Тихий ужин

Полицейские выглядели донельзя вымотанными — словно их швыряли от дома к дому чуть ли не спозаранку. Мужчина, похожий на длинную швабру, держался очень неуверенно: переступал с ноги на ногу и откровенно не знал, куда деть руки. Темнокожая женщина же, наоборот, смотрела в глаза прямо и, хоть и не планировала, но благодаря габаритам служила стеной между мной и её сусликом-коллегой.

— Меня зовут детектив Миллер, это сержант Хартли, — голос её оказался спокойным и ровным. — Не могли бы вы уделить нам пару минут?

— Добрый вечер, — ответила я, отступая внутрь дома. — Прошу, проходите.

— О! — удивлённо протянул Матео из-за спины. — Самые настоящие полицейские! Пойду Софи расскажу! — шмыгнул он носом, испаряясь на лестнице.

Стоило двери закрыться, как дом принял нас в свои путы звуков, запахов и ощущений. Дымок от моего cassoulet коснулся наших ноздрей, а дети зашумели у себя наверху — словно музыка, сопровождающая вечер. Шумите, медвежата, шумите. Ничто не дополняет картину так, как счастливые детские голоса на фоне.

— Чаю? — предложила я, делая вид, что ничего не нарушает ритм вечера. — Чай у меня чудесный.

— Обычно я слышу: «Мэм, я ничего не делал!» — усмехнулась детектив Миллер, усаживаясь на диванчик и явно пытаясь разрядить обстановку. — Воды, если можно. И извините, что так поздно — мы буквально заканчиваем сегодняшний обход на вас.

Швабра-Хартли остался стоять у дивана, молча кусая губы.

— Не стоит, — покачала я головой, набирая воду в два стакана. — Вы лишь делаете свою работу.

Очень скоро детские голоса стихли, и я заметила две свисающие с лестницы головы, жадно наблюдающие за происходящим.

— Эта красивая большая тётя сказала, что у неё есть к маме вопросы! — громким шёпотом сообщил Матео на ухо Софи, явно не рассчитывая, что его услышат все.

— А второй кто? — так же громко прошептала ему Софи.

— Я не знаю, он молчал. Давай посмотрим?

— Потом посмотрим, не мешай им разговаривать, маленький засранец.

Я искренне улыбнулась, вручая полицейским стаканы с водой — уже зная, что Матео попал в точку. На пальце детектива Миллер сверкало обручальное кольцо, а под ухом засох след от пасты. Дети, словно слоны на мнимых носочках, затопали по ступеням обратно в комнату, громко хлопая дверью.

— Большая красивая тётя? — хохотнула Миллер, и взгляд её словно слегка потеплел. — Даже от своих таких слов не дождёшься.

Я вежливо улыбнулась, усаживаясь напротив детектива. Та допила воду, протянула мне стакан и открыла свою сумочку, принимаясь агрессивно что-то в ней искать.

— Мы пришли к вашему мужу, — наконец выдала Миллер, выуживая из сумки маленький блокнот. — Нам бы задать ему пару вопросов по поводу Джеймса Харриса.

— О, — я вскинула брови, с болью выдыхая. — Наш механик, да? Я видела новости — ужасная трагедия. — Пришлось уткнуться глазами в грудь Миллер, делая вид, что вспоминаю малыша Джейми. — Не хочу вас огорчить, но муж ещё не вернулся. Надеюсь, я смогу вам помочь.

— Ничего, — Миллер вскинула руки. — Мне и вас будет достаточно. Мы просто проходимся по списку его клиентов. У вас одна машина?

— Две, — улыбнулась я.

Миллер кивнула.

— Часто обращались к мистеру Харрису?

— Когда как, — пожала я плечами. — Нейт чаще, чем я. Он вообще фанат профилактики: меняет масло раньше срока, тормоза проверяет, словно на войну собирается.

Детектив дружелюбно хмыкнула.

— Осторожный мужчина, — заметила она.

— Позвольте! — искренне округлила я глаза. — Это патология!

Миллер позволила себе улыбнуться.

— А вы сами часто у него бывали?

— Значительно реже, но мистер Харрис всегда приводил её в порядок в короткие сроки. — Мне ужасно хотелось назвать его малышом Джейми, но я лишь закатила глаза. — Машина же, как третий ребёнок — капризная до невозможного.

— И не говорите, — покачала головой женщина. — Вы близко были знакомы? Или, может, они дружили с вашим мужем?

Я покачала головой, делая вид, что пытаюсь что-то вспомнить.

