Дурман

12.0

День похорон напрочь выпадает из памяти. Я не помню ни как мы добирались до кладбища, ни торжественных речей о «безвременно ушедшем и трагически погибшем». Помню только свою руку — черную от земли, которую я бросала на крышку орехового гроба. И помню, что шел дождь. Очень кстати смывая слезы.

Тима больше нет... Никак не свыкнусь с этой мыслью, хоть и прошла всего пара дней с тех пор, как мы стояли на крыше дома по Лавандовой улице. Закрываю глаза, считаю до десяти и открываю. Тима больше нет...

Его нет даже в моих галлюцинациях.

А если бы не стало Чудика, я бы чувствовала то же самое?

Мы лежим с Крис под одним пледом и смотрим «Самый лучший хит». Почему-то из всех дорам на свете, чтобы отвлечься, мы выбрали именно эту. Популярный айдол попадает в будущее, где узнает, что лет 20 назад он пропал при загадочных обстоятельствах. А еще в этом будущем у него есть сын и девушка, которую он полюбит больше всего на свете. И в этой фэнтезийной истории точно будет хэппи-энд, потому что сценаристы знают, как снимать любые проклятия времени. В отличие от меня. Я не провожу никаких параллелей с Тимом. А лишь думаю о том, что не замечала в его поведении ничего странного. Снова. Я снова зациклилась только на себе.

Я думала, что во мне больше не осталось слез. Но когда на экране пальцы главных героев переплетаются, я опять реву. И Крис поглаживает меня по плечу.

— Готова? — спрашивает мама, и Крис нажимает кнопку стоп на пульте. — Вы же не говорите о деле.

— Мы не говорим о деле, — отвечаю я.

— Если следователь узнает, что вы продолжаете общаться, нам всем влетит.

Нам нужно ехать на перевязку. А дальше по плану — школьный педсовет и очередной допрос следователя. Мы — я, Крис, Чудик и Мия — должны отчитаться о событиях на крыше. А еще получить приговор по поводу конкурса. Мы прощаемся с Крис и договариваемся встретиться уже в школе.

Пока медсестра залатывает мои видимые раны, я размышляю над дорамой: как айдол вернется назад в прошлое? И если у него будет выбор, останется ли в будущем? Я — эгоистка. В тайне надеюсь, что ему придется вернуться, и девушка испытает боль потери. Как я. Просто хочу посмотреть, как с этим справляться.

— Нам нужно зайти к врачу, — говорит мама, когда я выхожу из перевязочной.

— Зачем? Я вроде нормально себя чувствую.

А может, и ненормально. Просто лекарствами это не вылечить.

— Сказали срочно зайти. Там что-то с анализами.

Мы спускаемся на этаж ниже и еще полчаса сидим в очереди. Что такого срочного могло случиться? А если у меня нашли рак? И по иронии судьбы в тот момент, когда я решила начать жить, жизнь моя закончится.

Очередь наконец-то доходит до нас. И мы вместе с мамой заходим в кабинет.

— Софа, у меня есть вопрос, на который я хочу получить честный ответ, — говорит врач.

Ни мама, ни я не понимаем, что здесь происходит и какой правды от меня хотят.

— Ты принимаешь наркотики? — спрашивает врач.

— Что? Нет, конечно! — возмущаюсь я и взглядом прошу защиты у мамы.

— Софа не принимает никаких наркотиков, — спокойно отвечает она.

— Кто-то мог незаметно добавить наркотики в еду, например?

— Нет, — уверенно отвечаю я.

— Это какая-то шутка? — спрашивает мама.

— Может быть, вы слышали про такое растение как дурман?

Мы переглядываемся, а затем обе отрицательно мотаем головой.

— Я сейчас все объясню, — говорит врач и смотрит в бумажки из моей карточки. — Дело в том, что в крови Софы обнаружен атропин. Это природный алкалоид. Как кофеин, никотин, кокаин. В большом количестве атропин содержится в стеблях, листьях, цветках и семенах дурмана. Его еще называют трава дьявола, дурье зелье, одурь-трава, шальная трава. Вам что-то известно из этого?

Мы снова отрицательно мотаем головой.

