Пролог
Тьма озаряла всё вокруг, словно непроглядный купол, накрывший землю. Казалось, она жила собственной жизнью — то ли стремясь укрыть мир от невидимой угрозы, то ли, напротив, впуская в него нечто чуждое и жуткое. Под этим мрачным сводом ночь дышала холодом и тревогой.Сквозь тишину доносился лишь шелест сухих листьев, да тихий, протяжный гул, будто сама земля вздыхала от тяжести тьмы. Лёгкий ветер касался ветвей. Где-то далеко, за лесом, раздавался вой волков — редкий, но пронзительный.
Каждый звук в ночи будто становился громче, чем он есть на самом деле. Сухая ветка, сломавшаяся под шагами невидимого зверя, казалась раскатом грома; падение одинокого листа — падением камня в бездонную пропасть. Воздух был густ, словно сам мрак сгустился в вязкую, почти осязаемую субстанцию.
И всё же в этой пугающей тишине чувствовалось, что ночь — лишь предвестие. Она что-то скрывала, выжидала, готовилась раскрыть миру то, что давно таилось в её чёрных глубинах.
Среди старых деревьев возвышался особняк, словно тёмный страж прошлого. Его стены из грубого серого камня, потемневшего от времени и дождей, хранили в себе молчаливую историю веков. Высокие готические окна с остроконечными арками походили на пустые глаза, зорко следящие за каждым, кто осмелится приблизиться. На крыше, покрытой тёмной черепицей, острыми шипами торчали шпили и башенки, словно когти, готовые вонзиться в небо.
Узкие витражи едва пропускали свет, отчего внутри, казалось, царит вечный полумрак. Над входом возвышалась каменная фигура, выточенная с пугающей тщательностью, будто сама судьба охраняла вход в дом. Сад у подножия особняка, полный алых и оранжевых цветов, выглядел слишком ярким на фоне мрачного здания — как если бы сама природа пыталась смягчить его холодное величие.
Особняк дышал таинственностью, и казалось, что за его стенами скрываются тайны, о которых лучше не знать. Ветер, застрявший в башенных зубцах, завывал так, будто дом шептал что-то тем, кто решался задержаться возле его массивных дверей.
Эта ночь почти ничем не отличалась от остальных. Вроде бы всё шло своим чередом: лес дремал, скрывая в тени шорохи невидимых обитателей, ветер едва заметно колыхал листву, а звуки уходящей ночи сплетались в привычную, таинственную симфонию. Но всё изменилось в одно мгновение.
Белоснежно-серебристая луна, вынырнувшая из-под тяжёлого покрывала облаков, сначала дарила свет и успокоение. Она проливала на землю холодное сияние, рассеивая мрак, и, казалось, что сама ночь отступает перед её величием. Но вдруг её лик начал меняться. Светлая поверхность луны стала медленно окрашиваться багряным оттенком, словно невидимая рука выливала на неё чернила крови. Красный цвет расползался всё шире, поглощая её сияние.
То, что ещё мгновение назад было символом надежды, стало предвестником ужаса. Луна, некогда нежно украшавшая ночное небо и гордо висящая над крышей древнего особняка, теперь горела зловещим алым глазом. Она смотрела на мир сверху, словно наблюдала за ним и судила, а её кровавое сияние внушало страх и предчувствие чего-то неизбежного.
Ветер усилился, будто подчиняясь этой перемене. Лёгкий шёпот листвы превратился в оглушающее шуршание, словно сотни голосов заговорили разом. Волки, чьи протяжные голоса недавно разрывали ночь, внезапно стихли. Они исчезли в своих логовах, чуя, что в воздухе сгущается опасность, перед которой даже звери предпочли скрыться.
Багровый свет пролился на особняк, проникая сквозь узкие готические окна. Он пробежал по роскошной мебели, лаская старые диваны, покрытые тяжёлой тканью, трогая резные деревянные шкафы и столики. Но всё это оставалось мёртвым и безразличным к переменам. Лишь одно зеркало, висевшее на стене, откликнулось на лунный свет. Его поверхность вспыхнула странным, холодным блеском, и на миг показалось, что в глубине отражения кто-то шевельнулся.
Зеркало будто ожило. Красный свет луны превратил его гладь в кровавую завесу, за которой таилось нечто иное — то, что давно ждало этого часа, чтобы взглянуть наружу.