок посреди танцпола — в такой толпе чего доброго и раздавить могут.

— Лав. Очень романтично. — улыбнулся ей парень, не замечая ее рассеянности. На самом деле, учитывая полумрак, который порезали лишь разноцветные лучи подсветки и блики от вращающегося дискобола, в этом не было ничего удивительного. Урони Любовь что-нибудь из свой сумочки, она бы ни в жизни не нашла бы потерянное. Тем временем, парень предпринял ещё одну попытку удержать ее внимание. — Кажется, я потерял свой номер телефона. Можно взять твой?

Любовь заученно улыбнулась, вкладывая во взгляд всю свою скудную скромность, потому что во все времена женщинам грозило две равнозначно устрашающие опасности. Гнев от отказа, ведь мужчин было очень легко уязвить и разозлить всего одним спокойным «нет». А также излишнее дружелюбие все с тем же противоположным полом, потому что одна неосторожная улыбка могла быть расценена, как желание переспать. Более того, как известно, мужчинам не всегда требовалось приглашение — многие считали, что они могут просто взять то, что лежит на виду.

Легче всего было сказать, что она уже с кем-то, но беспроигрышный вариант был упомянуть брата. Те парни, у которых на уме было отнюдь не простое знакомство, таким образом быстро отсеивались.

— Без проблем. Я недавно поменяла телефон, так что не помню номер наизусть. Там недалеко стоит мой брат с моей сумочкой. — Любовь наугад указала куда-то в толпу и отчего-то не удивилась, когда парень отстранился от нее со странным видом. А ведь он казался нормальным... — Пойдем? — спросила она невинно, не испытывая досады и уже зная что услышит далее.

— Знаешь, прости, но...

Любовь не ожидала иного, когда парень сослался на «друзей» и смылся в неизвестном направлении. Однако ее некогда хорошее настроение омрачила проснувшаяся тоска. Забыв о парне, словно его никогда и не было рядом, Любовь очень некстати вспомнила своего настоящего брата.

Интересно, каково ему было сейчас? Одиноко, радостно, или он все также делал вид, что ничего не чувствует? Воссоединился ли он с тем парнем, которого украдкой целовал на их заднем дворе?

Согрела ли его деревянная могила в сырой земле? Любовь не знала и не могла знать. При жизни Мирослав никогда не делился с ней своими переживаниями. Он подражал родителям, считая сестер слишком маленькими, чтобы посвящать их в свои взрослые проблемы, ходил хвостиком за отцом, за что в итоге и поплатился жизнью.

Любви было горько посмертно обвинять его в чем-то, но он не был им с сестрой хорошим братом. Скорее третьим родителем, который ни черта не знал о семье и руководствовался логикой «я же человеком вырос, из вас тоже людей выращу». Хотя был ли он достаточно человечным для этого? Осознавал ли он вообще кем является, признавал ли свою истинную сущность? Чаша весов, скрипящая под весом воспоминаний Любви, склонялась к отрицательному ответу, даже если ей уже никогда не суждено было это узнать.

— Лав, мы тебя обыскались! Что за парень рядом с тобой крутился? — воскликнула Лали ей на ухо, вырывая ее из грузных мыслей. За ней подоспели Дао, Харпер и Лиам, который выглядел не очень довольным, будто поиски оторвали его от чего-то.

— Да так. — отмахнулась Любовь и Дао с понимающим видом погладила ее по плечу. — Мне кажется или время уже перевалило за полночь? — добавила она скорее для того, чтобы перевести тему, но кивок подруги заставил ее сердце уйти в пятки. Любовь никогда еще не была одной так поздно на улице.

— Сейчас без пятнадцати. Ты неважно выглядишь, все хорошо? — ответила ей Дао, обнимая ее за плечи, когда они пошли по направлению на выход. Позади них Лали быстро сказала что-то Лиаму, который незаметно для всех уже обнимал Харпер за талию, и пошла за ними.

— Перепила. — Любовь мысленно чертыхнулась, потому что в отличии от других ее слов, эти — не были ложью. — Простите, девочки, я наверное поеду домой.

— Конечно. Мы тебя проводим. — спохватилась Лали, когда обогнула их и придержала для подруг дверь клуба. Ночной воздух наполняли ароматы ранней-ранней осени и прошедшего дождя. Улицы, как и всегда, светились сотнями светодиодов, но в кои-то веки Любовь не восхищалась этим. От яркости окружающего мира у нее рябило в глазах, однако ясности рассудка хватило, чтобы спешно выпалить:

— Нет-нет! Я... Не надо. Присмотрите лучше за Харпер. Я возьму такси. — заверила Любовь через силу, пусть такая перспектива ей и не нравилась. Однако для их с сестрой безопасности они скрывали свой адрес. Не говоря уже о том, насколько он кричал об их бедственном положении.

То ли из-за выпитого, то ли из-за ностальгии, у нее в груди, ко всему прочему, поселилось чувство глубокого одиночества, от чего хотелось поскорее остаться наедине с собой. Надежда была права, когда просила ее оставаться дома до ее возвращения. А Любовь как всегда повела себя как глупая и безответственная младшая сестра. Классика их отношений.

