Песнь о Падении Небес

За несколько десятков лет до начала основных событий...

-Если ты сейчас не сделаешь этого, чертов дьявол, клянусь, я тебя придушу!

Женщина преклонного возраста замахнулась кулаком на странный комочек. Он кричал что- то неразборчивое, что еще больше злило горе-мамашу. В доме воняло гнилыми овощами и алкоголем. Стены так же гнили, в углах разрасталась плесень. Холодно и страшно. Прямо сказать, это здание уютным назвать было очень сложно. Было больше похоже на конуру пса, которого в семье явно не любят. Перед женщиной валялась какая-то грязная газета, на которой лежала разбросанная крупа. Комочек, который, как оказалось, был юношей лет семнадцати, шмыгал носом и жадно вдыхал воздух ртом. Сухие губы, покрытые корочкой, пытались что-то сказать.

Когда горе-мать замахнулась на ребенка, он свернулся в калачик на полу, крепко обнимая коленки. Мальчишка был ужасно грязным. Все открытые части тела были в многочисленных ссадинах и синяках. Пыльное, чумазое, сырое лицо явно было смуглым, много родинок. Глаза красные и опухшие от слез, под ними мешки. Зашуганное дитя вздрагивало снова и снова. На щеках остались светлые влажные дорожки. Губы искусаны, шея забинтована какими-то тряпками. Должно быть, мать таким образом "спасла" сына от смерти после собственных же избиений. 

-Неблагодарный!

На секунду, сердце юноши остановилось. В любой момент матушка могла прервать его , уже ставшее бессмысленным, существование. 

-Мама...-прохрипел он.-Неужели у нас так много еды, что ты решила наказать меня таким образом? -чумазый указал пальцем на кусок газеты с рассыпанной на ней крупой.

За подобные слова, сын мгновенно получил по губам от разъяренной матери.

-Амадей, не смей даже рот открывать! Ты не имеешь на это никакого права!

Женщина ударила неугодного первой попавшейся тряпкой, а после, начала тыкать его лицом в крупу.

В эти моменты, юный Амадей всегда чувствовал себя, словно на краю обрыва. Сердце сжалось, а к горлу подступил тяжелый комок. Почему он не мог уйти от матери? Ох, он не мог... В ином случае, от дома совсем ничего не останется. Хотя, такими темпами, если дитя будет получать по губам за каждое сказанное им неугодное слово и дальше, то и дом станет не столько местом спокойствия, сколько ужасающей тюрьмой.

В конце концов, Амадею пришлось встать голыми красными от ссадин коленками на крупу. Нехотя, он опустил голову и зажмурился от нарастающей боли. Минута, две, три.. Слёзы текли по лицу, от чего юноша шмыгнул так тихо, как только мог.

-Неприятно, да? Конечно! Грубить матери же приятнее! Приятнее же мне жизнь портить!-Женщина надавила на плечо Амадея, от чего тот закричал, закрывая рот руками. Крупа сильнее и сильнее вдавливалась в его ноги, оставляя множество вмятин на коже. Боль расходилась по всему телу, даже голова уже начала болеть.

-Я ухожу.-Кинул в ответ юный Амадей, кряхтя и поднимаясь с крупы.

-Да кому ты нужен? Тебе идти некуда!–Казалось, матушка злобно ухмыльнулась упрямости сына.

-Найду себе место.-Этот бессмысленный спор начал порядком надоедать Амадею. Он нахмурил брови и сложил руки за спину. В качестве выражения своего бесстрашия, щуплый юноша поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза матери.

Он ненавидел себя за то, что родился с точно такими же, цвета янтаря, глазами. Всякий раз смотреть в зеркало и видеть вместо себя лицо ненавистной матушки было невыносимо. Такие же растрепанные черные волосы и смуглая кожа. Весь в родинках и царапинах. Амадей, смотря в зеркало, готов был плакать, ведь он ненавидел мать. И себя ненавидел. Из реверсивных мыслей юношу вывел крик прямо над ухом:

-Тебе только на скрипке своей и играть! Взрослый парень, никак не остепенишься!-женщина покраснела от гнева и была похожа на спелый помидор. Такая реакция только лишь чуть подняла настрой её ребенку. Она стучала пальцами по стене, перебирая другой рукой спутанные, грязные пряди волос.

