Франц
Позвонить Еве не хватило сил. Он просто не смог себя заставить сказать ей всё напрямую – это было как признать поражение и публично отречься от всего, о чём он ещё вчера так громко разглагольствовал. Так что он решил оставить записку. Сначала собирался наговорить побольше приятного, но слова не шли, поэтому он только черкнул на клочке бумаги: "Наслаждайся ей." – после чего натянул пальто и с тяжёлым сердцем поехал в центр.
Рихард Кёниг сидел за тем же столом, в той же толстовке и даже, кажется, в той же позе, и угрюмо убеждал покупателя, что они не продают канделябры ровно на четырнадцать свечек. Франц терпеливо дождался, пока покупатель уйдёт, и подошёл к Рихарду.
– Здравствуйте, я по поводу пластинки.
– Здравствуйте, я вас помню, – кивнул Кёниг и положил конверт на стол. – Утром приходила женщина, сказала, что опаздывает на поезд и не может вас дожидаться, поэтому передаёт через меня, что пластинка ваша.
Франц нервно смял в кармане ставшую бесполезной записку.
– Давно это было? – упавшим голосом спросил он.
– Говорю же: утром. Часа четыре назад.
Франц поспешно достал телефон и проверил расписание поездов. Так и есть. Скорый до Москвы уехал уже час как. Он не знает ни адреса Евы, ни даже фамилии и узнавать будет вечность. Пластинка досталась ему, но почему-то это почти не радовало.
– Она вам тут кстати записку ещё оставила, – Рихард покопался в карманах и достал сложенный вчетверо листок. По нему наискосок были набросаны всего два слова: "Сбереги её".
– Почему вы её продаёте? – спросил Франц минуту спустя, когда сумел наконец поднять голову от записки.
– Потому что мне нужны деньги.
– Я бы ни за какие деньги не согласился...
– Это потому что вы не Кёниг. Эти пластинки – наше семейное проклятие. С ними все так носятся, что сил уже никаких нет. Слушать нельзя, доставать из конверта нельзя, посторонним показывать нельзя так зачем оно тогда вообще? О прадедушке всё равно полтора человека знает, это только мы его в культ возвели. Короче, пластинка ваша, наслаждайтесь, а я её больше видеть не хочу.