— Такие народные названия дурман получил не просто так, — продолжает врач. — Кроме атропина, он содержит гиосциамин и скополамин. По своей сути это наркотик. А при высоких дозах — яд. Если верить легендам, в древности дурман использовали в колдовских обрядах. Потому что он вызывает эйфорию. А еще делирий — это такое состояние, когда человек перестает различать, где реальность, а где фантазия. Его преследуют галлюцинации, появляется спутанное сознание, повышенная возбудимость, чувство невесомости, резкие перепады настроения, странное и даже агрессивное поведение.

То, что я поднялась на сцену и перед всей школой призналась в своих проблемах с башкой — это достаточно странное поведение?

— Какие-то из этих симптомов у тебя есть? — спрашивает врач.

— Иногда, — говорю я и смотрю на маму, — иногда я вижу разные вещи, а потом они исчезают.

— Какие вещи?

— Я не знаю, как это объяснить.

— Почему ты не говорила? — спрашивает мама.

— Вы бы решили, что я опять притворяюсь и стараюсь привлечь внимание.

— Что ж, теперь осталось понять, как дурман оказался в организме Софы, — говорит врач и поворачивает к нам экран компьютера, на котором собраны фото дурмана.

Это Bon Jovi. Прекраснейший цветок на свете — наркотик, который все это время пытался меня убить.

— Это же твой вонючий цветок, — говорит мама.

Мои галлюцинации начались с появлением цветка с бутонами-граммофонами. И эйфория тоже. Все началось с него. С Чудика.

— Как у вас появился этот цветок? — спрашивает врач.

— Мне подарили его в школе, — отвечаю я.

— Тебе подарили опаснейший наркотик? Как интересно. Кто же это сделал?

— Я не знаю, — вру я.

Я знаю.

— Цветок поставили на мой стол. И все. Я не знаю, кто это сделал и зачем.

Почему я защищаю Чудика? За это наверняка можно посадить. Прекрасный способ, чтобы отомстить. Но я против мести. Потому что для меня месть ничего не изменит. Она не воскресит Тима.

— Тот, кто это сделал, хотел либо убить тебя, либо одурманить. В таком состоянии человеком легко управлять. Хорошо, что мы вовремя обнаружили следы яда.

— Что нам теперь делать? — спрашивает мама.

— Обязательно избавиться от цветка — это первое. И так, чтобы его никто не нашел. Еще мы сделаем промывание желудка в процедурном кабинете и назначим симптоматическую терапию до полного восстановления нормального функционирования организма.

Если бы моя комната не пропиталась опьяняющим ароматом дурмана, решилась бы я участвовать в школьном конкурсе со своими жуткими рисунками? Вот в чем вопрос.

12.1

Нам приходится снова задержаться в клинике. Смотрю на часы и говорю маме, что школьное собрание уже началось. Но ее не волнует никакое собрание. Кажется, впервые в жизни мое здоровье оказывается важнее всего.

Без очереди, как очень важного пациента, меня проводят в процедурный кабинет. Медсестра протягивает фартук и просит надеть — это чтобы не испачкаться своей же блевотиной. Затем усаживает на кушетку, вводит зонд прямо в желудок, и меня уже начинает подташнивать. Сначала медсестра отсасывает в огромный шприц мои внутренности, объясняя, что это на анализ. А потом вставляет в зонд воронку и вливает жидкость, сливает ее из меня обратно в ведро и снова наливает чистую жидкость, сливает в ведро и снова наливает. Когда медсестра достает из меня зонд, я готова заявить, что меня изнасиловали.

Перед уходом я прошу маму зайти в туалет. Здесь меня рвет остатками желудочного сока, словно выворачивая наизнанку. Я несколько раз полощу горло, набираю полный рот жидкого мыла, но кислый привкус не исчезает. Даже мятная конфета оказывается бесполезна. Теперь Чудику точно лучше не попадаться мне в темной подворотне. Вряд ли я способна простить ему хоть что-то, но такое унижение точно нет.

Мы приезжаем в школу, когда собрание как раз заканчивается и ребят с родителями отпускают.

— Софа! — Крис машет рукой, едва завидев меня.

Мы обнимаемся, но на этот раз не от большой любви. Не только от нее. Нам надо обменяться секретной информацией.

