Эгоистичность, самолюбие и магия.

Эту леди у окна все называли госпожой или просто Миллисент. И хотя её полное имя было весьма длинным, но некоторые всё же обращались к ней: леди Миллисент Де-Роуз Фан Ван Герхард. Её фамилия – Де-Роуз – это фамилия самых крупных восточных графов королевства Эрида. Король сотни лет назад даровал сии земли её предкам, которые были правителями небольшой, но довольно процветающей страны Эста. До сих пор её семья делится на две части – одна живёт в Эсте и управляет ею, а вторая в их поместье в Эриде. Когда умирает король или королева его или её место занимает наследник второй половины семьи, а вслед за ним наследник первой половины. Увы, и ах, но место королевы скоро займёт Миллисент, совсем к этому не готовая.
Дело в том, что её история ещё более странная, чем история Эсты или Эриды, ведь она даже не знает, кем на самом деле является!

Когда Миллисент было два года, к графской семье подъехал работорговец. В его рядах было много людей, которых можно было бы купить за хорошие суммы. Он и не наделся, что из главного поместья графства выйдет его правитель – сер Герхард Де-Роуз Ван Элиот. Его стихией был четырёхстихийник. Он высокого роста, с прилизанными каштановыми волосами, карими глазами, весьма выразительным и красивым лицом. Худ, но не истощён, всегда прилично одет и ведёт утончённые диалоги, наполненные старомодными, но красивейшими словами. Сделав широкий шаг, он направился к повозкам с рабами. Из-за его спины выглянула молодая спокойная леди и трое их дочерей. Жену графа звали леди Эльвира Де-Роуз Ван Хартиер. Она была чуть ниже супруга, всегда спокойная и сдержанная, с её лица никогда не уходила лёгкая улыбка, тёмно-русые волосы, заколотые в высокий неряшливый пучок, никогда не опускались на её плечи, от чего она становилась лишь ещё прекрасней. Её берюзово-болотные глаза уныло смотрели на мир, проговаривая его детали влажными розоватыми губами. В её одежде всегда было широкое декольте, от чего на каждом балу её окружала свора мужей, наперебой делающих комплименты. Что удивительно, ни госпожа, ни её благочестивый муж никогда ни к кому не ревновали, ведь чувство любви для них уже давно казалось забытым. Трое их дочерей были разного возраста, но всё равно всегда ходили вместе. Старшая из них – Женевьева, была на тот момент трёхлетней, средней – Алисии, тоже скоро должно было исполниться три, и младшей – Веронике, – два года. Женевьева была очень бойкой, с кудрявыми тёмно-коричневыми волосами, карими глазами и загоревшей кожей. Её стихией был огонь, которым она даже могла немного управлять. Алисия засыпала на ходу, имела жиденькие рыжевато-русые волосы, зелёные глаза, бледную кожу. Она никогда не развязывала растрёпанный хвостик у затылка и всегда слепо следовала за старшей сестрой. Алисия очень любила Женевьеву, хотя её стихия и вода, которой, в отличии от сестёр, она почти не управляла. Вероника тоже была тихой девочкой, с закрученными кончиками терракотовых волос. У неё были миндально-охристые глаза, гладкие черты лица. Она была весьма нерасторопна, а потому всегда следовала за сёстрами. В свои два года она стихией земли уже могла поднять в воздух камень, что считалось очень хорошим результатом. Правители Эсты всегда управляли одной из четырёх стихий или сразу всеми...

