Глава 1. Подарок (Часть II)
От резкого движения головой ослепляет яркая вспышка, как после сильного удара битой по каске, но звенящей боли нет. Кто-то врубил торшер или что-то такое? Режущий глаза блик медленно обретает форму, помогаю ему, смаргивая. Чётко напротив в ореоле острых белых лучей одиноко выделяется на фоне чёрной обивки дивана... Кто выделяется? Сначала не понимаю, и первые секунды теряюсь, куда конкретно смотреть, чтобы с точностью определить. Меня всё ещё слепит. Что я там ляпнул про мистику? Девушка, необычайно красивая девушка в коктейльном атласном платье. Внутри всё скукоживает от внезапной светобоязни. Я вдавливаюсь в спинку и, чуть привыкнув к выкрученной яркости на полную мощность, перестаю щуриться. Ловлю её короткий взгляд не на мне: он успевает взметнуться куда-то в мою сторону и обратно упасть в экран смартфона, зажатый в её перламутровых пальчиках. Этого достаточно, чтобы заметить живые мечтательные огоньки в больших глазах. И хоть этот недолгий ласковый проблеск из-под густых ресниц принадлежит кому-то в бездушном смартфоне, на моём языке возникает сладковатый привкус победы. Мне хочется большего, хочется, чтобы капля наслаждения обратилась в реку. Я, наверное, брежу, или свет от неё и правда струится мягкой дымкой, будто поглаживая. Я теряюсь от таких ощущений, а упругий диван выталкивает меня обратно навстречу к источнику. Неосознанно хлебаю из стакана и боязливо дотрагиваюсь взглядом до её мерцающих каштановых волос. Цвет глубокий, и едва-едва отдаёт в синеву, напоминая о тех маленьких семейных путешествиях на «Серените». Гладь прохладной Атлантики мерно качается вместе с золотистым кругом-брешью в плотной вате хмурых облаков. Я снова там, я снова вижу это океанское великолепие. Кажется, если добавить щепотку решимости в мой взгляд, то девушка испарится, как долгожданный мираж, и отправит скитальца меня в пасть зыбучих песков размышлений; почему-то желание опять там пропасть стремительно ослабевает. Я хочу дальше удивляться этому поистине райскому созданию.
Воздушные локоны спускаются ниже плеч по её жемчужной коже, а непослушные волоски украшают прямой лоб и сливаются по тону с идеально ровными бровями. Щеки похожи на спелые персики, их целует лёгкий румянец. Она сияет изнутри, а я призрак, моё бренное тело заметно легчает, будто слышу, как оковы на шее, руках и ногах разбиваются. Бери её и беги из этой пещеры! Интересно, этой малышке шестнадцать хотя бы есть?
Последний раз я испытывал что-то отдалённо похожее после просмотра «Грязных танцев»^ моим тринадцатым летом. В малой степени, но всё же можно назвать его предательским для любого мальчишки. Я неотрывно следил за зарождающейся страстью Фрэнсис и Джонни, кажется, даже не разгибался, уставившись в телик. Впервые меня так захватили чужие отношения, чужие судьбы. Каждый из этой парочки вызывал раздражение до трясучки и одновременно влюблял в себя.
^ – Романтическая драма (1987) о летнем романе девушки из богатой семьи и танцора из рабочей среды, с культовыми танцевальными сценами.
Я был дома один, от этого странного уединения и скачков вот-вот разыгравшихся гормонов сосало под ложечкой, выкручивало желудок так, что все конечности немели. А всё ради блаженства на финальном танце героев. Я уже перестал смущаться строчек подобных «Ты то единственное, чем я не могу насытиться». Подпевал искренне всем мальчишеским нутром: «Нет, я никогда не был так счастлив. Да, я клянусь, это чистая правда, и этим всем я обязан тебе!»^. Потому что это реально был «лучший момент в моей жизни». Я ощущал ту лёгкость на поддержках Фрэнсис, мужскую силу и ловкость Джонни и незнакомую ранее смесь из подлинного страха и благоговейного трепета. Тело била дрожь эйфории, и всё бы прошло потрясающе, если бы не Шерон. Сестра вернулась раньше, чем планировала и застала меня лежащим звездой на диване перед теликом. Она ненамеренно, но нагло вторглась в «мой залив из топленого молока». Именно так я позже обозвал в голове испытанное удовольствие.
^ – Авторский перевод строк песни Bill Medley, Jennifer Warnes — The Time of My Life.
— Итан, Ита-ан, — звала Шерон, давясь смехом.
Я с перепугу открыл глаза и уставился на сестру, прижимающую кулак ко рту.
— Что? — прохрипел я.
— Твои. — Шерон небрежно вытянула вперёд одну руку. — Твои шорты...