— Как прошло? — шепчу я ей на ухо, пока нас не видит следователь.

— Все как мы и планировали, — так же шепотом отвечает она.

— Она ничего не испортила? — спрашиваю, имея в виду Мию.

— Нет. Хотя ей бы все равно никто не поверил.

— А этот? — спрашиваю, имея в виду Чудика.

— Тоже.

Наша легенда такая. Чудик решил покончить с собой. И мы бросились на крышу, чтобы его отговорить. Тим пытался снять Чудика с парапета, но подскользнулся, не устоял, а дальше и так все известно. Я же споткнулась о кусок рубероида и, пока падала, пробила висок о торчащий кусок арматуры. Меня никто не бил. Вообще никто никого не бил. Мы просто хотели помочь однокласснику. Это просто несчастный случай.

— Софа, — к нам подходит отец Крис, — рад, что с тобой все в порядке.

Вот только я совсем не в порядке.

— Здрасьте, — вежливо говорю я.

Он же не собирается сейчас спрашивать про?...

— Понимаю, что сейчас не совсем подходящий момент. Но что там со статьей для газеты? Хочу поставить ее в ближайший номер. И было бы неплохо еще сделать какое-нибудь напутствие для выпускников будущего года. Мне кажется, у тебя это получится.

Фля!

— Мне нужно еще чуть-чуть времени, — уверенно вру я.

До последнего надеялась, что он забудет про эту чертову статью.

— Софа! — кричит мама на пороге кабинета директора, и ее голос разносится эхом по пустым школьным коридорам. — Мы тебя ждем.

— Извините, мне пора, — говорю я и отправляюсь в зал школьного суда.

Мия уже сидит с мамой в безмолвном ожидании приговора. Мы садимся напротив. Директор Хеллин навсегда запомнит этот выпуск. А мое имя будет сниться ему в кошмарах.

Я представляю, что он сейчас скажет. Мы провели тщательное расследование и выяснили, что все это время Мия выдавала чужие работы за свои. Поэтому Софе по праву принадлежит первое место. Мы не только восстанавливаем ее репутацию и допускаем к участию в конкурсе. Жюри Академии искусств считает, что грант должен достаться именно Софе.

Не знаю, осталась ли хоть капля дурмана в моем организме. Возможно, это очередная галлюцинация. А возможно, просто предчувствие.

— Не буду долго вас задерживать, — говорит Хеллин. — Скажу как есть. Грант по направлению ИЗО в этом году отменен.

— Что? — возмущаюсь я и подскакиваю со стула. — Меня оболгали перед всей школой. Вот, кого нужно было дисквалифицировать, — я тычу пальцем в Мию. — А грант должен достаться мне! Я его заслужила!

— Решение принимает не школа, а Академия, — спокойно отвечает Хеллин, но я то вижу, как дергается его правый глаз. — Академии нет дела до ваших междоусобиц. Они не собираются выяснять, кто прав, а кто виноват. Они отменяют грант по изобразительному направлению и имеют на это право.

— Софа, сядь, — мама рукой усаживает меня обратно на стул. — Что мы можем сделать? — спрашивает она у Хеллина.

— Подать документы и поступать на общих основаниях, — отвечает Хеллин.

— Это все, что вы хотели нам сообщить?

— Ну да.

— Спасибо за встречу. Мы, пожалуй, пойдем.

— Но, мама, — я тяну ее за рукав льняного платья.

— Софа, ты поступаешь в Академию искусств на общих основаниях, — отвечает мама. — Разговор окончен. Пойдем, тебе для творческого экзамена еще надо нарисовать разложившийся труп мужчины, занимавшего пост директора одной школы. У нас нет лишнего времени на тех, кто тебя не ценит.

Все это мама говорит, глядя прямо на Хеллина. А я думаю, директор сейчас очень рад тому, что в нашей семье больше нет детей школьного возраста с творческими наклонностями.

Когда мы выходим из школы и почти садимся в машину, я замечаю Чудика. Он стоит у турников на спортивной площадке и как будто кого-то ждет. Он ждет меня. Но оставляет пространство для отказа.

— Мам, я отойду на пять минут, — говорю я и отправляюсь в сторону Чудика.