Следующие минуты как в тумане. Звуки осыпающейся с коленок крупы, грохот, крики и всхлипы. В глазах все плыло и горело, кричало и жгло. Очнулся Амадей уже за дверью собственного дома со скрипкой возле головы. Пульсация в ушах не позволяла потерять сознание, на что он так надеялся. Проще было уже погибнуть от рук собственной матери, чем терпеть её же издевательства.

В это время, возле полуразрушенной хижины проходил юноша такого же возраста. Светлые вьющиеся волосы и угрюмое лицо. У него были ярко-синие огромные впалые глаза, явно слишком красив для такого места. Мальчишка вздрогнул, встряхнул тощими ручонками от страха и отпрыгнул в сторону, когда дверь дома отперлась, а из нее куборем выкатился маленький грязный комочек.

-Моцарт*! Опять тебя мать выгнала?-ребёнок подбежал к Амадею, поднимая его за плечи.-Твои ноги...

-Считай, что сам ушел, Персик...-прохрипел Моцарт.

Друг начал потихоньку отряхивать Амадея и отделять уже почти вросшие остатки крупы от коленей. Лицо Моцарта искривилось от вновь нахлынувшей боли.

-Что..-От удивления Перси широко раскрыл и без того огромные глаза, даже челюсть отвисла. Он совсем не ожидал такого от своего друга.-Сам? Ты? Да брось, ты же маменькин-.. -Персик хотел было начать снова издеваться, как он обычно делает, но не стал. Решил, что сейчас не лучший момент для подобных шуток. Особенно учитывая, что однажды Моцарт чуть не убил его заточенной наждаком ложкой за такие выходки.

-Я ухожу.-Амадей отряхнул скрипку и смычок, потер большое место на копчике. Он проверил корпус и гриф на наличие царапин. Ожидая увидеть груду древесины вместо скрипки, Моцарт чуть приободрился, ведь инструмент был цел.-Устал.

-Нет, я понимаю, что устал, но куда тебе идти? Ты... ты же Моцарт!

Синие глаза сверкнули серебряным светом. Зрачки были настолько узкими, что радужки напоминали две огромные луны. Эти самые луны пронзительно резали душу Моцарта, заставляя отводить взгляд. Перси был единственным, кто мог бы так сильно пугать Амадея, не говоря вообще ничего.

-Она была права, когда сказала, что я ничего, кроме как играть на скрипке и не умею. Буду зарабатывать на жизнь, кочуя по разным местам... А ты, Перси, слишком во мне сомневаешься....

Перси взял Амадея под руку и пошел в сторону рощи, чтоб того не напрягал сам вид дома.

-Клевета! Дружочек, уж поверь, мир выходит за рамки нотных партитур и крупы на газете. Пора бы открыть глаза, раз ты попал в эту ситуацию. -Перси начал сердиться. Как Моцарт смеет сомневаться в его профессиональном взгляде?!

Спокойно. А с Персиком всегда было спокойно. Спокойно было вообще везде, если это "везде"-не дом. Птичье пение, журчание воды, чистейший воздух-все это было настолько живым на фоне того, что успели пережить Перси с Амадеем. Тот недосягаемый покой, что искал Моцарт или туманное счастье, что искал Персик-все это они находили в таких простых вещах. Даже нечто столь обыкновенное казалось им чем-то волшебным и чуждым. Словно иной мир, такой нежный и невинный.

-Персик...-Амадей положил свою хилую ручонку на плечо друга и сверкнул янтарными, будто светящимися глазами. Забавно, ведь у его матери они вовсе не светились.-Сегодня ночью я заберу свои вещи из дома. У меня еще остался тот теплый плащ. Люди любят мою музыку. Мы с тобой ведь так мечтали изменить мир...