Сестру разобрал хохот. Я же, ошпаренный её замечанием, подорвался с места и начал разглядывать шорты. Там темнело небольшое пятно, а под ним что-то липло к паху. Я раньше не отличался гиперчувствительностью. Эти неожиданные перемены и смех сестры пугали. Захотелось выпрыгнуть в открытое окно от срамоты и нестись со сквозняком куда-то к реке Вандо, но я лишь прикрыл место конфуза ладонями и побежал к двери. К лицу, ушам и шеи прилил багряный стыд. Благо сестра поймала меня на выходе и усадила на место в импровизированном кинозале. Она, успокоившись, объяснила, что это вполне нормально в моем возрасте и взяла слово, что обсужу произошедшее с отцом. Я всегда был послушным, поэтому так и сделал, тем более это чуть ли не он надоумил меня на просмотр фильма.
Сейчас же я испытываю скорее не стыд, неприлично долго любуясь самым прелестным созданием на вечеринке, а ту самую смесь. Во мне пробуждаются вся благодать этого мира и, в противовес ей низменное влечение. Я подсознательно стремлюсь уравнять нас, спустить ангела с небес до своего уровня или самому приблизиться ко вратам рая. В моём случае хотя бы на лестнице Якова потоптаться, но я далёк от жизни праведника, поэтому зачем-то мучительно ищу недостатки в девушке и сходу их не нахожу. А глубже копать и не хочется, хочется просто дальше быть частью этого безмолвного свидания, о котором мой ангел не подозревает...
Есть в нас что-то схожее: ей тоже отчасти неуютно. Она — чужая на этой тусовке, здесь ей не место, а я слишком свой, настолько, что тянет блевать. Чистое создание выдаёт себя: непрестанно возвращая бретельку платья ближе к ключице, слегка подаёт хрупкие плечики вперёд и пугливо вспоминает про осанку настоящей леди, лишь тогда, когда изредка отрываясь от экрана, кого-то бегло ищет в толпе. Она явно стесняется своей наготы и предательской откровенности определенно нового платья, а зря. Длинную шейку прячут её волосы и кончиками касаются проступающих бугорков ключиц. Кожа сияет так, будто её покрыли тонким слоем пыльцы, и манит на ощупь убедиться в её нежности.
Я спешно закидываю одну ногу на другую, думая, что сейчас стихнет музыка, включится свет, и все, и милое создание в том числе, заметят, насколько мне нравится это сияние. И нет, это не будут тупые смешки моей сестры, а осуждение, настоящее осуждение, потому что разукрашенное чудовище, такое, как я, просто не достойно этой невинной чистоты. Пальцы правой руки непроизвольно цепляют край толстовки и тянут вниз, чтобы поскорее спрятать татуировку на тыльной стороне ладони. Возникает острое желание помыться, а лучше содрать грязную кожу. Сидеть нога на ногу становится больно, но я дышу и изо всех сил стараюсь не выдать плотское вожделение, заглядывая в чужие умотанные рожи вокруг. После очередного глотка отпускает, но не надолго. Только стакан — преграда для моих жадных до света ангела глаз — исчезает, и взгляд замирает на самой большой складке драпированной ткани её платья. Она прикрывает уже вполне сформировавшуюся грудь, навскидку между вторым и третьим размером. Та вздымается с каждым вдохом. Ангел впечатляюще дышит. Ослепленный её безупречным ореолом я сам не понимаю, как упустил эти выдающиеся детали. Похотливые мысли крадутся, разгораясь, но я снова тянусь к стакану, чтобы потушить их, ошибочно их множа. Душно. Спина покрывается потом от жара, а щёки и лоб покалывает. Я стараюсь успокоить себя тем, что не один пялюсь на неё, верю в то, что хотя бы часть из этих невольных наблюдателей видят её целиком, видят неповторимый свет и также не решаются обратить внимание на себя.
Опьянение начинает глушить мою неуверенность и поднимает самооценку, но я сопротивляюсь, когда через силу возвращаю свой взгляд к её милейшему носику и довольно симметричным, хорошо очерченным пухлым губам, коря себя за то, что гадаю, какие они на вкус. Она похожа на принцессу. Нет, не на королеву, а именно на принцессу. В её кокетливо-неловких движениях пробиваются ростки женственной грации, только до конца распуститься им не даёт это дурацкое платье. Оно сковывает изящество. Хочешь его снять, придурок? А если ей нет шестнадцати, чёртов извращенец? Еле различимо слышу, как что-то лопается в груди. Наверное, кола, а может и нет.
Так юна и, посмею предположить, неопытна. Она похожа на бокал дорогого шампанского, и опьяняет сильнее, чем виски с колой в моём стакане. Пахнет, наверное, так же приятно. Да твою же мать! Может, парень Принцессы или кого она так преданно ожидает наконец найдётся, иначе я сорвусь... И позову его сам! Вот мы уже вдвоём ждём того мудака, для которого на самом деле предназначен этот тусклый блеск песочного атласа на ней. Алкоголь путает мои мысли и провоцирует короткие вспышки агрессии. Я перестаю понимать, чего хочу больше: немедленного появления урода или продолжения мучений. Кто я такой, чтобы судить этого парня? Ни отец, ни брат, даже ни друг!