— Нейт постоянно в разъездах и не пьёт пиво с парнями по вечерам, как бывает принято. Мистер Харрис был чудо-мастером, но они не дружили в привычном смысле этого слова. Как же его жаль. Бедный мистер Харрис. В новостях сказали, что его придавило машиной? Ужасная смерть.

— Ужасная, — подтвердила Миллер, сочувственно глядя в мою сторону. — Не каждый день такое увидишь.

Слёз я выдавливать не стала, но мой вид явно вызвал у детектива сочувственную реакцию. Притворство, впрочем, выматывает. Я выдохнула.

— Когда вы видели мистера Харриса в последний раз?

Я нахмурилась, припоминая.

— Мы с Нейтом ездили к нему вместе три недели назад, прямо перед Днём труда. Я потому и запомнила, что на следующий день был праздник. Мы собирались в Коннектикут к его родным, и Нейт хотел проверить машину перед поездкой.

— Всё было в порядке?

— В полном, — кивнула я. — Тогда мы видели его в последний раз. Бедный мистер Харрис, — снова тихо сокрушилась я. — У него была семья?

Миллер покачала головой, делая пометку в блокноте и закрывая его.

— Нет. Ни детей, ни жены, — детектив вздохнула. — Теперь о нём позаботятся родители. Возможно, была девушка, но пока всё указывает на то, что у него никого не было.

«Ладно. Про святой супружеский долг я, пожалуй, перегнула. Однако эти полицейские крысы не знают, что Джейми спал в основном с мужчинами. Удивительная неосведомлённость», — подумала я.

Но на самом деле это уже не имело никакого значения. Я даже не уверена, почему отказалась от идеи переспать с Джейми. Я была готова изменять мужу с потенциальными мертвецами, но не с мужчинами, которые бы предпочли мне мужа. Назовём это супружеским долгом — так и звучит благороднее, и лишних мыслей не вызывает.

— Он себя вел как-то странно? Было что-то необычное, что вы могли бы заметить?

— Нет, — покачала я головой. — Мистер Харрис вел себя как обычно. Вы подозреваете, что его могли... — я сделала паузу, не решаясь произнести слово, которое стало моим спутником по жизни.

— О нет, — ответила детектив. — Лишь исключаем такую возможность.

В этот момент что-то сверху громко стукнулось о пол — так, что бедняга Хартли аж подпрыгнул на месте.

— Дети! — грозно выкрикнула я.

Я чрезвычайно редко повышала голос. Однако нужный эффект не заставил себя ждать: сверху всё стихло, а детектив Миллер поспешила подняться, стряхивая невидимые глазу пылинки с груди.

— Простите, что задержали вас, — ровно произнесла она. — Не представляю, как вы справляетесь. Дети, дом, работа... Вы работаете?

— Веду колонку в журнале, — улыбнулась я.

— Не кулинарную, случаем? Возможно, я даже читала вас пару раз.

Я расцвела в искренней улыбке.

— Так и есть. Становлюсь местной знаменитостью.

Миллер утробно рассмеялась, отходя к двери. Парень-Швабра шёл за ней по пятам.

— Спасибо, что выделили время. У меня тоже дети, понимаю, насколько тяжело временами оставаться в сознании под конец дня.

— Не жизнь, а марафон, — кивнула я, сочувственно глядя на детектива. — Позвольте хотя бы угостить вас чаем напоследок.

Миллер покачала головой, улыбаясь всё шире.

— Редко кто принимает нас так по-домашнему. Обычно двери открывают на цепочке, делая вид, что увидели привидение.

— Или кредитора, — тихо подал голос Хартли, пытаясь пошутить.

Миллер даже не посмотрела в его сторону.

— О, я вас прекрасно понимаю. Просто я стараюсь быть гостеприимной: сначала принять гостей, а потом уже переживать, пришли ли за мной.

— Осторожнее с такими словами, миссис Ашборн, а то могу подумать, что вы что-то скрываете, — прищурилась Миллер, но тут же гулко рассмеялась.

— Конечно, скрываю, — я заговорщически прижала палец к губам. — Последний кусок торта от детей, как минимум.

Хартли наконец оживился, захихикал, но быстро подавил смех, будто его поймали с поличным.

— Берегите себя. И детей, разумеется.

— Обязательно, — открыла я дверь, выпуская полицейских наружу. — А вы берегите своих. И аккуратнее по дороге домой — видно, что оба держитесь на последнем вздохе.

— У нас дежурство до полуночи, — покачала головой Миллер, тем не менее благодарно задержав на мне взгляд.

Послышался гул машины: Нейт не стал загонять автомобиль в гараж, а лишь оставил его у тротуара — явно собираясь сбежать сразу после ужина.