Перси потянул Моцарта к себе, чтоб тот тоже сел.-Мы были детьми, Амадей.

-Не были. Мы еще не были детьми.-Шептал скрипач.- Ты и сам это прекрасно понимаешь. Мы не те, кто заслуживают детство. Мы явно его кому-то продали...

-Будь по-твоему. -Перси вдохнул аромат свободы. Чуть не задохнулся и, прокашлявшись, неловко улыбнулся.- И я иду с тобой.. А то ты тексты песен пишешь так, что у меня от этих слов уже уши в трубку заворачиваются и вянут. Раза три уже завять успели.

Начало-святая и самая устойчивая, но в это же время самая дребезжащая нота пьесы. Будь то лейтмотив злого зверя или, быть может, отважного героя-всё равно. Первая нота- первая слеза музыканта. А из слёз родится новая певчая птица.

...

Разговор пьянчуг субботним вечером в трактире(настоящее время):

-Вы слышали? Говорят, певчие снова начали бегать по деревням.... -Красиво одетый пожилой мужчина допивал очередную кружку пива, со звоном ставя ее на деревянный стол.

Он чувствовал нарастающее напряжение в воздухе. Напряжение, от которого в горле появляется комок.

-Да что ты.... Не по пьяне ли вообразил? Передохли ж все. -Спросил сидящий рядом.

-Все, да не все. Видать, остался кто-то. Во упыри.. -пыхтел старик. -Говорят, недавно видели одного. Торгаш-наркоман закулисный. Ходят слухи, что он до сих пор задницу этим гадам прикрывает! Еще одна, говорят, сама сбежала. Девчонка в лесу живет с мужиками! Дикари они! Перерезать бы всех!

Послышался глухой удар тряпкой. Позади стояла женщина с полотенцем в руках. Она была очень рассержена.

-Эко невидаль! Какая вам разница до бродячих бардов? Не получилось в прошлый раз своими песенками бунт поднять, и сейчас не получится! -дама повернулась к своему, должно быть, супругу. - А ты.... Ууух! Получишь у меня! Опять пьёшь! А ну, домой! -Замахнувшись, она снова ударила мужа по затылку полотенцем.

-Успокойся, юродивая!

После того, как супруги скрылись за углом, один из собеседников решил продолжить начатую тему:

-Ложь это все. Если бы одна из труппы не сбежала, то они, мало помалу, свергли нашего короля.

Он почувствовал заметный удар в плечо и услышал осуждающий шепот за спиной.

-Не неси чепуху, пёс плешивый.

-А что за певчие то?

-Неужели сплетен не слышал, дурак? Таких уже не одно поколение по свету бродит... Это кучка музыкантов, которые, говорят, гипнотизируют своими песнями крестьян на восстания против власти. Да там одни цыгане да колдуны! Им палец в рот не клади, дай попеть!-он потянулся в карман за парой серебряных, чтоб оплатить алкоголь, но не заметив искомых, начал оглядываться по сторонам.

-Хи-хи! -Силуэт в плаще хмыкнул, накидывая капюшон на голову.

Воришка тут же скрылся за углом, словно его и не было.

-Вот маленький дьявол! Чего ж их не ловят, что такое!

...

В это же время в поместье Гудманов...

Совсем скоро время ужина. Маленький мальчик, держа скрипку у подбородка, доигрывал очередную пьесу. Его корпус раскачивался из стороны в сторону в такт мелодии. Пальцы ловко скользили по грифу, летал смычок. Слышался стук каблука. Мать мальчика отстукивала ритм, чтоб ее дитя не сбилось. Но вдруг, во время кульминации, мелодия начала заметно меняться.

-Эдгар, опять импровизируешь и в облаках летаешь? Что мы говорили тебе? -Из соседней комнаты прозвучал негромкий голос отца. Он не сердился, но был недоволен.

Очнувшись наконец, юный Эдгар совсем растерялся и круглыми оленьими глазёнками начал озираться то на мать, то на отца.

