Часть IV. Эхо в эфире
На следующий день о городе говорили в новостях. Ведущая с ледяной улыбкой зачитывала текст:
— «В ночь с пятницы на субботу в городе N произошёл масштабный сбой энергосистемы. По предварительным данным, повреждена подстанция. Жители сообщают о сильном гуле, напоминающем звук органа или хора. Причины уточняются».
Ни слова о том, что связь с городом прервалась. Ни слова о том, что десятки семей звонили в полицию, крича, что их родные «запели и ушли в толпу».
Картинка на экране моргнула. На секунду показалось что-то чужое: лица детей, рты до ушей, пустые глаза. А потом снова ведущая — как будто ничего не произошло.
Трое студентов — Марк, Ира и Денис — сидели в общежитии соседнего города и смотрели этот выпуск.
— Бред какой-то, — сказал Марк, отодвигая ноутбук. — Сбой энергосистемы? А чего тогда связь обрубили?
Ира закурила. Её руки дрожали.
— Я читала в чатах, люди пишут другое. Там типа хор какой-то, будто все горожане сошли с ума и начали петь.
— Очередные байки, — буркнул Денис. — Помнишь, как год назад говорили, что на севере «чёрная плесень» всех убила? А потом оказалось, что просто химзавод.
Но Марк не был так спокоен. Внутри у него гудело. Он чувствовал, что эта история не похожа на слух.
— Знаете что? Давайте проверим.
— Ты что, дебил? — Ира выпустила дым. — Туда уже мчится армия. Если это правда, нас туда и близко не подпустят.
— Не в сам город, — сказал Марк. — На границу. Снимем, что там происходит. Если это всё байки — мы первые, кто разоблачит. Если нет… мы первые, кто покажет правду.
Он посмотрел на ноутбук. Экран снова моргнул. На долю секунды вместо интерфейса появилась надпись:
«Пой с нами»
Ира вскрикнула, отшвырнув ноутбук.
— Видели? Видели, блядь?!
Марк открыл крышку. Экран был пуст. Только их отражения.
И вдруг… их отражения начали открывать рты.
Ни один из них ещё не двинул губами. Но в зеркальной плоскости ноутбука три лица синхронно распахнули челюсти и запели.
Звук был тихий, но отчётливый. Три ноты.
И в животах у ребят что-то дрогнуло.
— Выключи! — закричала Ира.
Марк захлопнул ноутбук. Комната погрузилась в тишину.
Но тишина не спасала. Внутри черепа всё равно гудело.
На трассах вокруг города выставили блокпосты. Армейские грузовики, колючая проволока, прожектора. Журналистов не подпускали.
— Город оцеплен по санитарным соображениям, — повторяли военные. — Опасность заражения. Подробности позже.
Но заражение уже вышло за пределы.
Хор не нуждался в телах, чтобы распространяться. Достаточно было одного сигнала.
Сначала радио. На частоте, где обычно ловили поп-музыку, вдруг начинался фон: едва слышное многоголосие. Диджеи шутили: «Кто-то включил церковный хор». Но стоило прислушаться дольше минуты — и у слушателя из носа шла кровь.
Потом — телевидение. В рекламных блоках появлялись кадры: школьный зал, дети рядами, женщина без глаз. Всего пару секунд, но зрители начинали насвистывать странную мелодию, не понимая, откуда знают её.
А затем — интернет.
В соцсетях начали гулять видео: «Засняли город-призрак!». Люди включали ролики из любопытства. И слышали хор. Даже через динамики телефона музыка пробиралась в мозг.
Кто-то писал в комментариях: «Сначала смешно, а потом я сам подпею…»
Антон тоже пел.
Он сидел в классе школы № 17, среди десятков «детей», хотя был старше их. Его рот был разорван, голос слился в общий поток. Но где-то внутри он всё ещё помнил себя. Помнил камеру, Диму, Леру.
Он понимал: он не умер. Он стал частью инструмента. Его тело теперь было струной, его голос — нотой. И каждая нота в хоре была личностью, запертой в бесконечной песне.
Иногда он слышал рядом знакомые тембры. Дима. Лера. Их голоса звучали рядом, навсегда слитые в аккорд.
Преподавательница ходила вдоль рядов, как дирижёр. Её рваный рот дёргался, из него вырывались десятки голосов сразу. Она махала рукой — и хор усиливался.
И где-то далеко Антон чувствовал, как их песня уже звучит в чужих головах. Они расширялись. Они выходили за стены.
Ему было больно. Но часть его радовалась: теперь их услышат все.
Марк, Ира и Денис добрались до блокпоста ночью. Машина стояла в кустах, чтобы не привлекать внимания.
Из города тянулся свет — не обычный, а будто сама тьма светилась изнутри. Низкий гул был слышен даже здесь.
— Чувствуете? — спросил Марк.
Ира прижала руки к ушам.
— Оно везде. Даже здесь.
— Надо записать, — сказал Марк, доставая телефон.
Он навёл камеру на город. На экране появились огни улиц, но в них было что-то искажённое. Дома двигались, будто дышали. Фонари пульсировали, как сердце.
И вдруг телефон дрогнул в его руках. Камера сама переключилась на фронтальную.
На экране — их трое. Но лица были чужими. Рты раскрыты, глаза пустые.
И все они пели.
В ту же секунду у Иры пошла кровь из носа. Она завизжала, швырнула телефон в кусты.
— Хватит! Мы должны уехать! Прямо сейчас!
Но Денис смотрел на город заворожённо. Его губы дрогнули. Он шепнул:
— Как красиво…
И сам начал напевать. Тонкая нота. Чистая.
Ира ударила его по лицу.
— Заткнись! Не смей!
Но он продолжал, глядя на город. И с каждой секундой его лицо становилось пустым.
По новостям снова вышел выпуск.
— «Ситуация под контролем. В городе N ведётся эвакуация. Просим граждан не поддаваться панике».
Картинка снова моргнула. И несколько секунд эфир показывал пустую студию. Микрофоны сами издавали звук. Сотни микрофонов — и каждый пел.
Звук прорвался в миллионы домов.
Люди начали подпевать.
В квартирах, в машинах, в поездах. Музыка разливалась по стране.
На блокпосте военные стояли, сжимая автоматы. Но их лица были бледны. Один из них дрогнул, раскрыл рот и протянул ноту.
Другой присоединился.
Через минуту вся рота пела.
Марк и Ира смотрели, не веря глазам.
— Оно вышло… — прошептала Ира. — Оно больше не город. Оно теперь везде.
Марк хотел что-то ответить, но рот сам раскрылся.
И нота вырвалась наружу.