Помощь приходит сверху. Буквально сверху. Какая-то блондинка, как будто случайно, промахивается мимо свободного места и падает на мои колени. Я учтиво улыбаюсь и осторожно усаживаю рядом. Она заливисто смеётся. Знала бы она, как я сейчас одновременно готов расплыться в бесконечной благодарности к ней и пылаю злостью. Ноги сами развязывают узел, и боль чуть стихает.
— Приветик, меня Глория зовут, — представляется спасительница. — А ты, наверное, тот самый новый гитарист группы Venture? — Слухи идут впереди меня, но я ещё ни одной ноты не сыграл в их составе. — Райли говорил, что ты красавчик, и он не соврал. — Понятно, кто породил эти слухи.
— Итан, — на автомате я предъявляю своё имя и делаю комплимент в ответ: — Как это Райли мог не упоминать о такой красотке, как ты? Скотт опять не хочет делиться...
Она обычная. Нет, она серая по сравнению с ослепительной Принцессой. Черты лица размыты бурной вечеринкой, то ли спиртное сглаживает все углы моего восприятия, то ли и правда у неё проблема с макияжем. Незачем разбираться. Главное, что блондинка активно трещит, польщённая единственной фразой, и мне хватает одних кивков, да протяжных «ага», чтобы она играла роль некого прикрытия. Ведь весь мой фокус сосредоточен на выглядывающих из-под короткого платья ножках Принцессы. Ткань осторожно скользит по её мерцающей коже при редких движениях, и я вместе с ней, нежась в исступлении. Из груди что-то крошится к низу живота, в джинсах становится теснее, чем раньше. Я уже забываю про односложные реакции на шепот девушки слева, а откровенно пялюсь на юного ангела впереди. Её свет меня притягивает с почти непреодолимой силой. Тело отзывается на стремление души приблизиться к этой чистейшей красоте... И в самый удачный момент отпускает, когда собеседница наконец привлекает к себе внимание:
— Итан, так что насчёт рождественской шалости?
Эта вуаль слова «секс» звучит мерзко, но виду не подаю. Я делаю вздох и обжигаю потоком пересохшее горло. Да что за? Рука докучливой незнакомки уже поглаживает моё бедро и так настырно приближается к ширинке, где жжёт не то от вожделения, не то от дискомфорта. Я медленно ползу взглядом к её лицу, приходя в себя, но по-прежнему молчу. Она смотрит так, как ребёнок на Санту в ожидании подарка. В широко раскрытых глазах читается всё тот же вопрос, а губы беспокойно ходят. И я даю то, чего она просит: мастерски имитирую соблазнительную улыбку, вложив в неё всё то желание, что пробудил свет Принцессы.
— Ну так что, идём наверх! — Перекидываю руку через её голову, ещё больше убеждая в кристальности своих намерений. Не будь я джентельменом, то тут же пересел бы к источнику свечения и занялся ей. Никакая долбанная переписка не встала бы между нами. Но я уже вступил в игру, некрасиво отступать.
Девушка кивает и тянет за руку. Я не сопротивляюсь: выползаю из плена дивана, но снова влипаю. Моя тень застывает в паре дюймов от её аккуратной белоснежной коленки. Нет вопроса, что с ней не так, с ней всё лучше, чем какое-то «так», а вот со мной... Ноги, как не мои, два продолговатых мешка, набитых хлопком. Я залпом глотаю виски, наклоняюсь к журнальному столику, чтобы поставить пустой стаканчик, и медлю, рассчитывая поймать на себе хотя бы короткий взгляд девственного создания. Что она подумает обо мне, если я... Боже, она улыбается, но не мне, а Джасперу Коулману, предмету восхищения Райли. На фоне Принцессы и их общей кудрявой подружки, стоящей позади Джаспера, он выглядит мертвецки белым. Голова — продолговатое перепелиное яйцо только с коричневыми пятнами в виде веснушек, а сверху на него накинут рыжий парик. Имя и фамилия этого бледнолицего парня слишком часто звучит из уст моего друга, настолько, что я впадаю в сомнения по поводу ориентации Скотта. Он зовёт Джаспера непризнанным гением, а я не в состоянии ни согласиться, ни опровергнуть этот факт. Вижу одно, у него есть прямой доступ к источнику света, чрезвычайно долго греется в объятиях Принцессы, и во мне ненавязчиво формируется зародыш неприязни. Джаспер поглотил сознание моего друга, а теперь и... Да какое мне дело? Пока я зависаю над журнальным столиком, Джаспер протирает спаренный воздух длинной гривой, отстраняясь от Принцессы. Кудрявая морщит нос и ворчит:
— Джас, ты попал мне в глаз!
Принцесса сглаживает её недовольство объятиями в знак приветствия, и в этот момент мне опять хочется здесь задержаться. Мечтаю об обнимашках, но смиренно отступаю и бреду за... Имя вылетает из головы.