Прежде чем подруги согласились на план с такси, пришлось израсходовать все свои методы убеждения. Спасло Любовь то, что подошедшие к ним Лиам и Харпер, пьяные в стельку, начали целоваться, ничуть не стесняясь свидетелей. Дао оставалось только страдальчески вздохнуть, когда Лали уже пустила вход крик, чтобы оторвать их друг от друга. Любовь знала почему — ни для кого не было секретом, что у Лиама были чувства, но никто кроме Харпер не мог дать гарантии, что это взаимно и отвечает она ею не под действием спиртного. А до тех пор, для ее же блага, лучше было отцепить их друг от друга.

— Пока, детка. Будь осторожна. — пожелала ей Дао, и после крепкого объятия принялась помогать Лали оттолкнуть Лиама от едва стоящей на ногах Харпер. Выглядело это смешно, но на деле, Любовь знала какого это, под действием чего-то творить неведомо что, а потом испытывать за это жуткую, страшную вину. В первую очередь — перед собой, за то, что позволила всему случится.

Потратив монеты из кошелька в телефонном автомате за углом, чтобы вызвать машину, Любовь обхватила себя руками и принялась ждать. Мысли в голове путались, но ее не покидала привычная для одиноких женщина, тревога. Она рисовала во тьме тянущиеся руки и заставляла оглядываться, даже если за спиной был тупик.

Любовь не была одета откровенно — простую линнорукавую майку с бантиком и длинную свободную юбку вообще было трудно назвать стильным или вызывающим прикидом, но проходящая мимо, компания парней, посчитала нужным засвистеть. Каждый из ее членов одарил ее тело долгим взглядом, пока Любовь пыталась игнорировать тошнотворное ощущение от выкриков «зачетная задница, сладкая».

— Пошли нахер. — проскрежетала она себе под нос, потому что здравомыслие остановило рвущийся наружу поток злостной брани. Любовь давно перестала задавать вопрос какое они имеют право?, она стала думать как этого избежать. Однако в несправедливом омуте их мира все обстояло так, что никто, ни одна женщина в мире, как бы закрыто она не оделась, как бы не спрятала свою естественную женственность от окружающих и сколько бы не показывала нагой кожи, мужчинам все равно чудилось на ее месте мясо. Иначе их голодные взгляды Любовь интерпретировать не могла.

К счастью, прежде чем ее снова могли домогаться, приехало такси. Предусмотрительно сев на заднее сидение за водителем, Любовь вздохнула с облегчением, когда на водительском сидении оказалась женщина. Сколько же радости ей принесла простая представительница женского пола. Хотя с другой стороны, будь на ее месте мужчина, Любовь имела немалые шансы не выбраться из машины живой... Так что называть эту радость простой не поворачивался язык.

Скорее всего ее сознание, измученное долгим днем и тренировкой в бурлеск-клубе продолжило бы гулять по страницам зачерствелой памяти о детстве на родине, но Любовь глубоко вздохнула. Приложив усилие, она захлопнула дверь в прошлое, не желая думать о нем ни секундой больше.

Они с сестрой начали новую жизнь, решили исписать страницы новой книги их будущего своей истории, которая не писалась под чью-либо диктовку.

Зазвонивший в сумочке телефон отвлек ее от борьбы с экзистенциальным кризисом и сообщив таксистке свой адрес, Любовь поспешила ответить на звонок. Она была уверена, что звонит сестра. Кто еще мог ей звонить? Кому еще она была нужна?

А если логически, то потому что никто другой не стал бы звонить на этот номер, кроме двух людей. Хотя когда Любовь ранее изучала историю звонков, неизвестные цифры изрядно ее напрягли. Ей как раз хотелось спросить об этом, ведь наверняка, Надежда звонила ей, чтобы поинтересоваться как дела и рассказать о том, как прошел показ.

Встревоженный голос сестры, которая прятала это почти так же успешно, как Любовь свое нетрезвое состояние, выдал ее мотивы раньше, чем Надежда их озвучила:

— Я должна сказать тебе кое-что. Это связано с Константином. — выпалила она на одном дыхании, словно не могла думать ни о чем другом и ей требовалось с кем-то этим поделиться.

Если до этого Любовь уже была напряжена, то сейчас ее тело натянулось как струна, которая вот-вот норовила порваться. Причем здесь был Константин? Почему будучи на показе, Надежда вдруг решила заговорить о нем? О чем сестра еще умалчивала?

— И тебе привет. Я надеюсь в шутке «я его задушу» было больше шутки, чем правды... — протянула Любовь, не зная что еще сказать. Ее сестра, по правде говоря, была способна на все.

— Я... — начала Надежда после длинной паузы. Они вообще были ей не свойственны. Сестра всегда говорила быстро, четко, уверенно и по делу. Эта заминка подтверждала, что произошло что-то, что выбило почву у нее из-под ног. Любовь уже собиралась спросить об этом, когда Надежда сдалась. — Я сама не верю, что говорю это, но я переспала с ним! Ну как переспала. Он был во мне... — Слова сестры не вполне успели дойти на сведения Любви, когда Надежда прервала себя на полу-слове. — О Господи, как же ужасно это звучит. Давай я объясню все по порядку, прежде чем ты увидишь новости.