— Вот и мой муж, — произнесла я чуть бодрее, чем следовало бы.

— Всё, что было нужно, мы узнали, — кивнула мне Миллер, жестом призывая Хартли идти за ней. — Не будем вас больше тревожить.

Нейт вышел из машины, уверенно направляясь в нашу сторону. Я осталась у порога, а детективы поздоровались с ним уже у входной калитки. Нейт пожал им руки, улыбаясь и кивая.

— Привет, чертёнок, — улыбнулся Нейт, оказавшись у порога. Он сгреб меня в охапку, а я с чувством стукнула его по плечу. — А где младшие чертята?

— Ждут папочку к ужину, — сказала я.

Когда все собрались за столом, Нейт потёр руки.

— Что же у нас сегодня на ужин?

— Джейми, — ответила я, раскладывая cassoulet в традиционные горшочки.

— Что?

— Джейми Оливер, — я ткнула пальцем в книгу рецептов. — Успокойся, Нейт.

Когда кухня утонула в тишине, разбиваемой лишь стуком вилок по тарелкам, я задумалась. Когда-то я жила по принципу осторожности: говорят же, не суй пальцы куда попало — будь то розетка, чужая невеста или обручальное кольцо. Однако с Нейтом всё вышло иначе: в какой-то момент я даже подумала, что перестану убивать.

Мне не доставляло удовольствия резать людей: антисанитария страшная. Кровь — её слишком много, и отстирывается она плохо. Но запах... чудо! Он волшебен. Была бы у меня возможность, я бы залила кровь в колбу, чтобы брызгать её, как парфюм. Однако же убийство того не стоило.

Мясо — вот чего оно однозначно стоило, здоровое, в собственном соку. А вы когда-нибудь задумывались, какой на вкус человек? Его маринованная печень, грудки в соусе, мякоть в кляре?

Впервые я убила во Франции. Но началось все, конечно, ещё в Польше — там, где мне впервые объяснили, что тело — это храм. Некоторые могли понять аллегорию храма неправильно: ведь в итоге им не восхищаются. Его вкушают.

Под сводами старой польской церкви нас кормили «телом Господним». Монахини уверяли, что мы вкушаем тело и кровь Христа — и тогда это было лишь символично. Это не был приют в привычном смысле слова: казалось, нас растили на убой. Сильный пожирает слабого, перенимая лучшие качества, что могут быть в нем. Нас учили слабости и сопереживанию, мы читали Библию по слогам, учились терпению и прятать лёд в ладонях, чтобы он казался теплом. Церковь многому меня научила. Но бурлящую подростковую кровь трудно держать в узде — покинув приют в семнадцать, я увлеклась Ницше, а чтобы заплатить за свободу, отдала храм тем, кто был готов использовать его по назначению.

Я не считала себя шлюхой. Откусив батюшке член и покинув церковь, я открыла высокий мир, где к боли не только принуждают, но и платят за неё. Поняла также, что мясо лучше готовить перед тем, как съесть. Об этом в другой раз. Если же вам интересен момент с батюшкой — я к нему вернусь. Постоянно возвращаюсь мыслями: это одно из самых приятных воспоминаний детства.

Со временем боль исчезла, а деньги приносили мне собственное удовольствие. Я продолжала изучать мужчин: многие были уверены, что покупают меня, но и понятия не имели, что сами — товар, ещё не выставленный на полку. Они рассказывали о женах, некоторые — о Боге, в редких случаях — просто молчали. Я научилась читать их, слушая дыхание и даже не глядя в их сторону. Все они оказались до невозможного банальными и предсказуемыми. Ничего общего с цепким умом и силой духа, которыми их пол привык хвалиться. Большинство были изменщиками и грязными кабелями. Им нравилось причинять боль и одновременно быть ведомыми — таких в церкви нас учили пожирать.

В восемнадцать меня подобрала Ханна. Яркая, безбожно курящая, на высоких шпильках, она отбирала красивых девочек для старых волков. В 90-е после распада соцблока мобильность резко выросла, появились новые рынки услуг, теневой сектор. Секс-услуги постепенно выходили из тени в «полутень», подпольных салонов становилось всё больше. Ханне было под пятьдесят, у неё была большая квартира-салон, куда она приводила таких, как я. Закон карал только «третью сторону» — владельцев заведений вроде Ханны. Проститутки, как таковые, формально не были наказуемыми, чем Ханна и щеголяла, уверяя, что мы, в отличие от неё, в безопасности и при деньгах.