Останавливаюсь в метре от него и скрещиваю руки на груди.

— Я знаю про дурман, — говорю без лишних прелюдий. — Знаю, что это ты оставил цветок на моем столе. И так мастерски изображал удивление, когда увидел его у меня на подоконнике. Я знаю, что это наркотик, из-за которого последние месяцы я была как шальная и ловила глюки. Вот только я не знаю зачем. Зачем ты это со мной сделал?

— А ты бы поверила? — он даже не просит прощения. — В здравом уме ты бы поверила в весь этот бред? Показала бы мне свои рисунки? Показала бы свои рисунки всей школе?

— Но ведь ты поверил, когда рассказал Тим... Что со мной не так?

Мы засыпаем друг друга вопросами. Но так и не получаем никаких ответов. Не знаю, смогу ли я еще хоть раз в жизни кому-нибудь поверить. Или всегда буду ждать подвоха.

— «Трава дьявола» — это только один из путей к секретам человека знания, — говорю я заученные слова Кастанеды. — Есть и другие пути. Но ее ловушка в том, чтобы заставить тебя поверить, что ее путь единственный. В следующий раз внимательно читай первоисточники.

— Ты думаешь, что дурман изменил тебя? Но это не так. Возможно, он сделал тебя смелее. Возможно, помог поверить в то, что все реально. Но самое главное ты сделала сама.

— Это психотерапия помогла поверить в то, что все возможно, а не дурман. Тебе даже не жаль, да? Ты не жалеешь, что обманул меня, что одурманил? Ты совершенно доволен результатом. Как называется твое психическое расстройство? Психопатия? Шизоидная? Истерическая? Параноическая?

— Гуглила?

Я молча сжимаю губы.

— Да, ты любишь гуглить.

В своей голове я отрепетировала весь диалог с Чудиком. Но как быть, если в реальности он говорит не по моему сценарию?

— Софа, что мне делать?

— Мне плевать, что ты будешь делать. Если бы мы были в том сранном сериале для пришельцев, я бы сказала: «Ой, да ничего страшного. Подумаешь, обманул. Конечно, я тебя прощаю. Ведь я же святая героиня». Но мы не в сериале. И я не святая. И не стану жертвовать собой ради счастья других. Можешь считать меня эгоистичной злодейкой. Мне фиолетово на чье-то мнение, особенно на твое.

Я разворачиваюсь и собираюсь уйти, как в голову приходит еще одна мысль.

— Попробуй актерское направление, — говорю я, — у тебя хорошо получается быть кем угодно, только не собой.

И я ухожу.

— У меня еще есть шанс? — кричит Чудик мне вслед.

— Может быть, — говорю я и оборачиваюсь, не сбавляя шаг, — в следующей жизни? — и смеюсь, преодолевая себя.

А когда отворачиваюсь, смахиваю слезу со щеки.

В это время из школы выходит Мия, и я ее окликаю.

— Чего тебе, Муравская?

— За тобой должок, дорогая.

Этот длинный-длинный день заканчивается. А вместе с ним и мои жизненные силы на сегодня. Я падаю лицом на кровать, кое-как вставляю наушники и включаю «Ее ненависть» Cheshire Cat. Призываю Тима в свой сон. Только он не приходит.

12.2

Я настежь распахиваю окно, чтобы в десятый раз за день проветрить свою комнату. Мама говорит, что зловонного запаха дурмана давно уже нет. Но я продолжаю ощущать его едва уловимые нотки. Как будто цветок успел пробраться под кожу и встроиться в мою молекулу ДНК.

Вдыхаю жаркий августовский вечер. Горячий воздух щекочет ноздри и обжигает легкие своим паром, что нетипично для конца лета в Березовом острове. Поднимаю голову и ищу окно Чудика. Оно, как и прежде, завешено отстойными бордовыми занавесками. Самого Чудика я не видела с нашего последнего разговора у турников. Крис слышала, что его держат в СИЗО, пока идет расследование. За причинение смерти по неосторожности Чудику грозит до двух лет тюрьмы. Ии всем плевать, что это был несчастный случай.