Все трое стояли за матерью, а отец шаг за шагом приближался к Базилику – главному работорговцу этих земель. И вот Герхард уже стоял перед ним:
– Рад вас поприветствовать, многоуважаемый Сэр Базиль, если не ошибаюсь?
– Нет-нет! Что вы, граф, я даже не смею надеяться, что вы запомните моё имя. – нервно обливался потом тот.
– Опустим формальности, Базилик. Зачем ты вновь явился в мои земли?
– Граф... Ну что вы!? Мне уже, что, старого друга нельзя повидать?
– Когда это мы стали друзьями? С тех пор как ты занялся сим грязным делом, ты потерял все свои статусы и чины, а значит перестал быть моим другом.
– Но ты же всё равно покупаешь у меня рабов в слуги, разве не так?
– Верно, ведь у тебя они больше похожи на скот.
– ... – промолчал работорговец.
– Ладно, Базилик, показывай...
И вот из самой близкой к ним повозки вышло семь человек. Их руки были туго затянуты верёвками из крапивы, что сильно жалила руки. Грязные и худые, измученные и, порой, раненные рабы вереницей выходили из тележки и становились около Базилика. Жирдяй посмеялся, почесал подбородок и подошёл к первому рабу, вслед за ним Сер Де-Роуз.
– Этот может... Стать дворецким?
– Мэх... – с отвращением отвернулся граф.
– Эти трое, – работорговец указал на трёх оборванных девушек среднего роста. – могут быть слугами или уборщицами... Или ещё что боле!..
– Ты ведь знаешь, что меня подобные вещи не интересуют...
– Мда... – Он подошёл к двенадцатилетнему пацану. – Ну, а он...
– Постой. Ты кое-кого пропустил. – граф склонился над маленькой девочкой с пустым взглядом. – Кто это?
– А... Это... Не знаю, подобрал в лесу...
– В каком ещё лесу?
– На границе с Лессой... Ну тем маленьким государством, которым управляют «серые».
– Ясно... – Он хотел уйти, но потом присел перед девочкой. – Как тебя зовут?
– ... – молчание.
– Сколько тебе лет?
– ... – молчание.
– Я могу тебя забрать от этого человека, дать кров, еду, одежду и что ещё пожелаешь... – он не договорил, так как девочка подняла глаза и посмотрела на него.

У неё было мертвенно-бледное чумазое лицо, и ярко-голубые глаза с тонким пурпурным ободком у самого зрачка, но их цвета почти не было видно из-за огромного размера этих самых зрачков.

– Да ты же дитя... – прошептал граф.
– Мне... тва... – хриплым тихим голосом сказала она.
– Два... – граф обернулся и посмотрел на жену с детьми. – Кто твои родители?
– Не помню...
– Как тебя зовут?
– Зовут...?
– Граф! Она ничегошеньки не помнит. Что мы только не пытались сделать, чтобы узнать кто она... – прервал Базилик.
– Ми... – промямлила она.
– Что?.. – прислушался граф.
– Ми... Милли... – закончила та.
– А фамилия?
– Ф...

– Ясно... – он выдохнул и пренебрежительно на неё покосился. – Я беру её и вот эту... – он ткнул на Милли Ф и девушку, что стояла рядом с ней, по имени Сицилия Эйя.
С тех пор Сицилия работала слугой и заботилась о девочке, что почти ничего не помнила. Милли же сделали самой низшей прислугой и обозвали по-иному. Теперь её звали Миллисент Де-Роуз Фан (вторую фамилию она вспомнила позже).
В первый же день её прибытия ей давали много работы: таскать тяжёлые мешки с провизией, мыть полы и тропинки, заправлять кровати слуг. Из еды ничего кроме хлеба и воды не давали, мылась раз в неделю, имела кушетку в общей затхлой комнате низших слуг. Но даже так Миллисент была счастлива, ведь теперь ей не надо было скитаться по лесам. Чем старше она становилась, тем больше на неё взваливали работы, но она не была против, ведь всегда со всем справлялась. Со временем и память о минувших днях вернулась к ней, но она никому не могла доверить свои воспоминания:

«Огонь. Пламя. Суета слуг. Похитители и воры, грабёж... Крики. Неистовые крики отчаяния. Бег. И мальчик. Этот мальчик меня спасал. Он был лет на 5 старше, но отважнее всех взрослых, что только и могли, что кричать и бежать в панике. Он вывел меня из-за огромных арок и тяжёлых дверей. Огонь заполонял всё, но мальчик всё равно меня не покидал. Крик стражи? Нет! Это нападавшие! Он приказал мне бежать... Этот мальчик... Кто он? Не важно... я бежала... Я долго бежала... Пару раз упала в грязь, плакала... Но скоро из глаз перестали течь слёзы, ведь больше нечему было течь... Начался дождь. Он шёл всю ночь, пока я сидела под оврагом... Грязь сыпалась в глаза, застилая всё кругом. Но скоро наступило утро, и я снова могла идти, хотя и не знала куда... Всё потеряло смысл. Любые слова... Любые воспоминания... И тут меня нашёл он... Работорговец. Он не жалея никого, хлыстал взрослых и заставлял детей выполнять любые его приказы. Но скоро это всё перестало меня волновать. Мне не было важно то, что происходит. Через неделю мы подъехали к графству. Что? Меня кто-то зовёт? Что-то спрашивают? Со мной говорят?! Имя? Ах, да... У меня же совсем недавно было имя... Вот оно... Я спасена?..»
Да, быть может она и спасена... Так и было... Но графу было мало иметь лишь рабыню. Он решил, что если у Миллисент откроется стихия воздуха, то она станет его дочерью. Ведь в Эсте издавна ходила легенда про четырёх принцесс, что обладали всеми четырьмя стихиями. Во времена их правления Эста была разделена на четыре части, в каждой из которых жили стихийники одного типа. В эти времена Эста была величайшей страной мира. И граф хотел того же для своих дочерей. Он даже фамилию свою дал Миллисент и приказал развлекать его дочерей, когда той исполнилось пять лет. Ни одна из дочерей не признавала в Милли себе равную. Только Веронике было немного интересно с ней разговаривать, только ей было немного жаль Милли. Троица всегда просила её поиграть с ними в одну и туже игру – «Стихийный мячик». С помощью своей стихии нужно было клочок магии в виде мячика кидать друг другу. Но Милли не владела стихией, а потому этот мяч постоянно врезался в её лицо. Троица всё лучше и лучше овладевала своей магией, а Милли всё больше и больше понимала, что ничего не может сделать.

