Глава 3
Колин, как всегда, не отличается пунктуальностью. Он опоздает на собственные похороны.
Я битые двадцать минут жду своего так называемого парня, который каждое утро по пути в школу забирает ещё и меня. Настоящий образец для подражания приезжать в школу вместе.
Как только квартал начинает сотрясать громкая музыка, нет необходимости поднимать голову и искать источник звука. Я знаю, из какой машины она разносится.
— Детка, — серо-голубые глаза парня играют с солнечными бликами. Он проводит пальцами по золотистым локонам, зачёсывая их назад, но попытка неудачная.
Серебристый кабриолет не внушает доверия каждый раз, когда за рулём Колин. И стоит занять кресло, а его губам коснуться щеки, раздаётся визг шин. Резина оставляет следы на асфальте, а мои волосы поднимаются вверх, испортив укладку, над которой мама порхала подобно ужаленной пчеле час.
Я стискиваю зубы и впиваюсь ногтями в кожаную обивку.
Большая скорость пугает. Я не из тех, кто пренебрегает здоровьем, рискуя уйти в мир иной или остаться обузой для родителей. Я не вынесу жизнь под одной крышей с ними. Это хуже, чем ад. Настоящая каторга. Лучше принять смерть. Парадокс в том, что в эти самые минуты на лице не отражается страх. Роль, в которую легко вжилась и применяю в повседневной жизни, стала привычным делом, как умыться или попить воды. Подростки — это пищевая цепочка. Сильные поедают слабых.
Никто из нас не торопится заговорить, это случается только когда прощаемся и расходимся в разные стороны: Колин к футбольной команде, я к подругам. Без поцелуя не обходится. Это вроде обряда.
Я вижу в толпе иссиня-чёрные волосы Мары. Они никогда не остаются незамеченными. Идеально прямые, густые, длиной достигают поясницы, настоящая редкость. И девушка гордится ими, запрещая прикасаться, как к пыльце на крыльях бабочки.
Она оборачивается, когда подхожу ближе.
— Отлично выглядишь, — растягивает Мара. Тёмно-карие глаза скользят по чёрному платью, на губах появляется одобрительная улыбка.
Каждый день я ненароком задумываюсь, а нравится ли им быть фальшивками или вечером они так же, как я, ложатся в кровать и хотят стать кем-то другим, кем-то значимым. Кем-то, а не фарфоровой куклой.
К нам подключается Аманда. Она оставляет едва уловимые поцелуи на щеках, я же присматриваюсь к костюму на Оливии. Красный. Она всегда выбирает броское, смелое, облегающее. Походы по торговому центру мы совершаем рука об руку, потому что в одиночестве туда не рвусь, но сегодняшний вижу впервые.
— Откуда он? — тихо спрашиваю я, обращаясь к подруге.
Она коротко и виновато улыбается.
— Хотела проветрить голову.
— Ходила по магазинам?
— Да.
Меня это впечатляет.
Во-первых, Оливии жизненно необходим собеседник.
Во-вторых, она любит комплименты, а именно собеседник их отвесит.
В-третьих, одиночество и затворничество не про неё, она предпочитает компании. Шумные компании.
Отбрасываю все мысли прочь и прислушиваюсь к Маре и Аманде, которые всерьёз увлеклись каштановыми волосами Аманды, перебрасывая их то на одно плечо, то на другое. Бессмысленное занятие, но держу рот на замке.
Мы перемещаемся в класс, занимая привычные места. Большая удача или разочарование, что делим несколько предметов. На мой взгляд, второй вариант. Я не всегда могу сосредоточиться на ходе занятия, когда под ухом кто-то болтает, с энтузиазмом призывая поддержать диалог. Оливия отвлекает в редких случаях, зная кропотливое отношение к учёбе. Я стараюсь поддерживать балл на высшем уровне, чтобы получить заветную стипендию и ни быть обязанной семье. Если есть возможность справиться самостоятельно, если есть хотя бы один маленький шанс обрести свободу, — непременно воспользуюсь.
Миссис Хилл появляется в классе и, не успев разместить сумку на рабочем столе, обращается к присутствующим:
— Как насчёт небольшого эссе?
Гул недовольных голосов разносится в стенах помещения, я же ненароком улыбаюсь, поймав взгляд женщины. Мы имеем общий секрет: наши отношения выходят за рамки учительницы и ученика. У нас много общих тем, схожих интересов, она источник и кладезей для такой любительницы литературы, как я. Она так легко преподносит материал, что по неволе влюбляешься в предмет.
Женщина посмеивается над тягой к знаниям.
— В любом случае, у вас нет выбора. Приступим к работе.
Стоит склониться над листом, где хочу выплеснуть каждую мысль, ощущение и эмоцию, мерзкий писк сокрушает здание, а следом звучит голос директора. Он озвучивает фамилию и имя, из-за чего десяток пар глаз обращается ко мне. Чувствую себя не в своей тарелке, несмотря на постоянное внимание. Директорский кабинет не сулит ничего хорошего.
— Вот же везучая, — шепчет Мара.
Сгребаю вещи и с досадой выскальзываю из кабинета.
Без сомнений, я не провинилась. Я — лучшая ученица. Но мистер Тернер вызывает так редко, что страшишься самого факта. Миную серые шкафчики учеников, сохраняющие внутри чужие тайны, хлам. Мой таит настоящую меня: аккуратную, ответственную и тихую. Ту, кого знает Оливия. Единственный в мире человек, знающий меня настоящую. Единственный, кому доверяю.