Беру телефон и хочу разблокировать Чудика во всех мессенджерах. Лиля говорит, что я имею право на ошибки. И другие тоже. Но я не собираюсь прощать Чудика и вновь становиться его другом. Прошло слишком мало времени. И я откладываю телефон в сторону, так и не нажав на кнопку блокировки — нам все равно нельзя общаться, пока идет следствие.

— Соф, Кристина пришла, — доносится голос мамы из коридора. — У вас пять минут. Я больше не буду покрывать ваши встречи.

Нам с Крис, как свидетелям по делу, тоже нельзя видеться, пока идет следствие.

— Я захожу? — спрашивает Крис через дверь.

— Подожди-подожди.

Я принимаю модельную позу и говорю:

— Можно.

Крис заходит, прикрывая глаза газетой.

— Да открывай ты уже, — говорю я.

Она убирает газету и охает:

— Это очень красиво!

Я попросила парикмахера добавить в выбеленные кудри фиолетовые пряди. Они окантовали прическу, и та стала походить на бутоны-граммофоны. Я знаю, дурман травил меня, но почему-то мне захотелось оставить хотя бы его частичку.

— Но больше никаких экспериментов с волосами, — смеюсь я.

— Повтори последнюю фразу, я запишу на диктофон, — смеется Крис в ответ.

Лиля говорит, что я должна продолжать жить свою жизнь, я должна выбирать оставаться живой. Потому что жизнь разная и переменчивая. Нельзя зафиксировать себя в одном состоянии: счастья или горя. Потому что когда мы останавливаемся, когда замираем в одной эмоции, мы умираем. Приступы горя будут накатывать волнами, и это нормально. Важно — не сдерживать себя, а проживать чувства, какими бы они ни были. Поэтому я разрешаю себе горевать. И радоваться тоже. Боль утраты останется со мной навсегда. Просто со временем перестанет так сильно зудеть. Правда же?

Крис плюхается на кровать и не замечает, как я проворачиваю кожаный браслет на запястье.

— Ты собираешься уместить свою жизнь в этот крошечный чемодан? — удивляется она размеру S и проверяет вещи, которые я уже сложила. — Так, а это что такое? — Крис размахивает своей кружкой с томно смотрящими участниками BTS.

— На первое время этого должно хватить, — говорю я, забираю кружку и кладу ее обратно в чемодан. — А это частичка тебя, которая будет всегда со мной. Я буду пить из нее кофе и вспоминать о тебе.

— Ну, хорошо, уговорила, — она переворачивается на спину и тянется рукой к люминесцентным звездам, приклеенным на потолке. — Подумать только, наша Софа — студентка Академии искусств. Интересно посмотреть на Хеллина и Душную.

— И на Ямшиновых.

— И на Ямшиновых.

— Могу поспорить, что в этом году они будут просить твои картины, чтобы организовать в хелл-хаусе выставку «нашей талантливой и подающей большие надежды ученицы».

— Фиг им, а не картины.

Я вываливаю на пол сотню маркеров, чтобы отобрать те, которые возьму с собой на учебу.

— Когда тебе на очередной допрос? — спрашиваю я.

— Нам нельзя об этом говорить. Мы свидетели по одному делу...

— Точно. Нам нельзя об этом говорить. Как все сложно...

И мы замолкаем. Всего на минуту.

— Ты не жалеешь? — спрашиваю я.

Крис решила взять перерыв на год и никуда не поступать. Она хочет понять, кто она и чем может быть полезна миру. Лиля говорит, что это нормально — искать себя и бороться за свой выбор, а не слепо выполнять наставления родителей. Хоть те и не в восторге от такого решения. А пока Крис будет помогать отцу в редакции газеты, продолжит вести бьюти-блог и, возможно, займется танцевальным кружком.

— Не. Это мой первый самостоятельный выбор. И я буду стоять до конца, чем бы это все не закончилось.

Крис протягивает сложенный пополам выпуск «Буйка».

— Это сигнальный экземпляр, — говорит она. — Папа разрешил показать тебе до того, как номер поступит завтра в продажу.

Я раскрываю газету и сразу же натыкаюсь на очередную заметку о Тиме. В Березовом острове редко что-то случается. Поэтому смерть подростка — это всегда событие. Как 54 года назад, так и сегодня.