К двадцати годам я заработала чуть ли не состояние. Из шлюхи — в элитную шлюху — даже прошла по карьерной лестнице. Из малолетней дуры, продающей тело, стала малолетней дурой при деньгах, больше телом не торгующей. Я чувствовала, как общество относится к таким, как я. Мы старались выживать, как могли, ведь никто в здравом уме не пойдет продавать собственное тело. Однако я заметила странную закономерность: чем больше денег мы держали в руках, тем меньше нас заботило мнение окружающих. Может, это и не взаимосвязано, но тогда казалось до невозможного очевидным.

И ещё мне постоянно хотелось сбежать. Сначала из церкви, потом из публичного дома, дальше — из Франции. Вся моя жизнь была сплошной беготней из крайности в крайность, и всё это до момента, пока я не встретила Нейта. Однако о нашей встрече я расскажу позже. Ведь до Нейта я встретила мужчину, который перевернул всю мою жизнь с ног на голову. Моя первая любовь и первая трагедия. Месье Дюваль, так его звали. Он был особенным человеком — особенным потому, что стал первым, кого я съела.

— Мама! — тронул моё колено сын.

— Да, точно, мама! — поддержал его Нейт.

Все то время, что я витала в облаках, он что-то рассказывал. Я выдохнула, качая головой:

— Прости, совсем рассеяна сегодня.

— Не похоже на тебя, — обеспокоенно произнёс Нейт.

Софи отправила вилку в рот и состроила Матео рожу. Тот захихикал.

— Так ты что-то говорил?

— Спрашивал, что нужно полиции. Зачем приходили на ночь глядя?

— А, — махнула я рукой, делая очередной глоток вина, — твоего механика придавило. Спрашивали, не знаем ли мы чего.

— Старика Джеймса? — у Нейта брови полезли на лоб. — В смысле придавило? Живой-то?

Я покачала головой, глядя в сторону. Нейт ничего не ответил, скривившись то ли от жалости, то ли от осознания, что теперь масло ему придется менять самостоятельно.

— А что с дядей Джеймсом? — повернулся ко мне Матео, засовывая вилку с мясом в рот.

— Кто такой дядя Джеймс? — посмотрела на него Софи.

— Ой, не знаю. Наверное, тот красивый дядя, который машину чинил. А его как придавило, мам? Прямо в лепешку? — удивленно уставился на меня Матео, взмахивая вилкой.

— Нельзя о таких вещах за столом говорить, дурень! — нахмурилась Софи, испепеляя его взглядом.

— Как ле-пеш-ку! — медленно и по слогам повторил Матео, широко раскрыв глаза и испытующе глядя на Софи. Та мгновенно вооружилась вилкой, готовая напасть.

Нейт тихо шикнул. Я прочистила горло, силясь остаться серьезной. Папин «шик» сработал мгновенно: дети продолжили молча поедать нежное мясо.

— Как на работе? — улыбнулась я, впервые пробуя свой cassoulet на вкус. От наслаждения глаза самопроизвольно закрылись.

— Ммм, — манерно протянул Нейт, устало улыбаясь. — Если честно — ад кромешный. Клиент заявил, что его бывшая жена применяет к нему... сейчас процитирую... «вибрационное домашнее насилие». Хочет подать на нее в суд, а платит чуть ли не состояние.

Я вскинула брови.

— Прости, что?

— Вибрационное насилие, — он проглотил кусок мяса и продолжил. — Говорит, что она специально включает стиральную машину ночью, чтобы вибрация шла по полу и вызывала у него головные боли. К врачу идти отказывается, но в суд собирается подавать, снова, цитирую: «незамедлительно»!

Я прыснула, прикрывая рот салфеткой.

— Ладно, этот парень сумасшедший, — мрачно продолжил Нейт. — На днях пришел тот, что измерил дыхание соседа по комнате в децибелах. Мол, громко ему, и человек жить мешает. Что ни беда — то сразу суд, как будто это так просто. Люди в последнее время, как с ума посходили.

Матео хрипло и громко задышал, выжидающе глядя на Софи. Та не заставила себя ждать.

— Папа, а я могу на Мэтти в суд подать? Сколько стоит твоя консультация?

— Бесплатно, если выиграешь дело, — перевел он на нее взгляд и глазом не моргнув.

— Тогда я подаю! — заявила Софи, грозно щурясь на брата. — Он ворует мои хлопья по утрам.

— Неправда! — Матео слез со стула и забрался ко мне на колени, ища поддержки. — Мама, ты поможешь мне? Я всего лишь помогаю Софи не стать очень толстой. Она сама постоянно говорит зеркалу, что стала жирная, я это почти каждый день слышу!

— Маленький засранец! — вскочила Софи.

— Софи, — напряженно улыбнулась я.