В приёмной вежливой улыбкой встречает секретарь, поспешив сообщить директору, и он тут же приглашает войти.
Я переступаю порог, и дверь закрывается, подталкивая вперёд. Вздрагиваю от холодного прикосновения, а через мгновение желудок, как и сердце, желают провалиться в пятки.
— Бетти, — коротко улыбнувшись, приветствует мужчина. — Присаживайся, пожалуйста.
Но я остаюсь в пороге, не в силах пошевелиться и отвести взгляд от знакомого лица.
Яркие зелёные глаза устремлены в мою сторону. Он ничуть не изменился. И, на самом деле, так глупо думать об этом, ведь мы не видимся часто. Мы вообще не видимся. Мы не знакомы.
Чернила на его руках вновь увлекают. Я несколько секунд рассматриваю рисунки, после чего поднимаю взгляд. Волосы в том же небрежно взъерошенном состоянии, уголки губ слегка приподняты, хотя, почему-то ощущаю фальшь. Он не мил. Он хочет казаться милым перед директором, и я его не виню. Я лишь пытаюсь понять, для чего сейчас стою тут. Для чего позвали меня.
Сжимаю ремешок сумки до жжения на внутренней стороне ладони и стараюсь улыбнуться естественно.
Мистер Тернер делает отмашку рукой, приглашая занять кресло напротив него и по соседству с незнакомцем, из-за присутствия которого на затылке выступает испарина. Меня буквально бросает в жар, и ставлю на кон собственную голову, состояние румянцем отражается на щеках.
— Бетти, хочу представить тебя нашему новому ученику, — продолжает мужчина, когда присаживаюсь на край.
Отрывисто киваю, не взглянув в сторону парня. Я знаю, для чего была приглашена и охотно сбегу.
— Ник, рад представить Бетти, гордость нашей школы.
Зелёные глаза образуют щелки. Он смело изучает меня, чего не делаю в ответ. Под пристальным взглядом ёрзаю в кресле.
Играй, Бетти, — напоминаю себе и расправляю плечи.
— П-привет, — и я совершаю ошибку уже на первом слове.
Да что с тобой?
Чёрт возьми, это всего лишь парень. По всей видимости, очень заносчивый, наглый, хамоватый парень. Таких полно. Я ежедневно сталкиваюсь с подобными. Ими кишит футбольная команда, по которой пускает слюни вся женская аудитория школы. Оливия, Мара и Аманда не являются исключениями.
Он складывает руки под грудью, отчего натягивается футболка на мышцах. Ему доставляет удовольствие моя неловкость и волнение. Разве это новость?
— Гордость школы? — он равнодушно и с подковыркой обращается к мистеру Тернеру, чем задевает. — Что-то не похоже.
Ощущаю неприятный укол в области сердца, но нахожу в себе силы ответить. Он цепляет, и у него отлично получается.
Лучшая защита — нападение.
Я вскидываю подбородок и встречаю надменный взгляд, прочистив горло.
— Тебе знакомо такое понятие, как вежливость или тактичность?
Парень щёлкает языком.
— Какое высокомерие.
Скрежет моих зубов, должно быть, слышно на Аляске. Я в бешенстве. Но хуже того: его грубость причиняет боль. Нежеланную боль. И как писала Остин: «Я бы простила ему его гордость, не задень он мою». Ник задевает. Он выворачивает наизнанку.
— Если я правильно понимаю, мистер Тернер, — натянуто произношу я. — Я должна стать чем-то вроде гида?
— Покажи Нику школу и помоги освоиться, — просто отвечает мужчина, игнорируя напряжение, повисшее в воздухе. — Стань наставником на какое-то время.
— Меня может кто-то заменить?
— Мне хотелось бы проучить это задание именно тебе, Бетти. У сверстников ты в почёте, пользуешься уважением и любовью.
— Да, конечно.
Я поднимаюсь на ноги и сглатываю ком. Вслед за мной поднимается Ник.
— Спасибо, Бетти, — улыбка директора вроде одобрения удалиться.
— Рада помочь.
Я вылетаю из кабинета подобно ужаленной. Каждый волос на теле встал дыбом. Сердце бьётся в сумасшедшем ритме. Я намного хуже, чем в бешенстве. Я в полнейшем ужасе и раздрае. Меня разрывает на части от количества испытываемых эмоций.
Никогда. Ни за что. Мы не подружимся. И я не помогу. Не потерплю грубость.
Я резко поворачиваюсь и нахожу парня не спеша вышагивающим по коридору. Он идёт в мою сторону или за мной, не так уж и важно.
Между нами пропасть, а на деле небольшое расстояние.
— Разберёшься сам.
Он пренебрежительно закатывает глаза, словно ничего другого не ожидал, а я вновь отворачиваюсь и устремляюсь прочь.
— За версту чувствуется неудовлетворённость.
Меня орошает так, словно на голову вылили ведро с ледяной водой.
Я застываю на месте.
— Что ты сказал?
— У тебя и со слухом так себе.
В уголках глаз скапливаются жгучие слёзы, но запрещаю себе отвечать. Проглатываю горечь, борюсь с растущей болью в груди и наполняю коридор стуком, который издают каблуки. Красивый фантик не всегда прячет вкусную начинку. Чёрствость — обыденное дополнение к той внешности, что имеет Ник.