Пробегаюсь по строчкам. Вскрытие подтвердило, что причиной смерти стали травмы, несовместимые с жизнью в результате падения. Никаких запрещенных веществ в крови Тима не обнаружили. Его сердце не успело остановиться по плану. Значит ли это, что круг Ада действительно разорвался? Но следствию еще предстоит выяснить, было ли это падение действительно случайностью или здесь замешан Чудик.

На соседней странице — интервью с Каролиной Михальцевич, скроенное Мией из моих нелепых вопросов и подписанное нашими именами. А еще снимок Чудика, который он сделал в тот день на редакционный фотоаппарат.

Переворачиваю страницу — здесь собрана статья из писем выпускников Березового острова. Мне было неловко писать обращение только от своего имени, поэтому я предложила отцу Крис добавить других авторов. Я уверена: многим есть что сказать, просто не всегда для этого есть возможность.

Мое письмо разместилось в самом конце страницы и заняло несколько абзацев. В принципе ровно столько, сколько нужно, чтобы сказать все самые важные слова.

— Прочти вслух, — просит Крис.

— Девочки, — кричит мама из коридора, — ваше время вышло.

— Сейчас, мам.

И я зачитываю.

Если вы читаете это письмо, значит, у меня получилось. Но если бы даже не получилось, я бы написала то же самое. Потому что иногда не так важен результат, к которому мы идем, как опыт, который мы приобретаем на этом пути. Я не очень хороша в напутствиях, но попробую.

Никогда в себе не сомневайтесь. Если кому-то не нравитесь вы или то, что вы создаете, в мире есть еще 8 миллиардов людей. И мнение одного человека не должно влиять на ваше мнение о себе.

Не бойтесь показать себя настоящих. В каждом из нас сидит свой демон. И ничто так не завораживает, как человек, подружившийся с внутренним чертенком. А еще мой психолог говорит, что люди влюбляются именно в недостатки, потому что идеальность пугает.

Цените каждого человека, пока он есть в вашей жизни, и с легкостью отпускайте, когда ваши пути разойдутся. Потому что ненужных людей в нашей жизни не бывает. Благодаря людям, которых мы считаем ненужными, появляются шедевры. Эти люди дают нам самое дорогое — вдохновение. А если вам кто-то нравится, просто скажите ему об этом. И даже если он откажет, в мире есть еще 8 миллиардов людей и жизнь на этом не заканчивается.

Если у вас есть раны, не прячьте их. Это значит лишь то, что вам некуда было выплескивать моральную боль, кроме как на самого себя. Негативным эмоциям самое место в искусстве. Отдавайте все плохое бумаге. Но не воспринимайте это слишком серьезно. Наша цель — не оставить след. А делать то, что нравится. Вот зачем мы здесь.

И последнее. Самоубийство — это не выход. Если вам плохо, не стесняйтесь обращаться за помощью. Иногда, чтобы вас услышали, нужно заговорить. И даже если что-то пошло не так, вы всегда можете вернуться к своей мечте. Просто помните об этом.

Софа Муравская

Конец

2020-2023

Плейлист Софы

1. «Whole Lotta Love» — Led Zeppelin.

2. «Мой враг» — DETACH.

3. «Right Here Waiting» — Richard Marx.

4. «The Unforgiven» — Metallica.

5. «Welcome To The Jungle» — Guns N' Roses.

6. «I Remember You» — Skid Row.

7. «Iris» — The Goo Goo Dolls.

8. «Poison» — Alice Cooper.

9. «Paranoid» — Black Sabbath.

10. «I Hate Everything About You» — Three Days Grace.

11. «Always» — Bon Jovi.

12. «Так как надо» — Нервы.

13. «Smells Like Teen Spirit» — Nirvana.

14. «Cryiń» — Aerosmith.

15. «I Wanna Rock» — Twisted Sister.

16. «Perfect Day» — Lou Reed.

17. «Black Rose» — The Rose.

18. «Любовь проснется» — 4 Апреля.

19. «Tears Dry on Their Own» — Amy Winehouse.

20. «Love Me Tender» — Elvis Presley.

21. «Тваё мора» — Мутнаевока.

22. «Back in black» — AC/DC.