-Матушка, право не хотел! Простите, отец!

-Ты совсем утомился, малыш... -Мама потрепала сына по его кудрявым чёрным волосам.

Сложив скрипку в черный глянцевый футляр, Эдгар заслышал вдали незнакомые, но словно родные голоса. Он подбежал к окну, выглядывая и прислушиваясь. Из-за низкого роста, Гудману* приходилось вставать на носочки.

Поистине волшебная картина предстала его глазам: звуки, словно мёд, лились из уст приятной на вид девушки лет двадцати. Её лицо было сложно разглядеть из-за огромной густой толпы, которая всё увеличивалась и увеличивалась. Все эти люди были одеты в странные мантии и шарфы, закрывающие половину лица. В это же время, когда милая леди пела что-то, играла невиданной красоты музыка. Деревянные дудки, импровизированные барабаны, свирели и...скрипка. Прекрасная скрипка. Музыкант в центре толпы владел инструментом действительно в совершенстве. Скрипач держал смычок крепко и уверенно. Игралась сложнейшая партия. Как такой молодой юноша мог так умело обращаться со скрипкой в свои то годы? Изящные пальцы быстро скользили по грифу.

Этого удивительного человека было видно издалека: зеленая рубашка с рукавами-фонарями, особенно чистая и выглаженная, очень выделялась на фоне остальных одежд. Неудивительно было видеть солиста в таком наряде. Скрипачу на вид было около семнадцати лет от роду. Когда одна из песен закончилась, именно он начал запевать вторую.

-Сизой голубкою улети в небо,

Глас соловьиный по земле пронесётся...

Свобода иль рабство? Быль или небыль?

Гимном моим эта песнь назовется...

Слова звучали нежно и очень приятно. Они обволакивали тёплой дымкой каждый дюйм тела. Неведомая сила манила Эдгара. Он слушал и слушал, и готов был слушать бесконечно. Чертов музыкальный гипноз. Юный наследник рода Гудманов продолжал стоять у окна, наслаждаясь каждым звуком.

-Матушка...-прошептал он, словно боясь спугнуть музыкантов.-Неужели бродячим музыкантам дозволено выступать в центре нашей столицы средь бела дня?.. К тому же, похоже, у них весьма странные мотивы с революционным подтекстом...-Эдгар повернулся в сторону, где находилась его мать.

-Нет, Эдгар. Им не дозволено. Они очень плохо поступают, пропагандируя свои взгляды.

Матушка сложила руки на груди, прямо показывая свое недовольство по отношению к членам труппы.

-Плохо...? Тебе лучше знать...

Эдгар развернулся всего на секунду. Он и не заметил, как звуки утихли, а за окном началось странное копошение. Из всех углов, словно маленькие тараканы, посыпалась стража. Непонятно было лишь то, от чего же людей такого высокого военного положения спустили на какую-то шайку певчих.

-Первая, живей! Собирай манатки!

Рыжие волосы снова сверкнули под капюшоном ярким пламенем и скрылись в толпе зевак. Эдгар проморгался от удивления и словно зацепился глазами за образы музыкантов. Исход понятен. Погоня. Цоканье военных сапогов, крики и суета.

-Прямо под окнами...-фыркнула озлобленная матушка, вставая за спину Гудмана младшего. -Уходи, Эдгар.

Но мальчик уже не слышал. Он увлеченно и обеспокоенно наблюдал за действиями, словно сам сейчас находился в эпицентре событий.

Выстрел. Еще выстрел. Приглушенный крик и копошение воинов.

-Генерал! Они пристрелили генерала!

-Откуда у бродяг оружие?!

______________________________________________________________________________

*Моцарт-кличка, которой Перси часто называет Амадея. В моей вселенной не существует Моцарта как такового. Это не более, чем отсылка на венского классика.

*Гудманы–богатая семья знатных помещиков, живущих в самом центре столицы. Самая древняя династия, впервые наладившая связь с богами и получившая обереги.