Милли уже исполнилось девять. И вот, однажды, когда они вновь играли в мяч, Милли захотела его отбить. Всё время пока они играли, Женевьева и Алисия постоянно насмехались над ней. Но вот настала очередь Милли отбивать мяч, и она его отбила... но не стихией, а руками.
– Что?! Нет! Нет-нет-нет-нет-нет! Ты не могла его отбить! – кричала, возмущаясь, Женевьева.
– Но... Но, госпожа... – хотела что-то сказать Милли.
– Нет!!! Это не правильно! Мяч можно отбивать только магией!
– Но, госпожа... Я не владею магией. У меня есть лишь руки, и я подумала-
– Нет! Как ты даже посмела подумать о чём-либо настолько противоречащем мне?! Ты, ничтожная раба?! Как ты смеешь?!
В этот момент мячик испарился, а руки Женевьевы загорелись ярким красным пламенем. Огонь полз по стенам, по полу, заполняя всё вокруг, но это было не дело рук Женевьевы, ведь пол вокруг неё всё ещё был цел. Девочки кричали, метались в панике. Ну, а Милли всё вспомнила о пожаре её дома, крикнула:
– Госпожа! Госпожа! Пожалуйста, выбирайтесь отсюда!
Но её никто не слушал. Балки со второго этажа падали, отчего потолок превращался в пыль. Милли понимала, что её жизнь в сравнении с жизнью господ ничто, но она не могла её потерять. Она выбралась из горящего дома и свалилась на жухлую летнюю траву, пытаясь отдышаться. Прямо перед её носом стоял граф со своей женой, а за ними все их слуги. Милли с трудом поднялась:
– Господин! Господин, пожалуйста! Госпожи ещё в здании! Они не выбрались! Господин...
– Нет. – строго сказал он, не отводя взора от горящего здания. – Если они, будущие королевы, не смогли выбраться из какого-то небольшого пожара, а ты, ничтожная слуга, выбралась, то они были не достойны своего звания.
– Господин... – в испуге лепетала Милли.
– Нет, больше не господин – отец. – твёрдо сказал тот.
– Что?... – обомлела та.
– «В пожаре 15 мая 1535 года в графстве Де-Роуз погибли две дочери графа – Женевьева и Алисия Де-Роуз Ван Герхард и их слуга – Вероника Эйя. В поджоге виновны несколько слуг, кто также погиб. Из наследников выжила лишь одна дочь графа Герхарда – Миллисент Де-Роуз Фан Ван Герхард...» Так будут говорить все газеты завтра утром, даже в ежегодных событиях напишут тоже... Лишь мы будем знать правду. Не так ли, дочерь?
– ?! – глаза Милли вновь потухли, она выровнялась и произнесла. – Да... Отец.

С тех пор она более не была слугой, теперь у неё были слуги. Ей выделили комнату на втором этаже недалеко с комнатой графа и графини, а также девять слуг, каждая из которых выполняла любые её требования. Теперь статус её обязывал ходить в высшую школу, посещать чаепития, званные ужины и балы; не лепетать, а твёрдо идти вперёд с высоко поднятой головой. Отец настаивал на том, чтобы она отправилась в «Академию 10 стихий», но юная графиня на отрез отказывалась. Тогда граф дал ей на выбор уйму школ, но она, на его удивление, выбрала самую «убогую». «Клевер», как её прозывали в народе, а на самом деле знаменитая «Двоякая школа святого меча и белого передника». Клевером её называют, потому что нужно иметь великую удачу, чтобы тебя там с кем-либо не перепутали. Имеет сея школа два отделения. На женском девушки обучаются искусству горничных и личных секретарей высшего уровня, а на мужском юноши становятся высококлассными рыцарями. Миллисент, разумеется, приняли на женское отделение, от чего её мать «рвала и метала». (Хотя на самом деле состоялся простой разговор:
– Тебе это так нужно?..
– Да, матушка.
– Мх... Ничего не поделать... Учись.)
Но девочке было там скучновато, а потому, пусть она и числилась на сём отделении, Миллисент притворялась парнем и ходила в мужское. Там её звали Миллер Приквел! Она умело переодевалась и изменяла голос, так что её никто не раскусил. Правда, по нелепой случайности, во время тренировки у неё развязались волосы и все как-то поняли, что она девушка. Но никто не был против, а потому все учителя отделения и одноклассники девочки хранили молчание. Она неплохо фехтовала, особенно для девушки, но мастерство всё ещё было далеко от совершенства.

