Тридцать второе августа
Её дрожащие пальцы находят его - тёплые, длинные и родные. Замок захлопывается, она даже чувствует под бледной калькой кожи его пульс.
Дробинки дождя разбиваются о стеклянную толщу окна, не в силах преодолеть это препятствие. Каждый выстрел особо крупной дробинки стал громче для слуха Имы.
- В последние дни дождь льёт без устали, - тёплой вуалью шёпот Лара обволакивает девушку.
- Тридцать второе августа за окном, - бормочет Има, опуская голову на грудь Лара. - Хорошо ещё, что северные ветры пока не вернулись. В прошлый раз я их пустила, а потом слегла с простудой.
Лар шутливо стукнул Иму по лбу костяшкой пальца и проворчал:
- Глупая. Ещё бы духа водосточных труб пустила.
- Зато полы бы мыть не пришлось, - хихикнула Има.
- А вот оплачивать соседям ремонт было бы нужно.
Взгляд карих глаз парня останавливается на календаре. Бледно-жёлтый, сборник чисел резко контрастирует с тёмными обоями. И выглядит очень странно.
Цифры в календаре все голубые. Все праздники, все выходные. И только конец каждого месяца выделен красным. Вернее, один единственный день.
Тридцатое с половиной июня.
Тридцать второе августа.
Солнечный диск тонет в панелях многоэтажных существ, дробится в их многочисленных глазах. Где-то за стеной (а может и в ней) - шорох.
- А вот и одиночество скребётся, - говорит Лар, и прижимает к себе тёплое девичье тельце.
- До полуночи ещё пол часа, - бормочет Има и утыкается в крепкое плечо. Втягивает носом аромат лимона и августовской грозы.
Има и Лар ведут молчаливый диалог. Их закрытые губы высказывают всё, что было накоплено за этот месяц, печальные глаза смотрят с любовью. Карие. В тусклом свете из окна - словно сама тьма.
Шорох становится громче, перекрывая дробный стук воды. Словно кто-то в стене медленно подбирается к календарю.
- Почему ты не можешь остаться? - голос Имы приглушён кофтой Лара, и парень наклоняет голову, чтобы ответить ей так же негромко.
Мягко целует её непослушные волосы.
- Я никогда и никуда не уходил бы от тебя. Но я не могу его остановить, - шепчет Лар, имея ввиду холодное одиночество.
Шорох превращается в сплошной шум, словно телевизор, передающий одни помехи. Има торопливо, неуклюже прикасается своими губами к горячим губам Лара.
Одна минута первого. За окном сентябрьский дождь омывает мир.