Между нотами и кожей
Его рука скользнула по твоей талии, когда ты вернулась к дивану с чашкой кофе. Юнги больше не скрывал взгляд — в нём читалось желание, такое же откровенное, как и чувства, что вы не успели высказать словами.
— Я думал, ночь — всё. А оказывается, утро может быть ещё ближе, — сказал он, притягивая тебя к себе.
Ты опустила чашку на стол и, не раздумывая, устроилась у него на коленях. Ваши губы встретились в поцелуе, глубоком, жадном, будто между вами было не несколько часов, а целая вечность. Его пальцы скользнули по твоей спине, медленно, с тем вниманием, которое может быть только у музыканта, знающего, как важна каждая деталь.
Ты чувствовала, как меняется ритм дыхания. Как тело вспоминает каждое прикосновение с ночи, но теперь — ещё ярче, острее. Он осторожно оттянул край твоей рубашки, поцеловал открывшуюся кожу — между ключицами, чуть ниже...
— Ты уверена? — прошептал он в полголоса.
Ты кивнула, глядя в его глаза. Это было не просто желание. Это было доверие.
Его ладони ласково скользнули по твоим бёдрам, губы нашли путь от твоей шеи до плеча. Ты ощущала каждую секунду — как нота в медленной, страстной балладе. Музыка не играла в комнате, но она звучала в ваших телах — в движениях, в касаниях, в шепоте.
Вы были без масок, без сцен, без фанатов. Только вы, страсть и утро, которое стало вашим маленьким тайным миром.
После пылающей близости, когда дыхание выровнялось, а тело обмякло от переполненных эмоций, ты лежала рядом с Юнги, укрывшись его пледом. Его грудь медленно поднималась и опускалась, и ты слушала её, будто новую мелодию, написанную только для тебя.
Он провёл пальцами по твоей руке — легко, лениво, будто не хотел отпускать ни прикосновение, ни момент.
— Мне никто не нужен был так, как ты сейчас, — тихо сказал он. — Ты не просто согрела моё тело… ты согрела мою зиму.
Ты подняла глаза. Юнги смотрел на тебя иначе, глубже, чем раньше. В его взгляде было что-то, что редко показывают миру — не артист, не айдол, а мужчина, который позволил себе чувствовать.
— А я… — ты нежно коснулась его губ. — Я не знала, что в ком-то можно раствориться настолько, что перестаёшь бояться быть собой.
Он поцеловал твою ладонь.
— Ты — моя музыка. Всё остальное — просто шум.
Вы остались лежать в тишине, и она была уютной. За окном начинал рассеиваться утренний туман, оставляя на стекле капли, будто следы вдохновения.
Вскоре Юнги встал, накинул рубашку и подошёл к ноутбуку.
— Я хочу, чтобы это утро осталось не только в памяти. Слушай, — сказал он, и в колонках зазвучали новые аккорды.
Тёплая, чувственная мелодия. Твоя и его. Записанная между поцелуями и прикосновениями.
Он повернулся к тебе:
— Станешь ли ты моей музой не на одну ночь, а навсегда?
/////
Прошло несколько недель с того утра. Юнги уехал в тур, но каждый вечер присылал тебе голосовые сообщения — не просто слова, а кусочки песен. Порой это были стихи, порой — короткие импровизации под фортепиано. Он не говорил «скучаю», он играл это.
Ты жила между репетициями, записями и долгими звонками по ночам. Казалось, ваш роман — это тайна, которую знали только вы и снег, однажды выпавший над Сеулом.
Но однажды…
Он вернулся.
Без предупреждения. Просто открыл дверь твоей квартиры с копией ключа, которую ты оставила ему «на случай вдохновения».
Он вошёл молча. Ты стояла посреди кухни, вся в муке и запахе выпечки, и не поверила глазам.
— Я понял, — сказал он, снимая капюшон. — Устал петь о тебе. Хочу петь с тобой. На сцене. В жизни.
Он достал из кармана маленькую коробочку. Внутри лежал кулон в форме скрипичного ключа — тонкий, серебряный, с крохотным камешком на месте сердца.
— Это не кольцо. Но обещание. Что твой голос всегда будет в моей музыке. И моё сердце — рядом с твоим.
Ты подошла, взяла его за руку, и в этот момент все слова были лишними. Потому что между вами уже была написана главная песня.
— Тогда... споём её вместе? — прошептала ты.
Юнги улыбнулся.
— Уже пою.
Конец....