Тогда Миллисент позвали в кабинет отца. Граф редко звал кого-либо в свой кабинет. Это была мрачноватая изумрудная комната со множеством полок и совещательных приборов алого цвета. Он сидел за длинным дубовым столом овальной формы, но ни его глаз, ни лица видно не было –лишь тёмный силуэт. Это так казалось из-за окна, что было во всю длину стены позади него. Перед столом стояли два небольших дивана и кофейный столик из дуба. И диваны и занавески были из красного бархата с парчовыми вставками. На одном из диванов, закинув ногу на ногу, сидела леди Эльвира.

– Входи, дочерь. – обратился, не поднимая головы, граф.
– Да, отец. – Милли послушно зашла, позволив за собой закрыть дверь. – Вы меня вызывали, отец? – спросила она, сложив руки на голубом сильно-драпированном платье.
– Верно... – сер Герхард приказал слуге задвинуть шторы и выйти, а затем медленно развернулся на кресле боком. – Миллисент, напомни, сколько уже тебе лет?
– Около 13, отец.
– Ясно... Ты помнишь, какой был уговор несколько лет назад?
– Да, отец. – Милли сильнее сжала край платья.
– В таком случае ты должна понимать, что я имею ввиду. У тебя есть два выхода: либо ты выйдешь замуж и станешь «марионеткой» в руках нового короля, либо поедешь в «Академию 10 стихий», поступишь, окончишь её и будешь дальше решать свою судьбу сама.

– Но отец! Я не желаю никуда уезжать и ни за кого выходить замуж!
– Замолкни! Мы тебя и так любим, хоть ты и не наша дочь! Мы даём тебе почти всё, что ты попросишь! А ты ходишь в эту ужасную школу! И что!? Ты будешь горничной или секретарём!? Да кому это нужно!? Ты – наследница трона Эсты. Если, проживая столько лет в нашем доме, ты не овладела ни одной из стихий, то хоть мужа себе там выберешь! Ты обязана поехать или выйти замуж, и это не обсуждается! – граф сел.
В комнате стояла тревожная тишина, лишь графиня тихо пила чай и смотрела на книги.
– Я... – подняла спокойное лицо Милли. – Я поеду в Академию. – в этот момент оба родителя уставились на неё.
– Хм. – довольно усмехнулся Герхард. – Я рад. В таком случае, вот что я тебе скажу...

Как оказалось, в академию можно поступить не только дворянам, но и обычным крестьянам, что, конечно, не практикуется. Всё же, увидеть графа, да ещё и наследника – редкость, а потому Миллисент придётся притворяться дворянкой среднего сословия. Маркиза можно встретить куда чаще, чем графа, а потому с этим проблем не возникнет. Вот только ради того, чтобы притворяться дочерью маркиза, нужно взять с собой не более двух слуг, а потому графу необходимо потрудиться, дабы выбрать самых надёжных.

Вообще от низших и до высших всё население Эриды можно записать как: безработные крестьяне и рабы => работающие крестьяне => слуги, гувернёры, няни, средние военные чины и тд. => бароны (низшие дворяне) и высшие военные чины => маркизы (средние дворяне) => герцоги (высшие дворяне) => графы (правящая семья иной страны, ответвления правящих семейств) => правящая семья => король и парламент. В именах приставка «Де-» означает графский род, «Гер-» – герцогов, «Иль-» – маркизов, а «Ба-» – баронов, дополнительное слово «Ван» – дворянский род. Если приставки нет, то это крестьяне или ниже, а также король и его семья, но с дополнительным словом «Вель».

И вот сейчас две слуги – Алексия и Женевьева, едут с миледи на поезде в далёкие дали, дабы пройти экзамен на (Чоунина! (простите, не сдержалась)) поступление в академию...