— Прости, мама, — нахмурилась она.

— Но это правда! — не унимался Матео, повисая на моей шее и продолжая безбожно картавить. — Она все-все-все зеркалу рассказывает! Оно уже точно устало слушать и само подаст на нее в суд! А еще она говорила о каком-то мальчике Тедди. Кто такой Тедди, а, Софи?

Дочь аж побагровела от злости, готовая в любой момент напасть.

— В ход пошли откровенные провокации, — Нейт откинулся на спинку стула. — Персик, иди ко мне, давай лучше придумаем план и добудем доказательства его виновности.

Софи надулась, но забралась на колени к отцу, что-то тихо пробубнив ему на ухо. Нейт искренне рассмеялся.

— Что они там говорят? — шепнул мне Матео.

— Не знаю, малыш, — поцеловала я его в волосы, — но надо оставаться начеку, согласен?

— Да, надо оставаться начеку, — закивал он. — Ты смотри, Софи уже десять лет, а ведет себя, как маленькая!

— Мне одиннадцать!

— Снова врет! — доверительно сообщил мне Мэтти на ухо легендарным шепотом, который слышали все. — Почти же не считается, правда?

Я тихо и искренне рассмеялась. Огромным достижением будет вырастить из этих сладких оборванцев достойных людей. Надеюсь, они друг друга не убьют.

— Мама, а знаешь, что еще? Софи научилась также страшно смотреть, как это ты делаешь.

— Я такая страшная? — ответила я шепотом, взглядом возвращаясь к Нейту.

Тот активно закивал, пряча глаза.

— И кто тут еще засранец? — возмутилась я.

— Мама! — осуждающе вскрикнули дети.

— Да, мама! — поддакнул Нейт, хихикая, как гиена.

— И все-таки Софи любит Тедди, — сообщил всем Матео, бросаясь прочь с кухни.

Ноздри Софи раздулись, и она угрожающе двинулась за братом по лестнице. Через некоторое время послышались крики. Я тяжело выдохнула, вытирая руки полотенцем. Нейт собрал со стола посуду и принялся загружать её в посудомоечную машину.

— Милый, я справлюсь. Тебе бежать пора, — подошла я к нему сзади, погладив по плечу.

— Это было очень вкусно, — прокомментировал Нейт, касаясь моей руки.

Он оставил посуду, оборачиваясь ко мне и одновременно глядя на часы.

— А как у тебя день прошел? Без происшествий?

Он протянул руку, и я сжала его пальцы, кивая. В голове вспышкой пронеслось воспоминание: густая кровь, воздух, пропахший железом и слюна, в экстазе стекающая на стол с подбородка.

— Никаких, — ответила я, поправив его воротник. — Всё спокойно.

— Ну и слава богу, — поцеловал он меня в лоб, в спешке одевая пальто и не переставая смотреть на часы, словно тот кролик из «Алисы». — Я вернусь завтра вечером. Позвоню.

— Не загоняй себя, — я пригладила его галстук и клюнула в угол губ. — А то мне лень будет искать тебе замену.

— Ты же говорила, что я неповторимый, — состроил он гримасу.

— Иди уже, — пихнула я его в плечо, а он звонко поцеловал меня своими большими губами.

Когда звук его мотора затих далеко за поворотом, я вернулась на кухню, загружая оставшуюся посуду в машину. Когда дело было сделано, я потянулась, словно кошка, и взглянула на стол. Остаток вина плескался на дне бокала. Я вылила его в раковину и набрала себе воды.

Устала. Я уже знала, что усну глубоким сном младенца. За отсутствием чувства вины была уверена, что не увижу там Джейми. Его удивлённые глаза, наполненные ужасом, одна слеза, стекающая по щеке, когда он понял, что уже не уйдёт... Если честно, мысли о нём мне уже порядком надоели.

А завтра, по дороге на КСЗОЖ — Клуб Сторонников Здорового Образа Жизни (язык сломать можно!) — я в последний раз вернусь мыслями к Джейми, а потом мы попрощаемся. Ведь я собираюсь сменить свою пассию и найти того, чью плоть мне захочется вкусить на этот раз.

Я не ем мясо нездоровых людей — это всё равно что закусывать чипсами сладкую газировку: пусто, жирно и в конце концов противно. На таких же собраниях будут одни упругие жеребцы — те, кто не пьёт и не курит. У самовлюбленных красавцев, следящих за тем, что они едят и чем дышат — сочнейшее розовое мясо под кожей.

Видите ли, судьба и так любит шутить. Так что, если подумать, у пьяниц и курильщиков хоть где-то, да есть шанс выжить.